— Увижу, что ты что-то украл, не посмотрю на твою влиятельную семью.

— Проживу как-нибудь, — возразил парень, садясь на ближайший камень.

После он достал нож, намереваясь распотрошить оленя. От одного воспоминания, как это делали Ист и Элен, у Вербы начал срабатывать рвотный рефлекс. Она развернулась, пытаясь унять поднявшийся комок.

— Помнится, ты называешь себя охотником, — не без ярко выраженного сарказма говорил Алик.

— Я и есть охотник, — возразила Верба. — Схожу пока за ягодами и травами.

Девушка решила, что большей полезности от нее будет, если она не проведет ближайшее время в кустах, справляясь с выходящей едой. Но после собственная гордость заставила ее остановиться.

— Охота — не всегда убийство животного, а иногда и жизнь. Отдельная, полученная от леса.

Убедив себя, что этих доводов было достаточно, Верба ушла.

Солнце дарило последние лучи, напоминая, что все скоро погрузиться во мрак. Дрова успокаивающе потрескивали, а исходящее тепло окутывало маленькое пространство, ограничено лишь пару камнями. Верба сидела ближе к костру, тогда как Алик забрался глубже в пещеру. При каждом движении ладонь напоминала о себе раздражительной болью, поэтому девушка старалась минимизировать количество действий, при этом не окоченев от холода.

С тех пор как Верба вернулась, она лишь парой слов перекинулась с Аликом, а после решила, что для одного дня было больше чем достаточно. Взятая с академии накидка, дарила ценное тепло, но даже его было мало. К большому разочарованию девушки, парень все время за ней наблюдал, но говорить не осмеливался.

— Почему ты все-таки разрешила мне остаться? — не удержался от вопроса Алик.

— Хочешь, чтобы я тебя сейчас послала? — Верба не могла ответить без колкости. Все ее общение с этим парнем сводилось к спорам, раздражению и злости.

— Я пытаюсь тебя понять, — честно и даже откровенно заговорил Алик. — Ты сторонишься людей, но это не презрение, а страх. Ты чего-то боишься… дай минуту подумать… Это вряд ли насилие. Не похоже на страх одиночества вообще… Возможно, это предательство.

— Заткнись сейчас же!

Мгновенно обернулась Верба, в ту же секунду достав нож, который был угрожающе наставлен на Алика. Но из-за неисчерпаемой боли девушка быстро выронила оружие.

Ее глаза были налиты обидой и злостью, а губы дрожали.

— Какое ты имеешь право обсуждать меня как объект для понятной только тебе системы? — в этой фразе осталась лишь ярость.

— Потому что твои предубеждения не смогут вечно тебя спасать. Сколько я тебя видел, ты все время пытаешься с чем-то бороться, но твоя проблема в том, что ты даже не знаешь с чем и за что воевать, — Алик пытался говорить спокойно, но голос все же порой срывался.

— Послушай меня, философ, — для большей серьезности Верба четко и громко выговаривала слова. — Я разрешила тебе остаться, не потому что жажду услышать длинную поучительную нотацию от столь выдающегося мудреца, а для того, чтобы я не померла здесь, питаясь одними ягодками и не имея возможности себя защитить.

— Не хочешь говорить — твое дело, — сдался Алик, переведя взгляд на огонь.

Верба облегченно обернулась обратно к костру. Взгляд бегал по языкам пламени, что девушка не могла сосредоточиться. Было слишком поздно, поскольку слова парня успели подорвать ту высокую плотину, которую Верба очень долго сооружала.

— Ты был прав, — начала девушка, но на секунду запнулась, ожидая любой реакции со стороны. Верба услышала еле слышное движение и поняла, что Алик готов был слушать. — Но предупреждаю, если это выйдет дальше, за эти камни, я сделаю все, чтобы твоя судьба сполна отплатила за это.

— Поверь, у меня не будет такого искушения, — заверил ее парень, но девушка не порывалась верить этим словам, тем не менее, продолжила.

— Я не знаю, как о таком говорить и говорят ли вообще, — Верба запнулась. Ветер воспоминаний и боли пронзил ее до дрожи.

