«Стихотворенье…» Стихотворенье надел я на ветку. Бьется оно, не дается ветру. Просишь: «Сними его, не шути». Люди идут. Глядят с удивленьем. Дерево машет стихотвореньем. Спорить не надо. Надо идти. «Ты ведь не помнишь его». — «… Это правда, но я напишу тебе новое завтра. Стоит бояться таких пустяков! Стихотворенье для ветки не тяжесть. Я напишу тебе, сколько ты скажешь. Сколько деревьев — столько стихов!» Как же с тобою дальше мы будем? Может быть, это мы скоро забудем? Нет, если плохо нам станет в пути, вспомним, что где-то, полно озареньем, дерево машет стихотвореньем, и улыбнемся: «Надо идти». 14 сентября 1955 «Я ругаю все напропалую…» Я ругаю все напропалую. Я друзьям-товарищам грублю, и меня, такого, не целует женщина, которую люблю. И в смятенье я, бескрылый, стыну, слыша рядом трепет юных крыл: «Что с тобою? Как тебе не стыдно? Разве ты такое говорил?» И в глазах сверкает зло и храбро, как пыланье дальнего огня, мною же встревоженная правда, но уже отдельно от меня. К этой правде слабость не приводит. Покаяньем ей не угодить. Женщина встает. Она уходит. Я ее прошу не уходить. Положила руки мне на плечи, спрашивает, как ей жить велю. Спрашивает… Что я ей отвечу — женщине, которую люблю? 23 сентября 1955 «От меня не укроется…» От меня не укроется, если спорим, грубим — уезжаешь ты в поезде с кем-то, очень другим. Ест печаль меня поедом, все надежды губя, но иду я за поездом, увозящим тебя. И вдали, за рябинами в темноте, в пустоте огонечек рубиновый чуть дрожит на хвосте. Огонек, мне не даденый скуповатой судьбой, — он кровиночкой краденой уезжает с тобой. 1955–1996 «Я буду сильным…»
Я буду сильным, буду. Я отведу беду. Близкое — забуду. В далекое — войду. Вот белые телята, вот избы у ручья… Держась за вентилятор, на крыше еду я. Кричит мне что-то тетя. За взрывом взрыв гремит. На бреющем полете проходит «мессершмитт». Не поднимаю взгляда. Лежу, глаза смежив. Одно мне в жизни надо, — чтоб я остался жив… Но вот я, не убитый — на десять лет иной, иду с большой обидой от женщины одной. Плохое, злое слово я слышу, как в бреду, но чувствую, что снова я завтра к ней приду. Быть может, ждет награда, а может, и беда. Одно мне в жизни надо, чтоб я услышал: «Да»… Я буду сильным, буду. Отдам себя суду. Далекое — забуду. В близкое — войду. Нет, я годам не сдался, а победил года. Я и в живых остался, я и услышал: «Да». Но дам ли я немнимый большой отдарок свой за то, что я – любимый, за то, что я – живой?! 1955 Залы ожиданий Вокзальный холод ранний. У касс толпа с пяти… О, залы ожиданий, которые в пути! Я с вами раздружился, себя не узнаю. Спокойно я ложился на желтую скамью. Мне не казался странным любой набитый зал. В обнимку с чемоданом я сладко-сладко спал. Но, вспоминая давнее, гляжу на жизнь свою: как в зале ожидания, я в юности стою. Гудок, ты спой, не каркай! Мне бы – любой билет, хотя бы бесплацкартный, но никакого нет. 28 сентября 1955–1996 |
