— Наверное, — пожала плечами девушка. — Тем более что посещение балов является моей обязанностью.
Наблюдая за ними со стороны, Винокуров постепенно начинал беситься Какими взглядами они обменялись в первое же мгновение' У Кутайсова жадно блеснули глаза, а Елизавета слишком кокетливо склонила головку, отвечая на его глупости Кажем я, им была допущена самая непоправимая оплошность, которую только можно представить.
— Как ваши дела? — спросил он фрейлину, дабы снова привлечь её внимание.
— Плохо, — отвечала она. — Записка Распутина нисколько не помогла. Когда барон Будберг заговорил с императрицей, то она перебила его, запретив впредь упоминать в её присутствии имя моей бедной тётушки. Более того, Александра Фёдоровна даже просила меня передать ей настоятельный совет снова уехать за границу, издевательски прибавив при этом, что дым отечества явно не пошёл ей на пользу.
— И в чём-то она права, — невесело заметил Винокуров. А человек, которого выкуривают из отечества, вряд ли найдёт этот самый дым сладким и приятным. И, всё-таки я не понимаю главного — почему императрица оказалась так жестока?
— Тётка якобы ввела её величество в заблуждение, поэтому сама во всём виновата. Но это, конечно, неправда.
— Я не сомневаюсь, — вмешался журналист, — что старый чёрт Ефимыч уже успел подгадить.
— И что было потом? — продолжал допытываться Денис Васильевич.
— Тётушка пришла в такое отчаяние, что без моего ведома сама поехала к Распутину, дабы удовлетворить его гнусные желания. Но тот её грубо выставил, натравив всех своих приживалок, отчего у неё по возвращении домой сделалась настоящая истерика. Теперь она чувствует себя ужасно и постоянно плачет. Что делать, Денис Васильевич?
Винокуров мрачно пожал плечами и посмотрел на журналиста, как бы переадресуя этот вопрос ему. Кутайсов пребывал в странно-весёлой задумчивости, а потому не сразу заметил обращённые в его сторону взгляды.
Задумчивость эта объяснялась весьма просто — визит госпожи Новосильцевой к Распутину происходил не совсем так, как об этом поведала её племянница. Тамара Антоновна Новосильцева представляла собой недалёкую и истеричную, но при этом очень красивую темноволосую маленькую женщину с роскошным бюстом и пышным задом. Единственным недостатком её фигуры были коротковатые и толстоватые ноги, однако Распутин, который по примеру Фёдора Павловича Карамазова не пропускал ни одной юбки и готов был облагодетельствовать своим вниманием даже Лизавету Смердящую, уж никак бы не стал отказываться от такой, пусть даже немолодой красотки, как Тамара Антоновна!
Поэтому дело было так: Новосильцева прорвалась в кабинет Распутина через толпу его приживалок. Здесь она задрала юбки, спустила панталоны и с ходу бросилась на постель, зарывшись головой в подушки. Увидев перед собой стоявшую на четвереньках женщину с обнажённым задом, «святой чёрт» немедленно принялся расстёгивать штаны. Однако ему помешала ворвавшаяся вслед за Новосильцевой толпа разъярённых женщин, которые громко возмущались «наглостью» Тамары Антоновны, посмевшей «пролезть вне очереди».
В итоге всё закончилось грандиозным скандалом, послушать который под окнами квартиры Распутина собралась столь большая толпа зевак, что городовым пришлось их разгонять. Кутайсов узнал об этом скандале из первых рук — а именно от личного секретаря «старца» Симановича, который благоволил журналисту за его неоднократные и весьма язвительные выступления по поводу знаменитого дела Бейлиса, тянувшегося с весны 1911 года и закончившегося всего два месяца назад.
