В отличие от многих женщин, возможно, в силу врожденного или приобретенного цинизма, я не считала, что секс без чувств хуже секса с чувствами. Он просто другой. С акцентом не на тонкие эмоции, а на физическое удовольствие. Да, чувства — как острая приправа, подчеркивающая вкус. Но хорошо приготовленная еда из качественных продуктов вкусна и без большого количества пряностей. Причем верно и обратное: жгучими приправами можно замаскировать тухлятину и неумелость повара, но все равно дело кончится расстройством желудка.

В иной ситуации я бы ответила «да», и мы забили бы на вечернее заседание. На худой конец, как дисциплинированные докторишки, отсидели бы его, нетерпеливо ерзая, и потом была бы бурная ночь. Может, у него дома, может, где-нибудь в гостинице, неважно. Что потом — в принципе, тоже неважно. Наверняка ничего. Спасибо, Вальтер, было классно, всего тебе доброго.

Ситуация… Да нет, как любил говорить мой драгоценный научрук, не надо путать ситуацию с проституцией. Даже в нынешней ситуации ничто не мешало мне сказать «да».

Ничто, кроме двух «но».

Во-первых, обручальное кольцо на левой руке Вальтера. Потускневшее от большого стажа. Женатые мужчины были для меня таким же табу, как и пациенты. Правда, с одним отличием. Запрет на отношения с пациентами шел на уровне подсознания. Грубо говоря, они меня не возбуждали. Совсем. А вот с женатыми блок приходилось выставлять как раз сознательно, ручками. Иногда стиснув зубы и по-львиному сражаясь с соблазнами: «это всего один раз, я ни у кого ничего не отнимаю». Подобное, в моем понимании, было в пользу бедных. Как и расхожее «один раз не п…с». Нетушки. Если добровольно и сознательно, то как раз тот, который на букву «п». В любом смысле.

И дело было не в высоких моральных принципах, поскольку свою мораль в отношении секса я расценивала как кошачью. Всплывал вопрос гигиены. Не физической: уж венерологу-то было бы стыдно ею пренебрегать, сапожник без сапог — это не про нас. Гигиены ментальной и эмоциональной, что не менее важно. Разумеется, все мои мужчины, кроме Стаса, девственниками не были, у всех имелся свой интимный багаж. Но брак, неважно, официальный или фактический, — это отношения, в которых нет места третьему. Поэтому гипотетическая вероятность секса с женатым вызывала у меня такое же чувство брезгливости, как и возможность секса с бомжом в подворотне.

Вторым «но» был Артем. Ну да, у нас пока не сложилось никаких отношений, мы ничего друг другу не обещали. Окажись Вальтер свободным, этот случайный перетрах и изменой-то нельзя было бы назвать. Однако я не хотела начинать что-то новое, перепрыгнув из одной постели в другую.

Есть в медицине такое понятие «смазанная картина». Например, когда приходится брать мазок на флору у пациента, который до этого пытался лечиться черт знает какими нагугленными в сети антибиотиками. Вот так же и мне не хотелось смазать начало будущих отношений ничего не значащим мимолетным сексом с другим мужчиной. А в том, что с Артемом будут именно отношения, я почему-то не сомневалась.

«Очень жаль, но… нет».

Я постаралась вложить это в ответный взгляд, подчеркнув обе части как равнозначные. И попросила подошедшего официанта разделить счет пополам. Тот нисколько не удивился и принес два листочка.

— Я не думал, что в России женщины тоже поголовно феминистки, — не без сожаления усмехнулся Вальтер, вытаскивая из бумажника карту.

— Не поголовно, — я достала свою. — Мне нравится, когда мужчины за меня платят и делают прочие приятные вещи. Но только на свидании.

— Понятно, — кивнул он. — Ну, поехали?

— Одну минутку.

Я ушла в туалет и пробыла там немного дольше, чем требовалось. Медитируя на свое отражение в зеркале и приводя в порядок встрепанные чувства.

Жаль, жаль… очень жаль. Но… значит, так надо. Это ведь даже не выбор, а просто соблазн.

— Где можно купить магнит с кенгуру для холодильника? — спросила я в машине. И добавила поспешно: — Попросили привезти.

— С кенгуру? — рассмеялся Вальтер. — Да где угодно. В любом магазине сувениров.

— А почему кенгуру?

