Нечто подобное произошло и с Николишиным. Супруга Ольга ещё со времён сватовства привыкла относиться к нему с лёгкой пренебрежительностью, называя не иначе, как Сенькой, и категорически отказываясь заводить детей. Более того, она охотно и, практически не таясь от мужа, принимала ухаживания других мужчин, главным из которых был весёлый и нахальный журналист Сергей Кутайсов. И простоватый Семён никак не мог совладать с женой! Он то плакал и умолял, то грозил ей браунингом, однако Ольга упорно не желала воспринимать его всерьёз и обещать хотя бы сохранение супружеской верности!

«Когда у тебя отрастут рога, ты сам это почувствуешь, — не раз и не два со смехом заявляла она, глядя на насупленную физиономию супруга. — А если тебя что-то не устраивает — подавай на развод!»

С одной стороны, Николишин страстно любил красавицу Ольгу, с другой — провинциальное купеческое воспитание, построенное на знаменитом тезисе «Жена да убоится мужа своего», не позволяло ему безропотно сносить роль подкаблучника. Поэтому его ревность быстро приобрела классически патологическую форму он принялся следить за Ольгой, тратя на это всё своё время и душевные силы.

Вот и сегодня, спустя три дня после злополучного бала, когда легкомысленная супруга отправилась «прогуляться но Невскому», категорически отказавшись взять его с собой, несчастный Семён, прячась и сгорая от ревности, немедленно устремился следом. И, разумеется, что его худшие опасения подтвердились — Ольга встретилась с Кутайсовым перед входом в синематограф «Парфенон», взяла журналиста под руку, и они отправились смотреть фильму «Безумство и страсть»!

— А почему мы не пошли в «Soleil»[21]? — спросила Ольга, как только они мнили спои места.

— Да потому, что, хотя эти новомодные изобретения весьма любопытны, они ещё недостаточно хороши для развлечения, — рассеянно отвечал Кутайсов.

— Как это понимать?

И журналист, который по заказу одной газеты недавно побывал в синематографе «Soleil», где демонстрировалось последнее изобретение Томаса Эдисона — соединение кинематографа и граммофона, иначе говоря, первая попытка создания звукового кино, — принялся объяснять:

— Дело в том, что большинство записанных на граммофон звуков пока ещё труднопереносимы для человеческого уха. Смешно сказать, но лучше всего удались запись собачьего лая и соло трубы. Человеческие же голоса звучат так глухо, что разобрать слов почти невозможно, да и сама фильма — совершеннейшие пустяки. Кстати, как ты относишься к Максу Линдеру?

— Обожаю!

— Серьёзно? А знаешь, какой восторженный приём ему устроили в Москве? Его буквально носили на руках, а в один из дней даже организовали торжественный въезд в Кремль через Спасскую башню. Там он неоднократно фотографировался на фоне всех исторических достопримечательностей, но совершенно сразил публику тем, что забрался в жерло Царь-пушки и помахал оттуда шляпой, вызвав у собравшихся гром аплодисментов. Забавно, но почему-то именно это обстоятельство особенно возмутило «Русский инвалид», который по этому поводу воскликнул: «Браво, Глупышкин! Браво, царь пошлости! Хвала и тебе, первопрестольная, за то, что не нашла себе иного кумира!»[22]

— Подожди болтать, — внезапно наморщила лоб Ольга, — у меня же к тебе серьёзный разговор.

— Опять по поводу броши?

— Неужели ты не в состоянии вспомнить, когда и где она могла исчезнуть?

— Да я её вообще не видел!

— Разве это возможно?

— Эх, голубушка, да на тебе было драгоценностей, как игрушек на новогодней ёлке, где ж тут уследить?

Ольга с досадой прикусила губу, глядя на невозмутимо улыбавшегося спутника.

— Это ты во всём виноват! — неожиданно заявила она, с силой ущипнув его за запястье, как только он попытался ласково погладить её руку.

— Каким образом?

— А кто растрезвонил в своём дурацком пятнадцатикопеечном журнале про историю этой броши? Зря я только тебе о ней рассказывала!

Действительно, пару месяцев назад Ольга случайно поведала журналисту историю их семейной реликвии — ордена Казановы, — а уж он, разумеется, не мог упустить такой сюжет, разукрасив его такими подробностями, которые были неведомы даже знаменитому итальянцу!

