— Тамарочка, нам с вами даже поговорить не удалось, — пропела Маргарита Андреевна, когда мы подошли попрощаться. — Давайте вы с Темой к нам домой придете. На неделе. Хорошо?
Я посмотрела на Артема. Тот неопределенно дернул плечом:
— Созвонимся. Спасибо. Все было замечательно. С днем рождения, пап.
В такси он откинулся на спинку, положил руку мне на плечи.
— Сумасшедший дом… Ты как?
— Кажется, жива. А мы куда?
— Ко мне.
Вообще-то мне больше нравилось, когда мы ночевали у меня, но возражать не стала. Лишь бы поскорее остаться вдвоем и стряхнуть это липкое ощущение неловкости, которое не отпускало весь вечер. За исключением разговора во время танца, я не перекинулась с родителями Артема и парой слов, но почему-то не сомневалась, что им не понравилась. Причем еще до того, как прозвучало страшное слово «венеролог». От Артема тоже било током. И снять напряжение можно было только одним способом.
И снова это был особый секс. До сих пор незнакомый. С раздражением, почти злостью — но не друг на друга, а с общей, направленной изнутри вовне. И она, эта общая злость, связывала нас так, словно мы вдвоем — против всего мира. И лестница на второй этаж, как выяснилось, при грамотном использовании может быть вполне подходящим местом для этого занятия. И даже туфли на шпильке нисколько не мешают.
72
— Послушай, мы не обязаны к ним идти. Теперь ты понимаешь, почему я хотел познакомить вас попозже?
— А ты хотел?
— Том, не лови на слове. Не хотел. Надеюсь, ясно, почему.
Ночью мы вообще почти не разговаривали, как-то не было в этом нужды. Иногда наоборот — занимаясь любовью, говорили много. О том, что и как нравится. Или сопровождая процесс комментариями — от нежных до похабных. Язык у Артема был подвешен профессионально — во всех смыслах. Ну и я ему ни в чем не уступала. Как может ядовито шутить про секс человек, для которого он является неотъемлемой частью профессии, объяснять не стоит. Разговорчики такие заводили и подхлестывали, как ведьмино зелье.
Но чаще бывало иначе. Вообще без слов. Хватало взглядов и прикосновений. И этой ночью мы настолько слились на одной частоте, что любые слова показались бы лишними.
На лестнице — это был экстаз. Хотя и не без синяков на заднице. Но это мелочи. Побочный эффект. Потом вдвоем в ванне — полудремотная нега, визави, лениво поглаживая друг друга пальцами ног. И сквозь расслабленное блаженство снова начинало пробиваться возбуждение и желание. Сначала мягко, как кот на бархатных лапках. Потом все жестче, сильнее.
Стрелки из-под ресниц. Дразнящие улыбки. Всплески воды под пальцами. Сбившееся дыхание.
Артем встал, дотянулся до полотенца на крючке, вытерся, выбрался из ванны. Завернул в полотенце меня, перекинул через плечо и понес на второй этаж, как законную добычу. Полонянка — счастливая своим добровольным пленом.
Зато утро началось именно с разговоров.
— Они тебе что-нибудь сказали? — спросила я, пристроив голову Артему на живот. — Обо мне?
— Нет.
— Я им не понравилась.
— Вполне вероятно. Не принимай на свой счет, им в принципе никто не может понравиться. Если, конечно, не подобрали кандидатуру сами. С одной своей девушкой я их сдуру познакомил — вот где был кошмар.
Об этом я уже знала, но выдавать Свету не собиралась.
— Объясни мне, что это — желание все контролировать? Или уверенность, что деточкам под стать только принцы и принцессы?
— И то, и другое. Понимаешь, они добросовестно хотят, чтобы мы были счастливы. Но под их руководством. Потому что только они знают, как надо. Мать в этом тандеме заправляет. Отец в работе, она рулит всем остальным. Но, в общем и в целом, у них гармония. А вот с принцами и принцессами какая-то напряженка. Леха всегда был такой правильный, послушный. Все делал по указке, всему поддакивал. Встречался с девушкой, родители, разумеется, не одобрили. Сами подыскали ему невесту — дочь делового партнера отца. Через три года она сбежала с аргентинским художником. Все бросила, уехала с ним. Леха горевал недолго, женился на другой. Сорвался с цепи, поставил их перед фактом. Был большой скандал. Но тогда они побоялись повторения истории со мной, пошли другим путем. Сделали вид, что смирились.