Как известно, киевский еврей Мендель Бейлис был обвинён в убийстве тринадцатилетнего ученика Духовного училища при Свято-Софийской семинарии Андрея Ющинского, совершенном якобы в ритуальных целях. Одно время Кутайсов в качестве корреспондента присутствовал в Киеве на процессе, и его язвительные заметки неоднократно появлялись в «Сатириконе». Одна из них оказалась особенно памятна читателям журнала, завалившим его письмами:
«Дело определилось в следующем виде. Около мяла[31] дети щебечут как стая птиц. Бейлису как раз нужен младенец, чтобы на его крови замесить пасхальную мацу. Он выходит из конторы и оглядывается. Целая стайка детей (лет по 10-ти) катается на мяле. Долго ли схватить одного? Бейлис кидается как коршун, дети разлетаются подобно воробьям, но он продолжает гнаться за двумя. Один из них убегает, другой, Андрюша Ющинский, попадает ему в руки. Вот и отлично. Среди белого дня, при рабочих, которые возят глину, Бейлис спокойно тащит мальчика к пустой печке, как хозяйка несёт пойманного цыплёнка.
Но самые интересные вещи происходят потом в суде, где можно услышать следующие диалоги:
— Скажите, свидетель, ведь 12 марта вы были заняты?
— Да, был занят, — хмуро отвечает свидетель, приведённый под конвоем.
— Именно в это время вы взламывали ювелирный магазин Адамовича?
— Да, взламывал...
— И у вас не оставалось времени для других дел?
— Не оставалось... занят был...
И на показаниях подобных лиц строится обвинение!»
Более того, Кутайсов же придумал и сюжет карикатуры, которая была помещена на задней странице обложки «Сатирикона». Старый год в виде огромного ворона перелезал через заводской забор со словами: «Нет ли свидетелей, а то ещё скажут, что я катался на мяле»[32].
— Так что скажете, Сергей Алексеевич? — окликнул его Винокуров.
— Есть у меня один план, — после секундной заминки заявил журналист. — Правда, ситуация сложная, поэтому, как это делается в шахматах, придётся пожертвовать одной фигурой. Как, Денис Васильевич, вам не очень жаль мужа вашей свояченицы?
— Семёна? — удивился Винокуров. — Совсем не жаль. Но что вы затеяли?
— Разумеется, что никто не будет его резать ради пасхальной мацы, — усмехнулся тот. — Жив останется, не беспокойтесь.
— И всё-таки хотелось бы знать...
— О, я слишком суеверен и боюсь сглаза. Если я раскрою вам свой план, то он наверняка провалится. Уж извините! — Кутайсов поклонился фрейлине, но поскользнулся и, чтобы удержаться на ногах, отчаянно замахал руками.
— Осторожнее! — воскликнула она, делая шаг вперёд и протягивая ему руку.
— Всё в порядке, — выпрямившись и вновь приняв устойчивое положение, заверил журналист. — В любом случае я прошу у вас обоих терпения и снисходительности и клянусь, что, как только начну действовать, вы первыми обо всём узнаете.
— А какого чёрта мы тогда встретились именно сегодня? — неожиданно рассердился Денис Васильевич, чувствуя, что остался в дураках. Кажется, этот лукавый прохвост Кутайсов заранее всё продумал.
— Ради взаимной симпатии, разумеется, — весело и словно бы не замечая его раздражительности, отвечал тот, — а также ради вечернего променада. Хотите прокатиться, мадемуазель? — обратился он к фрейлине.
— Но у меня нет с собой коньков.
— Я вам их раздобуду, если вы дадите слово сделать со мной пару кругов.
— Охотно.
— Тогда побеседуйте пару минут с Денисом Васильевичем, а я мигом. — Кутайсов, с силой оттолкнувшись, стремительно укатил в сторону бараков, оставив Винокурова и крайне щекотливом положении.
— Н-да-с, — не зная, что говорить, и стараясь не смотреть на Елизавету, пробормотал тот, — будем надеяться, что у господина Кутайсова всё получится.
— О, я в этом не сомневаюсь, — с неожиданным, неприятно удивившим его энтузиазмом отвечала девушка. — Мне вдруг так захотелось покататься.
— Вообще-то я имел в виду не коньки.
— Ах да, ну и это тоже.
После этого они надолго замолчали. Денис Васильевич неистово злился на самого себя, отчётливо понимая, что с каждой минутой теряет свои шансы на эротическую симпатию этой очаровательной девушки (а чисто человеческая симпатия его в данном случае никак не интересовала!), но чем больше он нервничал от сознания собственного бессилия, тем меньше мог что-либо придумать.