— Не сердись, ангел мой, — ласково произнёс Кутайсов, вновь и на этот раз крайне осторожно касаясь её руки, — но, ей-богу, ты не права! Ну не верю я, что попался такой интеллигентный вор, который прочёл мой рас сказ и так заинтересовался этой исторической реликвией, что специально проник на бал, дабы её похитить. Кроме того, драгоценности обычно ворует прислуга, но уж никак не господа!

— А вот мой муж уверен, что это ты её украл!

— Бедняга! — развеселился журналист. — Кажется, ревность ко мне окончательно лишила его рассудка.

— Не смей над ним издеваться!

— И не думал вовсе. Просто нам давно пора совершить нечто такое, что не позволило бы почтенному Семёну Кузьмичу ревновать понапрасну.

— На что это ты намекаешь? — И Ольга придала своему красивому лицу столь надменное выражение, что журналист тяжело вздохнул. — И что означают эти пошлые вздохи? — продолжала она, так и не дождавшись ответа.

Кутайсов с третьей попытки решительно завладел её рукой, поднёс к губам и уже хотел было что-то сказать, когда в зале погас свет и начался сеанс. Как и все сеансы этого года, его предваряла хроника празднования трёхсотлетия дома Романовых, поэтому первым делом на экране появились титры:

ПРЕБЫВАНИЕ

ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II

С СЕМЬЁЙ В КОСТРОМЕ 19 И 20 МАЯ 1913 ГОДА

Далее пошли кадры ПОСЕЩЕНИЯ ИХ ИМПЕРАТОРСКИМИ ВЕЛИЧЕСТВАМИ ИПАТЬЕВСКОГО МОНАСТЫРЯ.

Через ворота Зелёной башни Их Величества с Наследником Цесаревичем и Августейшими Дочерьми в предшествии высшего духовенства изволили проследовать к Троицкому собору обители, а оттуда через Екатерининские ворота монастыря вышли навстречу прибывшему из Костромы крестному ходу.

Приложившись к чудотворной иконе Фёдоровской Божией Матери, Их Величества вернулись в Троицкий собор, где в присутствии министров, придворных дам, первых чинов двора, членов свиты и Государственного совета, а также костромского губернатора и предводителя дворянства архиепископом Тихоном была совершена божественная литургия. После литургии начался молебен у иконы Фёдоровской Божией Матери с провозглашением многолетия царствующему дому.

В ДОМЕ КОСТРОМСКОГО ДВОРЯНСТВА

Из монастыря Их Величества со всеми провожавшими Их Особами направились в дом костромского дворянства, где внизу лестницы их встречали губернский и уездный предводители дворянства, а на верхней площадке — супруги данных предводителей. При входе в зал Дворянского собрания были поднесены хлеб-соль и икона. Вслед за сим Их Величества обошли ряды присутствующих дворян.

ОБЕД В ВЫСОЧАЙШЕМ ПРИСУТСТВИИ

Вечером на пароходе «Царь Михаил Фёдорович», пришвартованном у Царской пристани возле Ипатьевского монастыря, состоялся обед. Он проходил в виду огромной толпы народа, приветствовавшей Их Величества восторженными криками и бросанием вверх шапок.

ПРИБЫТИЕ ИХ ВЕЛИЧЕСТВ 20 МАЯ

НА ТОРЖЕСТВО ЗАКЛАДКИ ПАМЯТНИКА ИВАНУ СУСАНИНУ

С пристани Их Императорские Величества с Наследником Цесаревичем, Августейшими Дочерьми и Особами Императорской Фамилии изволили прибыть к месту закладки памятника. Государь Император был в форме Эриванского полка, Наследник Цесаревич — в форме Екатеринославского полка, Государыня Императрица — в ленте Андрея Первозванного, великие княжны — в Екатерининских лентах. В 10 часов 30 минут началась закладка памятника, после которой Их Императорские Величества и присутствовавшие при этом особы проследовали в городской павильон, где Их Императорским Величествам были представлены планы и рисунки памятника. Из павильона Государь Император вышел на балкон, откуда изволил кланяться собравшемуся и приветствовавшему Его Императорское Величество народу. Затем Государь Император принял парад войск.