— А на самом деле начали рулить его семейной жизнью?
— И продолжают до сих пор. Вера, Лехина жена, женщина терпеливая, но и она не выдержала. Сейчас они живут врозь, но, похоже, разведутся. Светка всегда была лисой. Мастер компромиссов. Вот кому бы стать дипломатом. Я тебе рассказывал, в той истории с якобы изнасилованием Леха был на стороне родителей, а она поддержала меня, но втихаря, не афишируя. Сначала это здорово бесило. Ну, знаешь, кто не с нами, тот против нас, и все такое. Потом как-то смирился. Конформизм — своего рода способ выживания. Но замуж она все-таки вышла против их воли. По залету. За однокурсника. Мать была в истерике, гнала на аборт, но та уперлась.
— И что, повторилась та же история?
Я знала, что детей у Светы нет. Выкидыш? Или все-таки сделала аборт?
— Да. Хотя и в другом ключе. Если Веру мать банально гнобила, то Светку с Валеркой завернула в вату, где тот задохнулся. Ребенок у них родился мертвым, для Светки это был удар, она долго не могла в себя прийти. Ну и мамочка тут как тут, с сочувствием и заботой. Валерка сначала не просек, радовался, какая теща оказалась замечательная. Потом стал чувствовать себя лишним. А потом — никчемным приживалом. Какой мужик такое выдержит? А матушка очень тонко ему это давала понять. Не прикопаешься.
— Печально, — вздохнула я. — Ну а ты? С твоей девушкой тоже так вышло? Вы же расстались?
— Да, но по другим причинам. Просто не сложилось. Мне нужен был пресс-секретарь в фонд. Она пришла на собеседование. На работу я взял другого человека, а с ней мы начали встречаться. Тогда у нас с родителями после всех моих больниц и операций было такое шаткое перемирие. Я понадеялся, что они сделали для себя какие-то выводы. Познакомил их с Лилей. Она была из маленького городка на Урале, из очень простой семьи. И мать при каждой встрече ее тыкала носом: не так говоришь, не так вилку держишь, не те колготки к платью надела. Вроде бы мягко, деликатно — посоветовать, подсказать, но Лилька расстраивалась. А мне прилетало отдельно, за кадром: Лиля, конечно, очень милая девочка, но жаль, что такая… провинциалочка. Я долго терпеть не стал, припомнил все, разругался с ними в хлам, и мы несколько месяцев не разговаривали.
— Но вы все равно расстались?
Это был такой наводящий вопрос. Хоть мы и договорились озвучивать все, что волнует, спрашивать в лоб показалось не слишком тактичным.
— Хочешь знать, из-за чего? — Артем собрал мои волосы в хвост, разделил на три пряди и начал заплетать косу. — Трудно сказать, Том. Иногда бывает так, что все, вроде, хорошо, но чего-то не хватает. Не каждая влюбленность становится любовью.
Мне стало жарко — и одновременно холодно. Спросила — как в прорубь прыгнула:
— А… со мной? Хватает?
Он наклонился и поцеловал меня.
— Ты же понимаешь, отношения — это динамика. Сейчас — да, хватает. А что будет завтра, через месяц, через год? Ни ты, ни я не знаем. Можно только надеяться на что-то.
— Нет, — не согласилась я. — Не только надеяться. Можно еще что-то делать. Отношения строят, они не вырастают сами собой.
— Делать и надеяться, — кивнул Артем. — Но, кажется, я лажанулся снова, — и пояснил, заметив мое недоумение: — Что взял тебя вчера с собой. Все-таки надеялся, что на этот раз будет иначе… в общем, не думаю, что нам стоит идти к ним на обед. Или на ужин.
— Подожди, — я села, подтянула колени к груди и опустила на них подбородок. — Ты говорил, худой мир лучше доброй ссоры. А сам сейчас снова объявляешь им войну. Из-за меня. Если мы не пойдем, это и будет началом. Можно сослаться на дела или болезнь, один раз или два, но потом… Знаешь, у меня была такая же холодная война с отцом из-за того, что он не одобрил мой брак. Пятнадцать лет! Почти половина жизни. И я меньше всего хочу, чтобы это повторилось снова. Да, мне показалось, что я им не понравилась. Их право. Но пока они никак этого не продемонстрировали. Явно. Если уж ты все-таки меня с ними познакомил, думаю, стоит сходить. Хотя бы один раз. А там будет видно.