Еще один мощный рывок — и текст ушел по назначению. Задолго до полуночи. Встала, потянулась. Фитнес, говорите?

Артем лежал в спальне на кровати поверх покрывала и что-то читал в телефоне.

— Все?

Вот как можно вложить в одно короткое слово столько обещания? Чтобы вдоль позвоночника пробежали невидимые теплые пальцы и все внутри отозвалось — влажно и горячо?

Запрыгнув на кровать, я навалилась на него сверху, но тут же оказалась в позиции перевернутой черепахи. Одна расстегнутая пуговица блузки, вторая. Губы на груди, выпущенной на волю из жесткого, словно панцирь, кружева.

— Мать моя женщина, какой садист придумал эту броню? Красиво, обалдеть, но как это можно носить?

— Глупый! — я взъерошила Артему волосы. — Это не носят, это…

— Снимают? — лифчик улетел на кресло вслед за блузкой, а я уже торопливо расстегивала пуговицы его рубашки.

Ну быстрее же, что ты там возишься? Сколько можно ждать? Давай сама надену, я перчатки наловчилась натягивать за секунду, и с этим тоже справлюсь. Или ты опять меня дразнишь, изверг?

И в самый первый раз, и в субботу на даче, и сейчас мы набрасывались друг на друга с такой жадностью и нетерпением, как будто пару лет провели в одиночке за просмотром порно. Со связанными за спиной руками. Никаких ласк, игр и прочих нежностей. Лишь бы поскорее. Зато потом — медленно, разнообразно и со вкусом. Смакуя малейшее ощущение.

Неделя? Не может быть! Да ведь и за это время мы виделись не каждый день. Но мне казалось, что я изучила его так, как никого другого — за месяцы и годы. Или… что знала всегда?

Вообще, я далеко не сразу вошла во вкус этого дела, но потом вовсе не страдала отсутствием аппетита к сексу. И все же никогда еще не вспыхивала вот так — как спичка, от одного прикосновения, одного взгляда глаза в глаза. Черт, от одной мысли в эту сторону! Было сложно и почему-то страшно поверить, но неужели он — тот единственный, кто подходит мне идеально? Тот, кто мне нужен? Или я слишком тороплюсь?

Эта блаженная истома, когда лежишь, прикрыв глаза, не в силах пошевелиться… Улыбка до ушей, сердце потихоньку успокаивается, возвращаясь в привычный ритм. Повторить? Потом, попозже. А сейчас — растечься счастливой медузой. Ленивые прикосновения — чтобы убедиться: это правда было. И еще будет.

— А про десерт забыли, кстати.

Артем вытащил руку у меня из-под головы, встал и пошел на кухню. Хлопнула дверца холодильника, потом, вторя ей, пробка. Мы пили шампанское из одного бокала и кормили друг друга тортом с ложки. Так и норовя перемазать кремом, а потом слизывать его.

Странно, но именно под торт я рассказала Артему о Тарасе и Люке. И о разговоре с Ларисой.

— Знаешь, все понимаю. Что Тарас поступил как сволочь. И что у меня, если подумать, не было выбора. Либо сделать так, либо поддержать его. Но все равно какой-то мерзкий осадок.

— Все просто, Тома, — Артем снял пальцем крошку у меня с подбородка. — И тут мы тоже одинаковые. Дурак дурака видит издалека. Или, может, чует. По запаху, — он сунул нос мне под мышку. — Меня фактически предали самые близкие люди. Искренне полагая, что делают это ради моего блага. Вас бросила мать, отец вами почти не интересовался, а потом выкинул тебя из своей жизни только за то, что поступила вопреки его желанию. Ты с детства водила брата за ручку, вытирала сопли и заносила ему жопу. А он с легкостью перешагнул через жену и через отца, точно так же легко перешагнет и через тебя. Но в глубине все равно зудит этот атавизм: «семья — святое». Ради семьи надо прогнуться и пожертвовать собой. Скольким людям он сломал жизнь!

— Ты же ведь простил своих, — я соглашалась с ним, но… да, атавизм зудел.

