— Отец, — преувеличено-радостно воскликнул Сэлль, а после обернулся, — Геральт.

Мужчины резко умолкли, гневно взглянув на нежданного гостя.

— Ты снова пьян, — констатировал вполне очевидный факт король. Как обычно, он был одет в вычурный костюм, хотя весьма удобный. Геральт тоже не изменял своим привычкам, оставаясь схожим для Саэлля на огромную бурую капусту.

— Отнюдь, отец, — возразил парень, — до окончательно пьяного состояния мне не хватает еще одной бутылки вина. Вот только слуг не сыщу. Геральт, будь добр, наведи порядок.

— Хватит с тебя, — рыкнул король, не сводя пристального сердитого взгляда. — Случай с матерью выбил из тебя последние крохи порядочности.

— Случай? — внезапно вскипел Саэлль. Алкоголь, бурлящий в нем, обострял все чувства. Он не мог найти середину, ощущая только или полнейшее спокойствие, или ярость. — Тогда почему я твердо сейчас уверен, что ее убили?

Его Величество ничего не возразил, лишь гневно прищурился. Геральт поник, не считая разумным что-либо отвечать. Возникшая тишина только еще больше раззадорила парня.

— Как ты говорил пару минут до моего прихода? — Саэлль сделал секундную паузу. — «Та тварь все еще гуляет на свободе»… А еще! «Забрав силы жены, он стал еще сильнее и неконтролируемым, поэтому…» как же… «лучше дать ему уйти»? Ведь так, Ваше Величество?

Саэлль злился и поймал себя на мысли, что больше на отца, чем на убийцу.

— Кто он?

— Не твоего меча дело, — хладнокровно ответил король.

Саэлль замолчал, недовольно поджав губы. Несмотря на бурлящую выпивку в крови он прекрасно соображал. Годы опыта доказали, что если его отец не ответил в первый раз, он не ответит и в восемьсот двадцать третий.

— Хорошо, — спокойно сказал Саэлль, а затем нелепо улыбнулся. — Наверняка Лавет знает. Он ведь наследник, посещает занудные собрания.

— И что ж ты предъявишь? — голос Его Величества был полон возмущение и одновременно хладнокровия.

— Я…, - Саэлль взялся за голову. Внезапно большая доза алкоголя дала знать о себе резкой болью. — Ему было не наплевать на мать. В отличие от тебя он не даст убийце гулять на свободе.

Саэлль чувствовал, что переходил грань, прекрасно зная, к чему это приведет, поэтому не удивился еще большему разъяренному взгляду своего отца. Тот прожигал его глазами, будто так пытался причинить боль.

— Прочь в свои покои, — король пытался говорить спокойно, но Саэлль ощущал его истинные эмоции.

Его Величество махнул рукой, и двери еще шире отворились. Сквозь полузакрытые веки парень глядел на отца. Он хотел начать соображать здраво, но выпивка так искусно меняла фразы в голове. Возможно, следовало что-то сделать или ответить, но Саэлль лишь стоял на месте, прикованный взглядом к отцу.

Резко, словно этого не должно было произойти, парень неуклюже поклонился и, стоя в дверях, вспомнил. Он обернулся и обратился к советнику:

— Геральт, Лисса звала вас.

Саэлль поплелся прочь. Он должен был что-то сообразить, быть серьезным и ответственным как Лавет, но вместо этого бродил по коридорам, путаясь в собственных ногах. Потом пришло легкое осознание. Он не видел смысла, зная, что старший брат решит проблему, поэтому ему нужна была выпивка. Отрезвление действовало на него чересчур унылым образом.

Поймав за углом духа, Саэлль отдал приказ:

— Позовите ко мне лекаря.

Дымка была столь неожиданной, что Верба не сразу сообразила, что покинула кабинет директора, пусть и не по своей воле.

Переход привел девчонку в ее комнату. Никого не было, как и предполагала Верба. Вскоре помещение стало пурпурным, оповещая о начале урока, но Верба решила никуда не идти. Надо было хорошо все осмыслить, а по ее рассуждениям история не требовала столь большого внимания, поэтому без угрызений совести осталась в своей комнате.

— Что в результате я знаю? — спросила она у себя самой, ложась на кровать.

Она чувствовала, что Арлеина о чем-то умалчивала. О чем-то очень важном. А какое лицо у нее было, когда Верба сказала про маму! Девчонке сначала показалось, что директор мертвеца перед собой увидела.

