Относительно его позиции данные расходятся. Спустя годы он утверждал, что предостерегал генерала от попытки государственного переворота. Однако в письме Милюкову посол Временного правительства в Париже В. А. Маклаков отрицал это и напоминал адресату о доминировавшем тогда у кадетов раздражении Керенским и о надеждах, возлагавшихся ими на Корнилова. Маклаков утверждал, что московские кадеты, выражая восторг Корнилову и обещая ему поддержку, стали виновниками его действий в следующие недели^{692}. Правда, обмен мнениями между двумя видными кадетами имел место намного позже описываемых событий. Однако тогда у Корнилова, несомненно, сложилось впечатление, что кадеты на его стороне.

Восторженно встреченный участниками совещания, Корнилов в краткой речи заявил, что той русской армии, какая была раньше, больше не существует, а для обеспечения защиты страны от агрессивного врага нужно немедленно принять меры, с которыми он уже ознакомил правительство и которые, надеется, будут приняты незамедлительно, в первую очередь — введение на фронте смертной казни, поддержание престижа офицеров, беспощадная борьба с анархией, удовлетворительное продовольственное снабжение фронтовых частей. «Времени терять нельзя. Нельзя терять ни одной минуты. Нужна решимость и твердое неуклонное проведение намеченных мер», — закончил генерал^{693}. После выступления Корнилов отправился в Ставку в Могилев. Речь главнокомандующего была воспринята участниками совещания почти единодушно как требование передать ему полноту власти для наведения порядка в армии и стране.

Милюков в числе других кадетских деятелей также склонялся к необходимости установления военной диктатуры на некоторое, по возможности непродолжительное время. В выступлении на Государственном совещании 14 августа он высказал поддержку требований Корнилова^{694}, хотя и сформулированных в настолько общей форме, что приходилось доверять скорее эмоциям, нежели конкретным фактам.

Тем не менее 20 августа большинство членов ЦК Партии народной свободы на своем совещании высказались за установление военной диктатуры. «Жизнь, — говорил Павел Николаевич, — толкает общество и население к мысли о неизбежности хирургической операции. Процесс этот совершится без нас, но мы по отношению к нему не в нейтральном положении: мы признаём его и сочувствуем ему в известной мере». Милюков решил поддержать Корнилова, видимо, стараясь реабилитироваться за прошлые ошибки и догматическое следование либерально-демократическим установкам. В подготовленной им резолюции совещания указывалось, что кадеты как демократическая партия выступают против любых насильственных действий армии внутри страны, но в то же время непоследовательная политика правительства Керенского оправдывает стремление генерала-патриота навести в России твердый демократический порядок^{695}.

Относясь к премьеру Керенскому с неприязнью, недоверием и в какой-то степени презрением, явно недооценивая его бойцовские качества, Милюков полагал, что передача власти Корнилову пройдет спокойно и бескровно и будет предпосылкой недолгого существования военной диктатуры. 28 августа он убеждал Керенского, что «мятеж большевиков грозил воцарением полной анархии, тогда как планы Корнилова имеют целью спасти Россию от окончательного распада». Опытный политик, трезво оценив возможность взятия власти большевиками, просчитался в оценке степени дальновидности и вообще намерений Керенского. Удивительно, что, относясь к премьеру самым негативным образом, Милюков не исключал возможности его добровольного ухода.

Керенский же не только отказался уйти в отставку, но и объявил мятежником Корнилова, приказавшего направить корпус генерала Крымова, находившийся на железнодорожной станции Дно, на Петроград. Совместно с генералом Алексеевым Милюков впервые в жизни попытался сыграть роль посредника. Сначала они 27 августа, встретившись с Керенским, пытались убедить его договориться с Корниловым. Павел Николаевич даже выразил готовность отправиться в Ставку с примирительной миссией, но Керенский отказался воспользоваться его услугами. Тогда Милюков выступил с новой идеей — передачи полноты власти генералу Алексееву, которого он уговорил согласиться принять полномочия министра-председателя^{696}. Вся эта закулисная деятельность стала, однако, известна Петроградскому совету, в котором настроения всё более склонялись в пользу большевиков. Именно в эти дни Лениным, находившимся в подполье, было выдвинуто требование поддержать Керенского (позже он цинично, но образно резюмировал, что большевики в то время поддерживали Керенского, как веревка поддерживает повешенного^{697}).

Более того, 29 августа, в самый разгар событий, когда судьбу власти решали не дни, а часы, Милюков написал для газеты «Речь» передовую статью, в которой полностью становился на сторону Корнилова, приветствовал его предполагаемую победу и требовал, чтобы правительство немедленно достигло согласия с ним: «Ген. Корнилов не реакционер, его цели не имеют ничего общего с целями контрреволюции, ген. Корнилов ищет путей довести Россию до победы над врагом и не предрешает народной воли в будущем устройстве Учредительного собрания. Нам тем легче присоединиться к этой формулировке национальной идеи, что мы говорили в тех же самых выражениях задолго до генерала Корнилова. Да, мы не боимся сказать, что Корнилов преследовал те же цели, какие мы считали необходимыми для спасения родины». Статья была опубликована на следующий день, когда с Корниловским мятежом было фактически покончено: корпус Крымова был остановлен верными правительству войсками в районе станции Луга, сам Крымов после объяснения с Керенским покончил с собой, а Корнилов и еще несколько генералов по решению правительства были арестованы. Поражение корниловского выступления было одновременно очередным поражением Милюкова.

Восторжествовавший на краткое время премьер пригласил к себе кадетских лидеров, считавшихся близкими к Милюкову, — М. М. Винавера и В. Д. Набокова. После обсуждения, носившего, по словам Керенского, «откровенный характер», было высказано общее мнение, что Милюкову следует на время устраниться от руководства партией и редактирования «Речи» и уехать за границу или на юг. Фактически поставленный под угрозу ареста за участие в заговоре, Павел Николаевич тотчас выехал в Крым^{698}.

Это оказалось тем более своевременно, что о посреднической миссии Милюкова стало известно в Петросовете. Сам Милюков в книге о революции 1917 года цитировал выступление в Совете 31 августа независимого социалиста А. А. Богданова: «Когда Временное правительство заколебалось и не было ясно, чем кончится корниловская авантюра, появились посредники вроде Милюкова и ген. Алексеева, которые могли испортить всё дело. Но выступил политический отдел (комитета борьбы, только что организованный) и со всей энергией воспрепятствовал какому бы то ни было соглашению правительства с Корниловым. Мы заявили, что не может быть никаких колебаний, что перед властью один путь — беспощадной борьбы с Корниловым. Под нашим влиянием правительство прекратило всё и отказалось от всяких предложений Корнилова»^{699}.

Поддержка Милюковым выступления Корнилова, расцениваемого левыми силами как попытка контрреволюционного мятежа и установления в России генеральской диктатуры, еще углубила кризис кадетской партии. На митингах и в печати большевики называли кадетов контрреволюционными монархистами. Само название их партии на длительное время превратилось в глазах масс в политическое ругательство.