— Простил? — его усмешка была жесткой и холодной. — Нет, Тома. Скорее, оставил все позади, чтобы жить дальше. Я не из тех, кто прощает предательство. Очень многое могу понять и простить, но только не это. Никому и никогда. Так что… имей в виду. А насчет ваших клиник… Думаю, отец предложит вам разделить бизнес. И ты, если согласишься, отдашь половину своей половины ему. Ну а Тарас отправится в вольное плавание… на надувном матрасе. Со своей клиникой. Которую благополучно загубит, если только не найдет срочно грамотного управленца. Зачетно, между прочим. Элегантно и красиво. И очень в стиле вашего папеньки. Потерять часть, чтобы спасти целое. Но при этом остаться во фраке, сохранив репутацию.

— Ну… посмотрим, — растерянно пробормотала я. Почему-то при всей своей очевидности именно этот вариант мне в голову и не пришел.

Заснули мы, разумеется, ближе к утру. А в начале восьмого Артем уже встал.

— Надо пораньше сегодня, — сказал он, наклонившись и поцеловав меня в ухо. — А ты поспи еще.

— Угу, — приоткрыв один глаз, я поставила будильник на одиннадцать. — Найдешь что-нибудь на завтрак?

— Найду, не волнуйся.

— Ключи возьми на вешалке, на крючке. Замок надо снаружи закрывать, не захлопывается.

Секундная пауза. Я знала, о чем он подумал.

— Спасибо, Тома…

Перед началом приема я зашла к гинекологу Кате и попросила направления на анализы. Чтобы подобрать оральный контрацептив. Со Стасом когда-то пробовала, но неудачно. А потом и мысли об этом не возникало. И дело было не в стабильности отношений. Для венеролога такой шаг — высший уровень доверия. А вовсе не ключи от квартиры.

— Понимаете, доктор, я никогда… я всегда только с… кондомом. И вчера тоже. А тут… это… утром…

Парень мялся, краснел и пристально разглядывал свои коленки. Чистенький, аккуратный, с галстуком и в очках. Похожий на студента-ботаника при всем своем полновесном тридцатнике. Наверняка педант и зануда. И не женат.

— Не волнуйтесь, все будет в порядке. Сейчас посмотрим. Снимайте за ширмой брюки и трусы, надевайте носки одноразовые и накидочку сверху на рубашку.

Наверно, когда я стану пожилой тетушкой, мне проще будет изображать сердобольную мягкость. И быть абсолютно нейтральной по отношению к пациентам. То есть вообще не испытывать никаких эмоций, а не только старательно их скрывать. Такие вот унылые чистюли вызывали у меня легкое злорадство, и я ничего не могла с собой поделать.

В этот момент без стука распахнулась дверь и влетел Тарас. Злющий, словно вставшая на хвост кобра.

— Какого черта? — заорал он.

— Тарас Григорьевич, выйдите, пожалуйста, у меня прием, — надевая перчатки, подчеркнуто спокойно попросила я.

Ленка вытаращила глаза и стала похожа на пекинеса.

— Ты что вообще устроила, мать твою? Лариса сказала, что…

Держа руки на весу, я быстро подошла к двери и плечом выпихнула его в коридор. И процедила сквозь зубы, так, чтобы не было слышно в кабинете:

— Устроила не я, а ты. Деньги останутся на счету. Завтра приедет отец, будем разговаривать. Все. Катись отсюда к чертовой матери! Башкой бы подумал, прежде чем орать на всю клинику. Ни один идиот, услышав такое, сюда больше не придет.

Если б Тарас не прилетел с воплями, а спросил спокойно, я бы, может, с ним и поговорила. Сделала бы еще одну попытку достучаться и разрулить все с минимальными потерями. Но этот гусарский наскок стал последней каплей.

— Прошу прощения, — я вернулась к пациенту. — Не обращайте внимания. На ступеньку кресла поднимитесь, накидку придержите. Так, понятно. Ложитесь на подстилку, ноги на подставки. Хорошо, вставайте. Руки покажите. Выделения, боль при мочеиспускании? Трусы ваши дайте, пожалуйста.

Бедняга побагровел так, что стал одного цвета со своим отекшим членом, яркие пятна на котором сливались в причудливый узор. Бросив взгляд на изнанку скучных черных боксеров, я вернула их владельцу.

— Можете одеваться.

— Доктор, что… это?

— На что у вас аллергия?

Быстро натянув трусы, парень добросовестно начал перечислять, загибая пальцы.

— Ясно, — остановила я его где-то на десятом пункте. — Марку презервативов не меняли?