Тарас умчался по своим делам, отец поехал в клинику, которую готовил к открытию. А я — к Стасу. Бабушка уехала на дачу, он сидел один — мрачный, растрепанный, в мятой футболке и трениках. Я даже сказать ничего не успела — понял по моему лицу, едва открыв дверь. Обнял, прижал к себе, сказал на ухо, касаясь мочки губами:

— Поздравляю, Тома. Правда, очень рад за тебя. Ты это заслужила.

Мы стояли в прихожей и целовались. И прямо там куда-то улетела моя блузка, за ней отправился лифчик. А затем из действительности, видимо, выпал кусок, потому что я вдруг обнаружила себя в комнате Стаса. На кровати, в одних трусах. И его рядом — в таком же виде. Впрочем, до этой стадии мы уже несколько раз доходили. Одеваться потом было не слишком приятно.

Странное дело, в тот день я вдруг почувствовала себя взрослой. Не девочкой-школьницей, а студенткой. Будущим врачом. И страх показался неуместным. Ну правда же, все взрослые делают это. Тем более, я буду изучать человеческое тело. И лечить его. Мало того, специальность моя напрямую будет связана с сексом, теснее не придумаешь. Женские болезни, беременности, роды…

Стас посмотрел на меня вопросительно, и я прикрыла глаза — в знак согласия. Задыхаясь от волнения, пытаясь проглотить тугой комок сердца, колотившегося где-то в горле.

— Томка… — словно не веря, прошептал он. — Милая…

Когда мы избавились от последних деталей одежды и сплелись руками и ногами в какой-то сложный морской узел, я вдруг спохватилась.

— Стас… а как насчет?.. Ну, насчет этого?..

Он понял, выпутался и дотянулся до тумбочки. И подколол меня, вытащив из ящика разноцветную коробочку:

— Боялся, что срок годности кончится.

Я не удержалась от ответной шпильки:

— А ты хоть знаешь, что с этим надо делать?

Как и все рыжие, Стас легко краснел, но тут превзошел сам себя. У него даже задница стала свекольной.

— Я тренировался, — буркнул он, разрывая фольгу.

— На банане? Или на огурце? — я расхохоталась, вспомнив свои поцелуи с яблоком.

— На себе.

Промелькнуло легкое-ревнивое: а дальше что? Снимал? Или… использовал по назначению… с кем-то? Я и раньше не раз думала об этом. Столько времени мариновать парня, а он ездит с группой на концерты в другие города, наверняка там симпатичные поклонницы… Что, если для него чувства и секс по разным квартирам? Мухи отдельно, котлеты отдельно. Может, поэтому и ждал так терпеливо, когда созрею?

Но как только он вошел, неловко и не сразу, все сомнения мгновенно отпали.

Для него это был такой же Великий и Ужасный Первый Раз, как и для меня.

Мы оба оказались одинаково неуклюжими, скованными, как деревяшки, и страшно стеснялись своей неопытности. Все теоретические познания мгновенно улетучились, приходилось опираться исключительно на инстинкты и всемогущий метод ненаучного тыка. Да и какие там познания! Медицинские книжки? Или видеокассеты с порнушкой, которые мы с Люкой, дождавшись, когда взрослые уйдут из дома, смотрели вдвоем, а потом отдавали Тарасу и Стасу?

А уж больно-то как было! Я искусала все губы, сдерживая стоны, — и вовсе не от удовольствия.

Все будет, Тамара, убеждала я себя, когда потом мы лежали рядом, пытаясь отдышаться. Чуть позже, но обязательно будет. Это же первый раз, для обоих. Главное, что мы вместе и любим друг друга. И наконец-то сделали это. Научимся, привыкнем, подстроимся, и все будет прекрасно. Целоваться вон тоже не умели — а оказалось, что ничего сложного.

— Том… — Стас страдальчески сдвинул брови. — Извини, если что-то получилось не так… как надо. Я… не знаю. Все-таки первый раз…

— В первый класс. Мне тоже не с чем сравнивать, — хотела пошутить, а получилось не очень. — Слушай, простыню бы застирать. А то потом Вера Ивановна увидит, неловко будет. Ты же не девушка все-таки.

— Да, пожалуй, — согласился он и встал, чтобы пойти в ванную.

