— Ой, мамочки! — взвизгнула я, сообразив, что уже понедельник, а во вторник Кулаков ждет окончательный вариант статьи, публикация которой необходима для защиты.

— Что? — испугался Артем.

— Статья. Завтра нужно сдать. А у меня только черновик кривой.

— Значит, увидимся, когда напишешь. Ясно?

— Так точно, товарищ командир, — вздохнув тяжело, я добавила: — Неплохая мотивация, чего уж там.

Домой я попала только около двенадцати. Времени, чтобы привести себя в божий вид и собраться, оставалось не так уж и много, учитывая, что я хотела прийти пораньше и застать Тараса. По понедельникам у него был утренний прием, а потом он обычно ехал во вторую клинику заниматься административкой. Как бы ни хотелось мне избежать разговора с ним, откладывать больше не имело смысла.

Свернув с Мытнинской на Бакунина, я решила позвонить Люке. В это время у нее как раз был обеденный перерыв.

— Послушай, Люк, — я сразу взяла быка за рога. — Ты карточку проверила?

— Позвонила в банк. Сказали, что этот счет закрыт. Он его еще тогда закрыл. Сразу как я ушла.

— Понятно… Ты как?

На самом-то деле ничего не было понятно. И, судя по голосу, обстояло все скверно. Точка неустойчивого равновесия. Подтолкни — и покатится. Причем в любую сторону.

— Не знаю, Том. Ночь не спала, корвалола ведро выпила. Как пьяная. Раздрай полный.

— Ладно, держись. Перезвоню.

Всю оставшуюся дорогу я настраивала себя на разговор с братом, но его в клинике не оказалось.

— Тарас Григорьевич сегодня раньше закончил и уехал, — доложила администратор Марина.

Мой кабинет кварцевали после утреннего приема гинеколога, и я пошла в комнату отдыха. Налила кофе, достала телефон. Кто бы знал, как не хотелось этого делать!

— Здравствуй, Тома, — отец отозвался сразу, как будто сидел с трубкой в руке.

— Здравствуй. Как у вас разрулилось с Тарасом? Я после приезда его еще не видела. Думала, сегодня поговорить, но он уже уехал.

— А никак не разрулилось, — он бросил короткий сухой смешок. — Я подождал до понедельника. До прошлого. Как тебе и говорил. Потом позвонил ему. Он сбросил. Позвонил еще раз — тоже сбросил. Дернул Ларису за хвост, выяснил все до копеечки по вашему балансу. Том, ты вообще хоть немного интересуешься, как у вас дела обстоят? Так вот за последние месяцы наметился явный спад. Теперь жду среды. От этого будут зависеть мои дальнейшие действия.

— Вот, значит, как… — неопределенно протянула я. — А зачем ждать? Лариса сегодня здесь, могу прямо сейчас пойти и выяснить.

— Буду крайне признателен. Чувствую себя зайцем из лубяной избушки.

В конце месяца Лариса, наш главбух, делала «посмертный» учет и разводила денежные потоки. В том числе перекидывала сухой остаток дохода на три счета: Тарасу, мне и отцу. Помимо той зарплаты на карточки, которую мы с Тарасом получали как врачи. Отношения у меня с ней сложились хорошие, к тому же она была креатурой отца, поэтому вряд ли Тарасу удалось переманить ее на свою сторону. Ну а что касается зайца из лубяной избушки, тут можно было много чего сказать, но я не стала.

— Томочка, хорошо, что ты заглянула, — приглашающе махнула рукой Лариса, когда я сунула голову в ее крохотный кабинетик. — У меня тут непоняточки есть. С которыми не хотелось бы к Тарасу.

Первым в голову пришло стандартное: Тарас запустил лапу в казну. У нас, как у владельцев, был доступ ко всем финансовым программам и электронные подписи. Но я в этом ничего не понимала и никогда туда не совалась. Братик мой, насколько мне было известно, в финансах разбирался не лучше, и вряд ли ему удалось бы провернуть какие-нибудь махинации без участия главбуха. Но тогда она точно не стала бы обращать мое внимание на «непоняточки».

— И что? — я присела к ее столу.

— Тарас сегодня зашел и приказным тоном запретил переводить деньги Григорию Сергеевичу.

Почему я не удивлена? Да, Матрасик, по ходу, окончательно потерял берега. И на что рассчитывал, интересно? Что отец проглотит и умоется?

