А после, стоило им в изнеможении расцепить объятия, в комнате повеяло чем-то необычным. Они открыли глаза и увидели, что невероятно яркий лунный свет каким-то немыслимым волшебством преображает всё вокруг. И вот уже нет современной гостиницы с фаянсовым умывальником, тюлевыми занавесками и старинной, видавшей виды кроватью, зато они вновь очутились на той самой вилле «золотых купидонов», только теперь её обшарпанные стены оказались покрыты разноцветными фресками, а полуразвалившиеся ступени, разрушенная крыша и потрескавшаяся мраморная облицовка обрели свой первозданный вид.

Удивлённые, но ничуть не испуганные, они взялись за руки, вышли на улицу и застыли на месте, не понимая, что происходит. Дома стояли абсолютно целыми, каждая колонна поддерживала свой портик, а не утыкалась каменным пальцем в звёздное небо, и все фонтаны в округе плескали свежими струями. Однако людей нет — вместо них мелькали какие-то тени, слышались голоса, смех, цокот копыт по брусчатке мостовой и ржание лошадей.

Вокруг них был целый мир призрачный, невероятный, слегка пугающий, но оттого не менее пленительный. Охваченный чувством восторга, Филипп только теперь понял, что не просто находится в собственном сне, но может действовать совершенно осознанно. Он повернулся к милой своей жене и уже открыл было рот, чтобы предложить ей самую необычную прогулку в их жизни, как вдруг где-то неподалёку громко хлопнула дверь и раздались грубые мужские голоса.

— Опять дрыхнет, чёрт бы его побрал!

— Так разбуди его.

Филиппа грубо растолкали, и он сел на постели, затуманенными глазами глядя на своих мучителей. Это были охранники, Дмитрий и Иван, одетые на удивление одинаково в чёрные, застёгнутые на все пуговицы сюртуки, будто собрались на похороны. На сей раз они выглядели крайне нелюбезно, и это его неприятно удивило — после попытки самоубийства с ним обращались предельно внимательно, если не сказать, предупредительно.

— Что вам опять угодно? — с трудом выговорил он, ужасно досадуя на то, что два этих обормота не дали ему досмотреть такой чудесный сон. А ведь что, как не сны, является главной отрадой заключённого!

Вместо ответа Иван зачем-то проверил его кровать — старую, тяжёлую, с пружинным железным матрасом, — после чего удовлетворённо хмыкнул и приказал:

— Протяни руку.

— Зачем? — удивился Филипп.

Иван нетерпеливо мотнул головой, грубо схватил его за запястье и подтянул повыше. Потом достал из кармана наручник и так неаккуратно его защёлкнул, что больно прищемил кожу. Затем, лязгнув металлом о металл, прицепил второй наручник к никелированному изголовью кровати.

— Вот так вот, — удовлетворённо заметил он, неприязненно глянув на Богомилова. — Посидишь пока прикованным, и не вздумай шуметь!

— Что это значит?

И вновь никто не ответил, зато второй охранник — белобрысый Дмитрий — извлёк из кармана сложенный трубкой журнал и небрежно бросил его на постель рядом с Филиппом.

— А это — чтоб не скучал.

Они ещё не успели выйти, как Богомилов уже жадно схватил журнал — это был «Логос», печатавший отчёты с конгресса «Мозг — Разум — Душа». Филипп уже давно просил Морева предоставить ему возможность следить за ходом конгресса, поэтому мгновенно забыл о грубости своих охранников и, разложив журнал на кровати, принялся свободной рукой листать свежие, пахнувшие типографской краской страницы.

От этого занятия его отвлёк шум отъезжавшего автомобиля. На какой-то миг он вскинул голову: «Кажется, меня впервые оставили одного», — но тут же погрузился в чтение, тем более что журнал печатал интервью с профессором Ферингтоном.

