Правда, старик тут же не преминул поинтересоваться: каким именно образом все эти сокровища перейдут во владения духа, который по определению бесплотен, на что я отвечал, что сии сокровища мы принесём в жертву Селене и бессмертному Оромазису, царю саламандр, а уж они передадут их но назначению. Иначе говоря, в назначенную мной лунную ночь мы кинем шкатулку в море, сопроводив сей обряд надлежащими заклинаниями. Старый вельможа был несколько скуповат, однако желание увидать дух своей жены и узнать о судьбе дочери, сделало его щедрым.

Поскольку мне нужна была сообщница, то сразу от графа я направился ужинать к Марколине, в которую с каждым днём всё больше влюблялся. Девица сия была исполнена любострастия и обходительности, а врождённый темперамент делал её поистине ненасытной как в постели, так и за столом она ела, как я, а пила ещё больше.

Марколина с большой охотой выслушала мой план, немедленно согласившись исполнить роль духа покойной графини, особенно когда услышала о заветной шкатулке с фамильными драгоценностями.

— Но что я должна буду говорить?

— Ничего, любовь моя, ровным счётом ничего.

— Как так?

— Настоящие духи не могут владеть человеческой речью, ибо лишены соответствующих природных приспособлений вроде твоих чудных губ, которые я так люблю целовать, или твоего изумительного язычка, способного доводить меня до исступления и возносить на небеса не хуже ангельских крыльев.

— Но как же тогда граф узнает о судьбе своей дочери? Ты ему скажешь?

— О нет, здесь мы поступим самым простым образом, — отвечал я, беря лист белой бумаги и исписывая его римскими квасцами. — Ты просто подойдёшь к столу, на котором уже будет лежать сей лист и тихонько подуешь на него. А потом так же медленно, как и вошла, удалишься. При этом не забывай мелко переступать ногами, чтобы не колыхать подол и создавать ощущение, будто ты плывёшь во тьме и дыму.

— Какой же ты остроумный! — вскричала прелестница, бросаясь мне на шею.

Мы немедленно встали из-за стола и отправились в постель, где предались сладострастию с каким усердием и неистовством, что позабыли про всякую осторожность. Уж восемь лет, как я не наслаждался венецианскими любовными сумасбродствами, а Марколина в этом отношении была само совершенство, поражая меня всё новыми затеями. Я даже начал всерьёз опасаться, что после подобной ночи та, которой надлежало сыграть роль духа матери, действительно ею станет.

На другой день я одел её с головы до ног для предстоящего сеанса перепой мощения. Мы купили белое платье, белые чулки и белые мягкие туфли без каблуков, позволившие передвигаться абсолютно бесшумно, а также длинную, полупрозрачную серебристо-серую шаль. Накрывшись этой шалью с головой, моя чудесница действительно стала походить на привидение, о чём я не замедлил ей сообщить.

Оставив Марколину, я отправился к старому графу. Тот в нетерпении поджидал меня с вопросом, на который благодаря римским квасцам уже был готов ответ.

— Любезный друг, — спросил он, но как же мы узнаем о судьбе моей дочери, если призраки, по вашим собственным словам, не могут отвечать устно?

— Зато у них есть много других, порой даже неведомых нам способов общаться как между собой, так и с людьми, — успокоил я. — Однако же нам надо немедленно написать письмо на Луну, чтобы дух графини заранее знал, о чём мы его спросим, и приготовился к ответу.

Старик воспринял мои слова с достойным сожаления восхищением и лишь неуверенно поинтересовался: каким же путём письмо будет передано адресату? «Ибо вряд ли на земле можно найти почтового голубя, способного преодолеть столь огромное расстояние», — добавил он.

Я заверил, что никакой голубь не понадобится, ибо мы вложим наше письмо в шкатулку с драгоценностями графини и сегодня же ночью кинем её в море, чтобы дух успел получить наше послание вовремя. В час Луны мы вышли на берег и, обратившись с приличествующей молитвой к Селене, швырнули шкатулку в пучину — к величайшей радости старого графа, но ещё большей моей, ибо в преданной морю шкатулке покоились самые дешёвые стеклянные побрякушки, которые я ещё днём приобрёл у знакомого ювелира, заплатив за них не более десяти цехинов. Настоящие же драгоценности в тот момент таились у меня за пазухой, надёжно укрытые от нескромных глаз.