— No kangaroos in Austria[1]. Так на них написано. Для тех, кто путает Австрию и Австралию. Когда вы завтра уезжаете?

— В восемь вечера самолет.

— Хотите, после фуршета хоть немного покажу вам Вену, Тамара? Вы ведь так ничего и не увидели.

Организаторы решили сэкономить: чтобы не оплачивать участникам конференции еще одну ночь в гостинице, вместо вечернего банкета устроили дневной фуршет. Но зато у меня оставалось часа четыре на то, чтобы погулять по городу и купить сувениры.

— Спасибо, Вальтер, но… не стоит. Я сама.

— Понятно… — в этот момент загорелся красный, и он, остановившись, повернулся ко мне. — Надо уметь проигрывать, так?

— Это не проигрыш, — возразила я. — Скорее, ничья.

— Ну что ж, тогда немного утешает.

Всю оставшуюся дорогу мы молчали, думая каждый о своем. В гостинице я зашла в номер снять пальто, а когда спустилась в зал, не стала разыскивать Вальтера, села у самого входа.

Лучший способ справиться с соблазном — избегать его.

[1] No kangaroos in Austria (англ.) — В Австрии нет кенгуру

Изображать из себя iron maiden[1[худо-бедно можно днем. А вот ночью въедливый голосок нашептывает, что все твои принципы — несусветная глупость. И вот лежишь ты сейчас, Тома, на неудобной гостиничной кровати, слушая похрапывание Маргрете, а могла бы заниматься гораздо более приятным делом. Жизнь коротка, а ярких эпизодов в ней так немного.

С этой подлюгой мы были хорошо знакомы, она не раз пела мне в уши про «это завтра, а сегодня я его поцеловала»[2]. Но я-то знала, что приятный эпизод продлится минуты, максимум несколько часов, а отмываться от него придется ой как долго. Не перед кем-то — перед собой, а это сделать иногда бывает намного сложнее.

Чтобы выкинуть из головы мысли о Вальтере и упущенной грешной возможности, я сместила фокус на Артема. Если раньше отгоняла от себя любые фантазии на тему нашего следующего свидания, то теперь напредставлялась такого, что пожар разгорелся аж до пятого номера сложности. Конечно, проблема была из разряда тупо решаемых, но и это я предпочла бы делать в более приятной обстановке. Не тайком под одеялом.

Пришлось тушить возгорание углекислотой. Мыслями о клинике и Тарасе, о диссертации и защите, о том, что в квартире не помешал бы ремонт. И хоть под это занудство мне удалось сползти в сон, чувствовала я себя на следующий день разбитым корытом.

Вальтер подошел лишь на фуршете, заставив ощутимо вздрогнуть. Но разговор получился вполне нейтральным, абсолютно не выходящим за рамки общения коллег, которые только что познакомились. Словно не было ни экскурсии по больнице, ни обеда в ресторане, завершившегося пусть и не высказанным вслух, но откровенным и волнующе непристойным предложением. Через несколько минут он пожелал мне всяческих успехов в работе, благополучной защиты и прочих благ. И отошел пообщаться с кем-то еще. Я выдохнула, и вряд ли смогла бы точно сказать, чего в этом выдохе было больше: облегчения или легкого разочарования.

Что делать, в каждой женщине прячется собака на сене: сначала оттолкнуть мужчину, а потом огорчиться, что он на самом деле ушел.

Когда все закончилось, я отнесла в локер чемодан и пошла гулять, благо гостиница находилась в нескольких минутах ходьбы от исторического центра. День был таким же ясным и теплым, как и накануне, Вена — прекрасной, но я никак не могла избавиться от привкуса досады. Потому что этот праздничный и очень чувственный город больше подходил для пары. Влюбленной или со стажем — неважно. Есть города, с которыми нужно быть наедине, чтобы никто не мешал. Например, брутальный Осло или загадочный Копенгаген. Но только не Вена.

Одиночество здесь чувствовалось остро и обидно. Потому что в Вене надо шуршать опавшими листьями на Рингштрассе, держась за руки, и делать общее селфи у памятников Гете и Моцарту. Целоваться, катаясь в белом фиакре, запряженном парой лошадей в шорах. Обнявшись, любоваться Дунаем, прямо на глазах меняющим цвет от голубого до свинцового. Делить пополам все тот же огромный венский шницель и приторный торт Захер.