— Еще бы. Она злопамятная, как слон. Но вообще девка хорошая, хотя и избалованная. Не бери в голову.

Интересно, с Люкой тоже носились, как с писаной торбой, но она не стала наглой и избалованной. Хотя… кто носился-то? Бабушка в основном. Родители сидели беспомощными кульками и тихо страдали.

— Кстати… — Артем пробрался под полотенце и ущипнул меня за попу. — Знаешь, у каждого свои тараканы. Тебя пациенты не возбуждают, а я бы не стал спать с секретаршей. Как-то очень пошло. А если бы с какой-то дури и случилось, уж точно не оставил бы ее на работе. Золотой парашют — и извини, на выход.

— Жестко, — хмыкнула я. — Ты не устоял, а ее за дверь?

— Может быть, и жестко. Учителя хорошие были. Чувства других людей интересуют меня ровно настолько, насколько интересуют сами люди. Поэтому лучше с секретаршами не спать. И вообще избегать ситуаций, которые могут причинить другим боль. Правда, это далеко не всегда получается.

«Хотел тебе позвонить, пригласить куда-нибудь. Но… понял, что просто так не получится. Или всерьез, или никак. И не мог решить, надо мне это или нет».

Другими словами, ты не хотел делать мне больно и поэтому сомневался, стоит ли вообще начинать. А раз позвонил, значит, думаешь, все будет всерьез? Правда?

— Ты куда? — пробормотала я сквозь сон.

— Пойду отопление прибавлю, — Артем поцеловал меня в темноте, щекотно угодив бородой в нос. — Ветер поменялся, с озера дует. К утру здесь будет ледник. Видела, какой закат был жуткий? И дождь обещали. Спи! Я быстро.

Он ушел, я задремала, и сон наложился на реальность. Я одновременно находилась здесь, на даче, и у себя дома. Где-то открылась дверь, издалека донеслись шаги. Возвращался Артем — и какой-то незнакомец пробрался ко мне в квартиру. И тот и другой вошли в комнату и оказались вдруг рядом со мной под одеялом. Сон и реальность слились, страх и радость смешались.

— Ты холодный какой, ужас!

— А ты меня погрей!

Мы обнялись крепко, и я тут же провалилась обратно в сон — так спокойно и уютно чувствовала себя рядом с ним. И в этом сне мы тоже были вместе — снова гуляли по осеннему лесу, фантастически красивому. А разбудил меня монотонный шум дождя, похожий на шипение, прерываемое барабанной дробью, когда ветер забрасывал пригоршни капель в стекло. Артем лежал на боку, подперев голову рукой, смотрел на меня и думал о чем-то.

— Привет, — он убрал прядь волос с моего лица. — Как спалось?

— Хорошо. Который час?

— Полдевятого. Давай не будем вставать?

— Совсем? — я пододвинулась ближе.

— Совсем. Или поспи еще, а я пойду приготовлю что-нибудь. А потом будем весь день валяться. Все равно из дома не выйти, льет как из ведра. Мне нравится рядом с тобой лежать. Такая мягкая, теплая.

— Мур! — я потерлась макушкой о его подбородок. — Давай.

Пока Артем возился на кухне, я успела принять душ и забраться обратно в постель с телефоном, где обнаружилось сообщение от Люки:

«Ты как, в поряде?»

«Более чем. А ты?»

«Вечером наберу».

Похоже, она была не совсем «в поряде», но не настолько, чтобы катастрофа, иначе позвонила бы или написала, не откладывая. Помочь ей немедленно я все равно не смогла бы, поэтому решила эти мысли пока отодвинуть. Обследование Люка только что прошла, вряд ли здоровье. Если бы что-то с родителями, тоже бы написала. Значит, Тарас. Или… Павел. Но и то и другое могло потерпеть.

Я уже успела перечитать все новости, когда Артем пришел с подносом. В цветастом фартучке на голое тело — это уже было реальное порно. Я хохотала, как идиотка. К несчастью, мой прогноз по поводу излишеств хоть и не тотально, но оправдался, поэтому пришлось ограничиться альтернативными нежностями. Что тоже, кстати, оказалось очень неплохо.