На следующий день всё было готово к сеансу. Около полуночи мы графом заняли свои места в гостиной и погасили все свечи, оставив лишь треножник с жаровней, в угли которого я подмешал некие ароматические вещества, в изобилии доставляемые венецианскими купцами с Востока. Сии травы имели драгоценное свойство погружать, человека в странное состояние полусна-полубодрствования и, что как нельзя лучше соответствовало свиданию с духами.

Ровно за минуту до того, как часы пробили полночь, я негромко, но отчётливо произнёс нужное заклинание. Марколина в образе духа не заставила себя долго ждать, неслышно появившись из потаённой комнаты, куда я заранее провёл её под видом мальчика-рассыльного и где она должна была переодеться в наряд, приличествующий жителю потустороннего мира.

Когда сей бледный призрак, неслышно колыхая царивший в комнате дымок, приблизился к столу, впечатление оказалось настолько сильным, что даже у меня мурашки пробежали по коже. Что касается графа, то он вдруг задышал так тяжело, что я начал всерьёз опасаться, как бы старик не упал в обморок или бы с ним не случилось чего похуже, что могло бы сорвать достойный финал сей озорной мистерии.

К счастью, его сердце выдержало, а Марколина поступила в полном соответствии с полученной от меня инструкцией. Приблизившись к стоявшему посреди гостиной столу, мой милый призрак взял лист бумаги и подул на него, после чего так же медленно и бесшумно исчез. Когда граф пришёл в себя, он робким голосом поинтересовался, всё ли окончено и нельзя ли зажечь свет. Получив утвердительный ответ, он немедленно позвал слугу свечами. Кстати сказать, я ждал от него вопроса о том, правда ли, что сей призрак была именно его жена, но степень потрясения оказалась столь велика, что даже этот очевидный вопрос не пришёл ему на ум.

Как только в комнате стало светло, граф жадно метнулся к столу и дрожащими руками схватил оставленное призраком послание с того света.

— Но здесь ничего нет! — жалобно заявил он, показывая мне этот листок.

— А чему вы удивляетесь, — отвечал я, — ведь духи не пишут гусиными перьями, макая их в чернила. Но погодите расстраиваться, давайте-ка лучше посмотрим, что получится, если мы окропим его святой водой.

Достав из кармана пузырёк с самой обыкновенной водой, я старательно сворачиваю бумагу, бормоча при этом под нос какие-то заклинания, а затем показываю лист графу. Начертанные мною печатными буквами письмена проявились вполне отчётливо, так что он самолично смог прочитать следующий ответ духа графини: «Тайну судьбы нашей дочери я открою только в присутствии его величества короля».

Дальнейшие действия моего подопечного изумили даже меня самого.

— Боже! — громко простонал старый граф. — А ведь я всегда подозревал, что она мне изменяла, — после чего наконец-то лишился чувств.

Пришлось срочно созывать слуг и посылать за доктором. Мне стало искренне жаль старого чудака, и я даже пожалел о своей жестокой шутке, ведь ответ духа графини мог быть и более милосердным. Например, я мог бы услать его дочь на другой конец света, куда не добирался даже Марко Поло! Зато Марколина, которую я, воспользовавшись в всеобщей суматохой, незаметно вывел из дворца и посадил в фиакр, по дороге домой веселилась от души.

— Поделом этому старому остолопу, — говорила она, жадно разглядывая ожерелье из аквамаринов, — неужели он всерьёз мог рассчитывать на верность девушки, которая была моложе его почти на четверть века!

— Вообще-то графиня настолько славилась своей добропорядочностью, что молва не приписала ей ни одного любовника, сухо отвечал я. Мне сделался неприятен этот разговор, поскольку я вдруг на мгновение представил себя в таком же возрасте, что и граф. И что же тогда — покорно смиряться с изменами молодых возлюбленных или всё же пытаться подействовать своей участи? Сейчас, когда я пишу эти строки, мне осталось всего два года до возраста графа, но я уже успел сполна изведать горечь ответа на тот давний вопрос.