«Неодаренность плохо спит…» Неодаренность плохо спит. Она завидует талантам. Они подобны все телятам, и каждый чем-то с толку сбит. Они не видят в ней врага, покуда молоды и бодры, и обо все ее заборы ломают радостно рога. И сладость этой беготни дороже им, чем сладость славы, и ошибаются они, но все-таки и в этом правы. А их соперницы – слова звучат незыблемо, но зыбко. Она их судит и права, но это все-таки ошибка. 26 мая 1957 «Мне говорили…» Мне говорили — ты поплатишься за все утраты дорогие. Мне говорили — ты поплачешься за то, что плакали другие. И были слезы, слезы мамины… Стояла, руки уроня, и плечи вздрагивали маленькие, и это все из-за меня. А как ты плакала, любимая, когда в лицо тебе курил и слово жесткое, обидное тебе глумливо говорил! О, как подругам ты завидовала! Со мною тяжко было видеться, и гордо голову закидывала, чтобы слезам из глаз не вылиться. И все печальней моя гордая душа, собою отягченная, и это все — расплата горькая за слезы, мною причиненные. 27 мая 1957 «Я товарища хороню…» Я товарища хороню. Эту тайну я хмуро храню. Для других он еще живой. Для других он еще с женой, для других еще с ним дружу, ибо с ним в рестораны хожу. Никому я не расскажу, никому — что с мертвым дружу. Говорю не с его чистотой, а с нечистою пустотой. И не дружеская простота — держит рюмку в руке пустота. Ты прости, что тебя не браню, не браню, а молчком хороню. Это что же такое, что? У меня не умер никто, и немного прожито лет, а уж стольких товарищей нет. Май 1957 «Опять прошедшее собрание…»
Опять прошедшее собрание похоже было на соврание. О, голосующие руки, вы не испытывали муки, когда за то голосовали, чтобы друзей колесовали? И против, против было поднято лишь две руки, лишь две руки, и вы, трусливые и потные, какие вы большевики! Вы – не солдаты революции, а вы солдаты резолюции, и вы, мои друзья-приятели, вы тоже тихие предатели. О большинство, о большинство, ты столько раз не право было. Ты растлевало и губило, и ты теперь — не божество. Еще за все мы не спросили, неблизко время торжества, но в слове большинства — бессилье, и сила — в слове меньшинства. Май 1957 «Большой талант всегда тревожит…» Большой талант всегда тревожит и, жаром головы кружа, не на мятеж похож, быть может, а на начало мятежа. Ты в мир, застенчив по-медвежьи, вошел, ему не нагрубив, но ты невольно был мятежен, как непохожий на других. А вскоре стал бессильной жертвой, но всем казалось, что бойцом, и после первой брани желчной пропал с загадочным лицом. Ты спрятался в свою свободу, и никому ты не мешал, как будто бы ушел под воду и сквозь тростиночку дышал. С почетом, пышным и высоким, ты поднят был, немолодой, и приняла земля с восторгом накопленное под водой. Но те, кто верили по-детски тебе в твои дурные дни и ждали от тебя поддержки, — как горько сетуют они! Живешь расхваленно и ладно. Живешь, убого мельтеша, примером, что конец таланта есть невозможность мятежа. Май 1957 «Вы, которые каетесь…» Вы, которые каетесь, гнетесь ниже травы, до чего опускаетесь, унижаетесь вы. Все еще перемелется. Будут лучшие дни. Времена переменятся, да они ли одни! Вы немало помаетесь от презренья молвы, и еще вы покаетесь в том, что каялись вы! Май 1957 |
