Очень неудобно было бегать в платье. Хотя ее наряд назвать платьем уже язык не поворачивался. Рукава были ободраны, а низ костюма так вовсе не то, что был грязный, а его вообще уже не было. В придачу незнакомка промокла насквозь. Было до боли холодно и зябко. Как-никак март только начался.

Где-то вдалеке послышался сильный гром. Да с такой силой, что птицы на соседнем дереве стаей взлетели вверх.

— Только дождя не хватало. Смилуйтесь, все силы колдовства, — еле шевеля губами, прошептала незнакомка.

Женщина, переборов себя, вставала, немного колеблясь. Сейчас нею управляла только вера. Вера, что восторжествует справедливость. Что колдовской мир обретет покой. Что Эдуард будет свергнут. Да, последнее приносило больше всего сил.

Осмотревшись по сторонам, женщина перелезла через последний булыжник и поспешила к деревьям. За ним как раз и был тот самый водопад. Со счастливой улыбкой незнакомка выглянула из-за дерева и тут же ступила пару шагов назад.

Нет. Только не это. Пару минут оцепенения.

Возле Слез матери сидел мужчина в кожаном костюме для охоты, который смотрел лишь на водопад. Плащ был накинут небрежно, словно был одет в спешке. Охотничья шапка была слегка скошена на правую сторону. Он не спешил ничего говорить, даже не смотрел на женщину. Та наоборот — глядел на него большими испуганными глазами. Нет, она не развернулась, не убежала, не испугалась. Лишь с гордо поднятой головой ждала своей участи.

— Ты все-таки на это решилась, — тихо подытожил мужчина. — А я все думал, когда ты начнешь действовать. Прошло двадцать лет. Десять долгих лет, а ты зациклилась на одной мысли! На одном идиотском правиле!

Мужчина встал и грозно посмотрел на женщину. Неожиданный прилив злости был выплеснут моментально. Шапка спала, но он не обращал на это внимания. Он не мог понять эту женщину, не знал, что руководило ею. Она в ответ ему злостно вскинула голову.

— Ты меня осуждаешь?! Разве у нас не была одна цель? Только ты свернул с дороги.

Женщина нервно дышала, оценивая каждое действие. Она не хотела признавать, что боялась его. Но в любом страхе есть ненависть. Эта ненависть сейчас выводила ее из себя.

— У тебя есть два выхода, — спокойно сказал мужчина с лицом, которое не выражало ни одной эмоции. Он давил их, как маленьких букашек. — Или ты отдаешь скипетр, и мы забываем об этой ночи, или я забираю у тебя его силой и отдаю страже. Выбор за тобой, — он все-таки криво улыбнулся. А незнакомка еле сдерживалась, чтобы не ударить его. Как же она ненавидел его улыбку! Его лицо! Его действия! Его! Он был порочен до мозга костей, владевший лишь гордость, самолюбием и совсем неожиданным в таком раскладе умом. Он был умен и хитер, что в итоге давало ужасающие последствия, которые отражались на всех.

Но сейчас нужно было думать не о предпочтениях, а о том, что будет завтра, через минуту. Она зря недооценивала его.

— Первое, но с одним условием…

— Ты не в том положение, чтобы ставить мне условия! — сорвался мужчина.

— Эдуард! Я прекрасно знаю, в каком я сейчас положение, поэтому и говорю, — не выдержала и выкрикнула незнакомка. Потом об этом сильно пожалев, ведь эта резкая фраза забрала у нее силы, которые ей бы пригодились в другом деле. — У меня одно условие.

Долгое время стояло напряженное молчание. Женщина была уверена, что он согласится. Столь заметная привязанность Эдуарда к ней была очевидна и слепа, что от этой мысли страх переставал так парализовать.

— Я согласен, — после долгих раздумий, сказал мужчина.

Незнакомка еле сдерживалась, чтобы не улыбнуться. Это было слишком предсказуемо.

— Ты не тронешь волшебных существ. Больше ни одного.

— Не бойся, тебе удалось их хорошо спрятать, — съязвил Эдуард.

— Я знаю, что у тебя есть догадки, и уверена, что рано или поздно они приведут тебя к ним. Это единственное мое условие.

— Ну, что ж тогда, — мужчина подошел к женщине и протянул ей руку. — Multum!