— Знаешь, я не горжусь своими познаниями в области изучения людской натуры и сразу настаиваю убрать тебе нож, — эти предупредительные слова дали обратный эффект. Девушка резко напряглась, ожидая услышать еще одну унизительную речь. Хотя тут же решила, что прогонит его прочь после первого злого слова. — Сейчас ты боишься показаться слабой. Боишься, что я схвачусь за любую твою слабость, лишь бы высмеять, уничтожить и вся та подобная чепуха.

— Ничего подобного! Чушь собачья!

Алик замолчал, а Верба с надеждой выдохнула, веря, что избежала трудного разговора. Этот парень был ей никем, а даже смело мог претендовать на первенство в списке врагов.

— Я одиннадцать раз проклинал своего отца, — вдруг заговорил Алик. — После смерти матери он… пошел по наклонной. Во мне с сестрой он видел только выгоду, как объект продажи. Я образно, не воспринимай все буквально… Но ощущения всю жизнь были таковыми.

В пещеру пробралась тишина, исчезающая только при потрескивании дров. Верба не понимала, как следовало отреагировать, поэтому молчала, не желая даже обернуться.

— Я не знаю, кого ненавидеть, — прошептала девушка, глупо надеясь, что эти слова поглотились ненасытным костром. Она нервничала, поэтому начала теребить в пальцах медальон. — Я не помню своих родителей, чтобы что-то к ним чувствовать. Хотя знаешь, если встречу их, а я сделаю все, чтобы это было в скором времени, первым делом я улыбнусь. Всю жизнь мне было интересно, почему они оставили меня. Погибли? Не смогли взять ответственность? Или со мной что-то было не так? Честно, иногда я хотела тоже послать их к черту, разозлиться… Иногда получалось… После я ненавидела себя за такие мысли… не знаю… ничего…

Речь сбилась. Голос задрожал под влиянием воспоминаний. Глаза пытались словить огонек, удержавшись так за него, как за единственную надежду. Ладони вспотели, позабыв про холод. Разум отключился.

— Поэтому я всю жизнь сторонюсь людей: боюсь разочаровать их. Этот глупый страх после перерос в неприязнь к остальным, медленно превращаясь в ненависть… Я не какое-то чудище, которое ненавидит весь мир без причины… Они были… При чем такое нестерпимое количество раз… Люди будто только и жаждут, что доказать, что их нельзя любить.

Верба замолчала. Мысль о том, что она впервые так с кем-то разговорилась, была отторгающей. Девушка глубоко вдохнула, на миг закрыв глаза.

— Все, больше тебе не скажу. Не думай, что я стала считать, что ты не причастен к похищению Ветра.

— Разве ты не задумывалась над мотивом? — пробурчал сонно Алик.

— Конечно, — оживилась девушка, — чтобы отомстить мне за полнолуние. Особенно Мариану это было выгодно.

— Прекрати думать, что мир вертится вокруг тебя, — осудил парень.

— Это ложь.

Алик ничего не ответил, а Верба облегченно выдохнула. Она уже приняла решение, оставалось только дождаться исчезновения метки. Она не позволит этому высокомерному типу так считать больше.

— Не будь столь наивной, Мо.

— Как ты меня назвал? — удивилась Верба, пропустив предыдущие слова.

— Мо, — уверено повторил Алик. — Если я не ошибаюсь, тебя зовут Моника. Тогда Мо — сокращенный вариант.

— Меня зовут Верба, — отчеканила девушка, снова обернувшись к парню.

От негодования Алик зарычал. Верба видела, как он пытался совладать со своими мыслями.

— Как же меня бесит твое упрямство, — прямо заявил парень. — Ты упрямо следуешь за идеей, которая ничего не принесет. Ты вдолбила себе одну мысль и все! Ты не видишь, что обстоятельства меняются. И мне плевать, что я не знаю всей твоей истории. Я заявляю, что ты дура, если веришь, что, твердо стоя на земле, ты двигаешься.

— Серьезно?! — мимо воли Верба засмеялась. — Ты начал осуждать меня за имя, а закончил какой-то ерундой. По возвращению сходи к лекарю.

Алик выразительно фыркнул.

— Мы говорим на разных языках.

— Наконец-то я с тобой согласна.

Верба решила закончить разговор, обернувшись обратно к костру.