Мы действительно провалялись в постели до самого вечера, даже обед готовить не стали, доели вчерашнее холодное мясо. Дремали, молча слушали шум дождя, разговаривали, лапали друг друга по-всякому — в общем, изучали ментально, эмоционально и тактильно. И я с удивлением поняла: никогда еще вот это знакомство, то, что я с насмешкой называла «первичным осмотром», не было таким легким и не доставляло столько удовольствия. Еще ни с кем не находилось так много точек соприкосновения, и никогда различия не казались такими несущественными.

— А вот скажи, — Артем лениво рисовал пальцем у меня на животе какие-то загадочные фигуры, — если б ты была не венерологом, а чисто дерматологом и я пришел бы к тебе на прием с каким-нибудь лишаем, у меня были бы шансы?

— Откуда я знаю. Может, да, может, нет. Я никогда не была чисто дерматологом. К тому же это очень тесно связано.

— А если я вдруг подцеплю какую-нибудь неприличную болячку бытовым путем? Что ты скажешь?

— Ой, не смеши меня, — фыркнула я. — Тройку можно подцепить через кровь. СПИД, сифилис и гепатит. Но это не бытовой путь. А так ты не выглядишь идиотом, который может в раздевалке бассейна напялить чужие трусы или вытереться чужим полотенцем. Или в бане плюхнуться на полок, не ошпарив его и не подстелив что-нибудь. Я этих сказочек наслушалась за время практики выше крыши. Нет, конечно, и такое бывает, но чаще всего просто стесняются признаться, что суют конец куда попало по принципу «авось пронесет». Так что… даже не пытайся, если что. Не поверю.

— Я патологически моногамен, Тома, — его рука медленно смещалась все ниже и ниже. — Не в том смысле, что одна женщина на всю жизнь, но никогда больше одной сразу.

— Тогда тебе ничего не грозит. Потому что я тоже не миксую. Хотя, знаешь… не отказалась бы, чтобы один мужчина — и на всю жизнь. Но как-то не получалось.

На язык просилось «до сих пор», но это было совершенно не к месту и не ко времени. Потому что эти слова подразумевали надежду: с ним — получится. А я понятия не имела, как у нас все сложится. Может, на ближайшие полвека. А может, через месяц разбежимся с воплями ужаса. Ну да, похоже, мы оба допускали возможность, что это всерьез и надолго. Но говорить «на всю жизнь» имеет смысл, когда прожили вместе лет тридцать. Вырастив детей, перетерпев все противные закидоны друг друга, проблемы, болезни и старение.

Развивать эту тему Артем не стал, однако переключился на другую — тоже не слишком приятную.

— Ты так и не сказала, как все разрулилось у брата с отцом. Насчет клиники.

— Не представляю, — поморщилась я, стиснув его руку между бедер. — Не разговаривала с ними, как приехала. В пятницу братик меня проигнорировал, а в субботу у него выходной. Вот правда, не хочется. Хотя понимаю, что придется. Если завтра будет по-прежнему тишина, позвоню отцу. Неважно, какие у нас отношения, но клиники — его, даже если по документам нет. Поэтому я все равно буду отдавать ему треть своего дохода независимо от того, что надумает Тарас.

— Я разговаривал с нашим юристом по этой ситуации. Не волнуйся, никаких имен, даже сферу не упоминал. Просто в двух словах: отец фиктивно оформил бизнес на детей, чтобы не делиться с женой при разводе, но один из них решил, что папа в дележе дохода лишний. Так вот для папы расклад очень фиговый. По суду вернуть имущество — а бизнес тут проходит как имущество — практически нереально, особенно учитывая его вывод из-под бракоразводного раздела. Отца вашего я почти не знаю, разговаривал пару раз, но сомневаюсь, что он станет использовать грубо рейдерские методы. А вот тихонько вас забанкротить, зная внутреннюю кухню, а потом выкупить по бросовой цене и восстановить — это больше на него похоже. Но этим он и тебя под удар поставит, так что… возможны варианты. И, боюсь, тебе придется выбирать, на чьей ты стороне.

— Ну как тебе? — спросил Артем, закрыв пультом ворота.

— О-о-очень!

Вообще-то это напоминало известное: «Пилот, прибор?» — «Двадцать». — «Что двадцать?» — «А что прибор?» «Как мне» что — дача, выходные, секс? Впрочем, неважно. Потому что «очень» было все.