Незнакомка приняла рукопожатие и радостно ответила:

— Multum!

«Да, я снова его провела», — чуть ли не смеялась в душе, незнакомка.

Эдуард что-то невнятное прошептал, но женщина сразу догадались, о чем был его шепот. Через пару мгновений от метки и след простыл, что значило, что теперь она могла колдовать.

— Знаешь, Чайка, ты стаешь слепой из-за своей гордости, — вдруг сказал Эдуард, когда снова подошел к водопаду. Незнакомка недоуменно на него уставилась, но только до нее дошел смысл его слов, как за руки ее уже держали духи, противные, прозрачные как стекло существа.

— А теперь отдай мне скипетр, — приказал Эдуард.

— Ты не можешь так поступить! Тебя спалит сделка! — возмущалась женщина, в один миг уничтожив духов. Силы вернулись к ней, так что это колдовство не забрало много усилий.

— Нет, — помотал головой мужчина.

— Ты пойдешь против закона? — насмешливо спросила она.

— Я ничего не нарушаю. Если ты не заметила, все идет по сделке. Ты сейчас мне отдаешь скипетр и забываешь эту ночь в темнице, — последнее слово Эдуард специально выделил, будто хотел подчеркнуть промах женщины.

Возле незнакомки снова появились духи, и она снова тут же их убила. Никогда она не могла терпеть духов. Бездушные, бессердечные, без эмоциональные, безжизненные существа вызывали только отвращение.

— Для чего эти фокусы? — со скучающим видом спросил Эдуард.

— Давай сразимся в честном бою, как колдун с колдуньей, — не сдавалась незнакомка.

— Нет, — отрезал мужчина. — Твой бой уже проигран.

На это незнакомка и надеялась. Пока он довольный собою улыбался, она сосредоточила все свое колдовство на одном единственном слове, которое решало все. Она чувствовала, как сила текла в крови, как она бурлила. Сейчас все зависело от правильного желания. Сделав тяжелый вздох, женщина проговорила:

— Ла ракаста футура!

В этой фразе было все. Все желания, страхи, надежды, колдовство.

Женщина начала чувствовать, как силы перетекали в действие, как они покидали ее. Это слово, это колдовство убивало ее. Понемногу, медленно, мучительно. У незнакомки закружилась голова, и она упала. Ей казалось, что она какой-то сосуд из которого вытекала вода. Она пустела, умирала…

Перед глазами был удивленный и напуганный одновременно Эдуард. Он быстро побежал к женщине и взял ее на руки. Затем бережно отнес к камню, на котором недавно сам сидел. Эдуард положил руки ей на грудь и стал беспрерывно повторять:

— Vitae! Vitae!

Но это не помогало. Ее слово было страшнее, ее желание было сильнее. Она умерла. Пожертвовав собой ради справедливости. Ради будущего, которое ее и убило.

Была темная ночь, но она не помешала ему увидеть, почувствовать. Он заметил ее «прощальный» взгляд.

Эдуард в последний раз посмотрел в ее глаза. У них уже не было того блеска, который он знал. Была там пустота. Темнота не стала преградой. Он заметил, как она на него смотрела. Она его ненавидела. Только сейчас он осознал настоящий смысл этого слова.

Ненавидеть… Ужасная вещь. Вещь, которая закрывает остальные чувства. Как любовь… Они похожи очень. Как две капли одного моря, как листья одного дерева. Ненависть, как и любовь, убивает. Жестоко, больно, беспощадно.

— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

Заревел Эдуард. Сейчас в его голосе не было привычной жестокости или гордости. Было лишь отчаяние.

Где-то вдалеке снова послышался гром и полился дождь, будто смывал все обиды и непонимание с этих могущественных колдунов, о которых мир еще вспомнит, а опустошение, образовавшиеся в ту ночь в сердце Эдуарда, станет его извечным спутником.

На рынке в толпе стояла девчонка в черном плаще с капюшоном, который прикрывал ее волосы. Они для вора были плохим соратником, поскольку на солнце играли зеленым цветом. Поэтому девчонка всегда их прикрывала капюшоном. Штаны слабо спасали от холода, а рубашка так и вовсе не грела. Лишь сверху накинутый плащ, который носила только знать, согревал. Повезло ей найти его как-то в лесу. Наверняка кто-то неудачно на охоту вышел.