Тогда-то Верба и поняла, что Арлеина что-то знала об ее родителях, если сказала, что была знакома с матерью. Надо было разобраться в этом хаосе мыслей. Каждая из них так и опережала другую, так и хотела что-то доказать. Но в результате ни одна не была ясной. Каждая из них была лишь слабой теорией, которую доказать было невозможно.

Верба надеялась, что головоломка сдвинется с места после еще одного похода в библиотеку. Девушка решила, во что бы то ни стало найти книги об Эдуарде и все, что связывало его с ее мамой. Несомненно, Верба не могла поверить, что зло, которым пугали детей по вечерам, все еще живое. Слыша обо всех последних новостях, она была уверена, что это было невозможным.

Сейчас Верба сильно пожалела, что не пошла на урок истории. Все необходимое ей мог рассказать учитель, но девчонка тут же отбросила эту мысль. Верба не желала, чтобы кто-то знала, что она намеревается рыскать не только в библиотеке, а если потребуется, то еще и в архивах.

Верба покрутила в руках медальон мамы. В воспоминаниях она его носила, несмотря на грязную одежду. Он был куда важнее. Этот медальон что-то означал, что-то скрывал от чужих глаз. Девушка чувствовала тайны, словно они имели запах. Видела недоговорки, будто их выписывали чернилами на лбу.

— Почему все так сложно?!

Верба отбросила медальон в сторону и запечатала взгляд на потолке. Появилась необъяснимое желание вернуть время в лесу, где друзьями были деревья, камни, воздух… Где нет секретов. Вот он — лес на ладони! Безо всяких недоговорок, тайн, секретов, угроз. Дурманящая свобода пыталась заставить девушку заплакать, но та только сделала глубокий вдох.

Вспомнился Ист. Как он неспешно шел вдоль ручья, как учил ее латыни, как обучал истине. Как он был ей за родителей. Как он сильно ее любил.

Верба еще раз до деталей попыталась вспомнить маму и все, что происходило в тот вечер. Где-то там должен был таиться ответ. Поразмышляв минут пять, Верба сдалась. Этого воспоминания было слишком мало. Вот если бы она вспомнила все. Все, что кто-то попросту отнял у нее, как у ребенка леденец.

«Жизнь — это игра, в которую ты вступаешь, только появившись на свет», — вспомнилась еще одна мудрость Иста.

— Но почему никогда неизвестны правила? — у воздуха спросила Верба и даже поверила, что тот ответит, но он молчал. Предательски, будто был в заговоре…

— В этом и секрет, — послышалось с противоположного конца комнаты. — Придумай их сама.

Элен говорила с вызовом, словно ее слова могли материализоваться в орудие. Тем не менее, лицо у девушки было недовольным и злым. Впрочем, таким оно было со дня их прибытия.

Элен присела возле Вербы.

— Как с уроками? — спросила девчонка, улыбаясь. Ей нравилось злить Элен, но не со зла, конечно. За этим было забавно наблюдать.

— Я за сегодня послала всех к чертям… подожди, дай посчитаю…, - сосредоточилась Элен, но Верба знала, что в математике из них никто не был силен. Ист обучил их главным правилам открытых точных наук, но никогда не посвящал в детали. Возможно, сам их не знал. — В общем, часто это было. Ты б только знала, какие они здесь все гордые. Ты хотя бы с маленькими учишься. Они еще не сильно улавливают, что такое бесить. А я… с этими придурками учусь.

— Зато ты получаешь более ценные знания, а мы одно и то же повторяем пару часов, — попыталась как-то утешить подругу Верба.

— Не убедительно, — скривилась Элен. — Так, мы идем в библиотеку?

— Несомненно, — заверила ее подруга, — и прямо сейчас.

В библиотеке всегда было мало людей. В основном поток учеников можно было встретить на улице, а здесь царила гробовая (или все-таки книжная) тишина. Лишь порой слышались чьи-то шаги, и как кто-то переворачивал страницы.

Верба подошла к самому большому обложенного всевозможными книгами и записями столу, за которым сидела женщина и все время что-то записывала. Одета она была в какое-то бесформенное лохмотья, которое, впрочем, было теплым, а серые глаза перекрывали два стеклышко, которые держались на двух палках. Для чего это было необходимо, девушки не могли догадаться.