Речитатив Клааса «Пепел Клааса стучит в мое сердце…» Тиль Уленшпигель То продают, то покупают нас, как будто жизнь – огромный грязный рынок, а если кто-то душу не продаст, на каждого находится свой рыбник. Повсюду уши, от забот мокры, и призрак в окна влепленного носа, и разжигают страшные костры подсунутой бумажкою доноса. Всегда со сладострастьем донесут и спят спокойно под уютной крышей. На небе есть, надеюсь, высший суд, но суд земной пока что самый низший. Доносчики, спасибо за любовь. Я вам любовью за любовь отвечу: у вас течет по жилам рыбья кровь, а руки пахнут кровью человечьей. А ты, толпа? Ты, поглазеть любя, порой всплакнешь в платочек воровато, но и всплакнув, не утешай себя, что в преступленьях ты не виновата. Твой хворост – в инквизиторских кострах. Преступно и само твое молчанье. Что палачей рождает? Стадный страх толпы, покорной перед палачами. Восстаньте! – вот прощальный мой наказ. Я предрекаю колокольным звоном: любой из вас, глазеющий на казнь, назавтра тоже может быть казненным. А ты, мой сын, сквозь все костры пройди — тогда тебя не испугают пеплом. Я счастлив тем, что на твоей груди останусь пеплом, но стучащим пеплом. Я и сожженный жив, и я таков, что для меня остаться с вами счастье не пеплом под ногами стариков, а пеплом, в сердце юноши стучащим. Иди, мой мальчик, и других зови, пой вольной птицей в мире лицемерном… Спасибо, инквизиторы мои, за то, что помогли мне стать бессмертным. И обо мне вовек не стихнет речь — она пройдет по Льежу и по Генту, ведь если человека можно сжечь, то невозможно сжечь о нем легенду! Октябрь – декабрь 1971 Моими любимыми героями с детства были Тиль Уленшпигель, Д'Артаньян, Сирано де Бержерак и… Христос. Ни одного из них мне не дали сыграть в кино, хотя были предложения и от Пазолини, и от Рязанова. Премьера спектакля «Тиль Уленшпигель» состоялась в Ленинградском драматическом театре имени А. С. Пушкина в конце 1971 года. Работа над текстами песен по-настоящему увлекла меня. Дорога номер один Грубей, чем любая дерюга, прочней буйволиных спин ведет на Сайгон дорога — дорога номер один. Ничьи не блистают наряды, не видно вздыхающих пар, а в кузовах едут снаряды, прикрытые ветками пальм. Дорога похожа на сводку о шрамах и ранах земли. Здесь надо шептать во всю глотку, чтоб тайны до слуха дошли. Дорога устала от бойни, оглохла она от стрельбы. В обочины вбитые бомбы — ее верстовые столбы. Дорогу бомбить не отвыкли, но дух у дороги не слаб. Воронки – как формы отливки крестьянских соломенных шляп. Здесь жижа челомкает жижу, невесело ямы острят, но эта дорога мне ближе, чем фрачный асфальт автострад. Булонского леса аллеи, баюкая сытых коней, глядят на нее – не жалея, а втайне завидуя ей. Расправиться с нею попробуй! Особой полны красоты искромсанные со злобой, но сросшиеся мосты. А то, что здесь пули-дурехи и столько предательских мин, лишь признак, что ты на дороге — дороге номер один. Путей у поэзии много среди и вершин, и долин, но есть у нее дорога — дорога номер один. В поэзии есть и тропинки, где мирные шляпки опят. Там, правда, бывают дробинки, но все-таки так не бомбят. Тебя, Маяковский, любили, но с ханжеством чистеньких бонн насмешками подло бомбили — еще до игольчатых бомб. Но все-таки не искривилась дорога твоя под огнем. На каждую несправедливость ведет она вновь напролом. И я, твой наследник далекий, хотел бы до поздних седин остаться поэтом дороги — дороги номер один. Северный Вьетнам, Винь-Линь, декабрь 1971 Впервые опубликовано 1 января 1972 года в «Известиях». Через полгода это дорогое мне стихотворение открыло мой одноименный сборник в издательстве «Современник». Тринадцать мильонов тонн Тринадцать мильонов тонн спрессованной в бомбах смерти на хрупкие синие стеклышки рисовых мирных полей, на крыши вьетнамских венеций, где сушатся драные сети, на велосипеды с розами, растущими из рулей. Не вчера ли вдоль села по ухабам, кочкам эта розочка плыла рядом со звоночком? Сладок шин веселый бег. Мимо пашен и воронок, как железный буйволенок, мчался вскачь велосипед, Дождик путался в колесах, всю макушку продолбил. Дождик был из чуть раскосых — он вьетнамцем тоже был. И солдат крутил педали, счастлив льющейся водой, — то ли ехал на свиданье, то ли просто молодой. Сам не веря, что живой, полный удивления, в что-то полиэтиленовое завернулся с головой. Ах, ему бы мира, мира, малость риса да тепла, только бомба, яму вырыв, его краешком нашла. И непонято светилось его мертвое лицо, и крутилось, и крутилось над солдатом колесо. И бумажной розе бедной так хотелось бы, солдат, бить в звонок велосипедный, словно в крошечный набат. Тринадцать мильонов тонн всех бомб – термитных, фугасных, шариковых, игольчатых и даже бабочек-бомб — на люльки, как на корзины цветов, кричаще прекрасных, на коромысла бамбуковые, выгнутые горбом. Исполнено тайного смысла, еще не вчера ли в лесу той девушки коромысло покачивалось на весу? А в правой соломенной чаше петух одноглазый сидел и, зная о том, что он смертен, собою прекрасно владел. А в левой соломенной чаше, как вся твоя доля, Вьетнам, вповалку лежали гранаты с бананами пополам. Шла девушка шагом бесшумным, сказала мне: «Тяо, ленсо…» [3] — и лампою под абажуром под наном [4] качнулось лицо. И сердце мне мысль защемила, что может на горном плато она на тропе Хо Ши Мина пропасть ни за что ни про что. А впрочем, за что-то такое, что видно ей в струях дождя, когда она смотрит, – рукою лианы и дождь отводя. Но хитро придуманный шарик ударит ей в детскую грудь, и ей навсегда помешает хоть раз, но счастливо вздохнуть. Ладонь прижимая к заплатам, она упадет на пути с лицом от того виноватым, что груз не смогла донести. Увидит, что ноша повисла, как радуга на кустах, и щепочка от коромысла застынет на мертвых устах. Тринадцать мильонов тонн — не слишком ли вы бескорыстны? Тринадцать мильонов тонн — достаточный в обществе вес. Весами истории станьте, вьетнамские коромысла, и взвесьте в соломенных чашах все эти «подарки с небес». Тринадцать мильонов тонн — всю эту кровавую кашу, и велосипедную розу, и девушку на плато история пусть бесстрастно положит в левую чашу, а в правую что угодно, — не перетянет ничто. Северный Вьетнам, 17-я параллель, декабрь 1971 |