— Холодной водой! — крикнула я вслед, пытаясь разыскать трусы в складках скомканного одеяла.

На самом-то деле меня не слишком беспокоило, что подумает бабушка Стаса, увидев столь явные улики. Просто не хотела слушать эти его извинения, оправдания. Несмотря ни на что, я была счастлива, а это вносило ноту диссонанса. Хотелось хоть несколько минут побыть наедине с этим своим счастьем, и чтобы ничто не мешало. И никто.

Вечером мы с отцом и Тарасом сидели в роскошном итальянском ресторане, ели салтимбокку по-римски[1], пили тосканское вино, говорили о нашем блестящем — а как же иначе? — будущем. Оно виделось именно таким. Отец через месяц открывал свою многопрофильную клинику, и мы точно знали, где будем работать после окончания института. Правда, я изначально рассчитывала на роддом, но что помешало бы совмещать?

Выпив чуть больше обычного, отец ударился в воспоминания о своих студенческих годах, о всяких забавных случаях. Как и многие другие люди в возрасте, он часто повторял одни и те же истории, забывая, что рассказывал их уже не раз. Я слушала вполуха и глупо улыбалась, вспоминая о том, что произошло днем. А еще старалась не делать резких движений, на которые подвал каждый раз отзывался ноющей болью.

[1] Телятина, запеченная с пармской ветчиной

Флешбэк-8

Следующие полгода можно было охарактеризовать всего одним словом. Угар. По всем направлениям. Кто врач, тот поймет, кто нет, тому все равно не объяснить. Но я, что называется, поймала волну. Любовь давала мне силы на все. Как я только успевала учиться, встречаться со Стасом, подрабатывать урывками в клинике у отца? И с Люкой мы виделись время от времени.

Стас, подгоняемый моими пинками, после провала на экзаменах подал документы на заочку в тот же институт, что и она, и со скрипом поступил. Хотя и ворчал, что толку от этого диплома — ноль без палочки. «Ты мне еще скажешь за это спасибо», — возражала я. На работу он устроился в маленький магазинчик, где продавали всякие приблуды для звукозаписи и электронные музыкальные инструменты. Армия Стасу не грозила. В детстве он сильно мучился от астмы, затем приступы почти сошли на нет, но диагноз так и остался висеть.

Время для встреч мы выкраивали с трудом. И если погулять где-то еще могли, то с сексом все было сложно. Бабушка Стаса вышла на пенсию и давала уроки ученикам на дому. У нас по вечерам тоже всегда кто-то оказывался: или Тарас, или отец. Иногда нас пускала к себе моя приятельница Света, которой родители снимали квартиру. И вот там-то мы отрывались по полной.

Начиналось все с практических занятий по анатомии и латыни, подкрепленных тактильно. Забирались в постель, и я, вполне так чувственно, показывала на нем и на себе, где что находится. Называя на латыни. Начиналось все с самых безобидных мышц и костей, но когда дело доходило до penis и, тем более, phallus[1], занятия переходили совсем в иную плоскость.

Учились и приспосабливались мы друг к другу быстро. Я не стеснялась говорить, что мне нравится, а что нет, зато у Стаса с этим явно были проблемы. Тут уж мне приходилось следить за его реакциями и принимать к сведению. И едва ли не с первого раза стало ясно, что предстоит быть ведущей в этом деле всегда. При любом раскладе. Даже в ролевых играх с мужским доминированием. Но тогда меня это не слишком смущало. Особенно когда наконец приключился первый «настоящий» оргазм — пусть бледный и похожий на искру от отсыревшей спички, но лиха беда начало! Чем дальше, тем больше у нас получалось.

Вспоминая потом наши отношения со Стасом, я определенно могла сказать: лучшим временем были эти полгода. И первый год после свадьбы.

Новый год мы отмечали вдвоем у нас дома. Отец уехал в Сочи с очередной своей дамой, Тарас праздновал в институтской общаге, Люка — в семейном кругу. Разумеется, большую часть ночи мы провели в постели, только под куранты выбрались на кухню к телевизору. Голые и с бокалами шампанского.

Это не было предложением в буквальном смысле. Не «Тамара, выходи за меня замуж» или что-то в этом роде. Потом я даже не могла толком припомнить, как именно он сформулировал. Что-то вроде «мы ведь поженимся, да?»