— И что сказал делать с этими деньгами? — я пыталась держать себя в руках, однако очень хотелось сказать крепкое слово. И не одно.

— Ничего. Оставить на текущем счету клиники.

Ага, значит, все-таки решил выждать и посмотреть, как прокатит. Иначе распорядился бы поделить долю отца на нас двоих. Или вообще себе захапал бы. А так, если уж очень горячо пойдет, можно все и на Ларису свалить, заявив на голубом глазу, что она его неправильно поняла.

— Значит, так, Лар. Вообще никому пока ничего не переводи. Ясно? Ни отцу, ни мне, ни Тарасу. Если что, кивай на меня. Я такой же владелец, как и он, и вполне могу отдавать распоряжения. Распределение дохода в сферу влияния главврача не входит. И вот что… — тут я немного поколебалась, но все-таки спросила: — Скажи, Тарас не может потихоньку денежки потягивать?

— Нет, Том, ну что ты, — возмутилась Лариса. — Я же все движение отслеживаю, сразу бы просекла. Да он в этом и не петрит абсолютно. Но если сомневаешься, можешь заказать внешний аудит. Как совладелица. Только учти, это означает на весь свет прокричать, что у нас серьезные проблемы.

— У нас и так проблемы, Лара. И без междоусобной брани. Отец сегодня намекнул, что мы по показателям просели.

— Ну не то чтобы совсем просели, но… да, есть такое. И еще, Том… Девочки из страхотдела не знают, что делать со счетом Елизаветы. Месяц закрывать, а он не оплачен.

Я сначала даже не сообразила, о чем речь. Потом дошло, и тут уж пришлось приложить максимум усилий, чтобы удержать себя в рамках приличий.

Как у многих крупных клиник, у нас имелась собственная система добровольного медицинского страхования. Минимальный базовый пакет нам оплачивали из госбюджета. Заманушный набор услуг, которые почти никому не требовались, но дорого стоили, шел как страховой риск, а еще один список проходил со скидкой. У сотрудников и членов их семей был особый вариант страховки, в котором третий список охватывал все, что не входило в два первых, и рассчитывался по себестоимости. Однако Люке требовались такие дорогие анализы и обследования, что даже по себестоимости выходило очень неслабо. А дожидаться их бесплатно в онкодиспансере можно было по полгода. Да и не всё назначали.

Когда мы или наши родственники пользовались услугами клиники, страхотдел выставлял счет, который надо было оплатить до конца месяца. Либо самостоятельно, либо вычетом из зарплаты. Когда я сказала Тарасу, что заплачу за Люку, упустила один момент. Для вычета нужно было мое заявление. Но поскольку страхотдел его не попросил, я понадеялась, что у братца проснулась совесть и он уладил все сам. Наивняк! Совесть — у Тараса?! И после этого он пошел уговаривать ее не разводиться? Предварительно закрыв банковский счет, чтобы не нужно было разблокировать карту?

— Так, Лара… — процедила я сквозь зубы. — Ты мне зарплату еще не начислила? Подожди, я к девчонкам зайду и заявление напишу, высчитаешь у меня. Хотя нет… Можешь в базу войти и распечатать счет? Заплачу сама, сегодня.

Выйдя из ее кабинета, я снова зашла в комнату отдыха, перевела деньги через банковское приложение и набрала номер отца. Выслушав меня, он помолчал немного и сказал жестко:

— Прекрасно. Правильно сделала, молодец. Давай так. Ты ему ничего не говоришь. Вообще ничего. У меня есть кое-какие наработки с юристом, он подготовит документы. Будь добра, пожертвуй в четверг своим выходным. У Тараса утренний прием? Подъезжай к концу.

Ситуация была не та, чтобы торговаться из-за убитого выходного, поэтому я не стала возражать и только спросила:

— Что ты собираешься делать?

— Увидишь, — усмехнулся он и отключился.

Если уж и раньше мне все капитально не нравилось, то о чем было говорить теперь? Юрист? Документы? Интересно, что он задумал? Неужели попытается заставить Тараса вернуть ему долю в бизнесе? Или намерен полностью забрать все себе? Оставалось только пожалеть, что я в этом ничего не смыслю. Артем мог бы, наверно, просветить, что бывает в таких случаях, но дергать его сейчас не хотелось. Или Люка — тоже могла бы.