«— Вы не могли бы подробнее рассказать о проблеме создания сверхчеловека, которую вы затронули в своём первом докладе?

— Попытаюсь, только давайте сразу уточним термины. Я имел в виду сверхчеловека отнюдь не в том смысле, какой подразумевается в писаниях господина Ницше. У него это могучая белокурая бестия, не знающая жалости и пощады, а у меня сверхличность или ”супер-Эго”, если хотите.

— Тогда будьте добры пояснить: в чём разница между сверхличностью и сверхчеловеком?

— Сверхчеловек Ницше может существовать только как часть целого, пусть даже этим целым будет некая суперэлита. И сверхчеловек он лишь по своим физическим возможностям, в то время как с точки зрения сознания является стадным существом, то есть довольно примитивной личностью, основным внутренним достоинством которой является ребячески хвастливое осознание своей принадлежности к элите. Что же касается той сверхличности, о которой говорил я, то она представляет собой целое, совершенно не нуждающееся в частях! Её подсознание сведено к минимуму, а потому практически лишено признаков стадности, основанных на так называемых архетипах, повторяющихся из поколения в поколение. Именно поэтому эта самая личность практически не подвержена гипнозу или каким либо другим видам оболванивания, поскольку все они пытаются воздействовать на подсознание, на то стадное, биологическое, инстинктивное, что присуще всем людям как представителям рода гомо сапиенс. Являясь абсолютно уникальной и лишённой почти всех архетипов и стереотипов, такая суперличность будет полностью свободна, неподконтрольна никому, кроме самой себя, и окажется для самой себя высшим авторитетом.

— Извините, ни получается какой-то человекобог или богочеловек...

— Можно сказать и так, хотя я по возможности стараюсь избегать религиозных терминов.

— Но вам действительно удалось найти способы, позволяющие свести подсознание к минимуму, и, таким образом, вступить на путь создания суперличности?

— Позвольте мне не отвечать на этот вопрос. Единственное, что я пока могу утверждать, — такие способы действительно существуют.

— Хорошо, но тогда хоть объясните: каким образом эта сверхличность сможет стать практически бессмертной?

— Ну, господа, здесь вы от меня слишком многого хотите! Да если бы я знал это, то спокойно смотрел бы в собственное будущее! Разумеется, у меня нет рецепта эликсира бессмертия. Я всего лишь говорю о том, что не вижу никаких причин, почему бы этой абсолютно сознательной и свободной суперличности не задаться проблемой пересоздания собственной материальной природы на таких основаниях, которые позволили бы ей обеспечить себе бесконечно долгое земное существование.

— Неужели это возможно?

— Почему же нет? На протяжении всей истории человечество без конца перестраивает свою среду обитания, добившись значительного увеличения продолжительности жизни по сравнению с первобытным периодом именно за счёт комфорта, лекарств, гигиены и прочих достижений цивилизации. Так почему же наше “Я” не сможет пересоздать свою ближайшую, самую непосредственную среду обитания — собственное тело, — познав и вмешавшись в механизмы его функционирования, изначально заложенные природой?

— Вы так верите во всемогущество разума?

— Безусловно. Более того, в той идеальной сфере, где царит наше мышление, не существует никаких принципиальных ограничений вроде законов сохранения или второго начала термодинамики.

— Зато они царят в окружающей нас природе! Разве не очевидно, насколько человечество ничтожно перед грозным ликом Вселенной, — и свидетельством тому стало недавнее падение Тунгусского метеорита! Случись это падение на два часа раньше — и того города, в котором мы сейчас с вами беседуем, уже просто не существовало бы!

— Однако ведь я и не утверждал, что человеческий разум обладает божественным всемогуществом! Суть моей идеи в другом — наше “Я” идеально, а потому выбивается из материального строя непрерывно эволюционирующей Вселенной, познает её законы и пытается овладеть матерней, исходя из своих собственных интересов! И то, насколько ему удаётся, главным критерием прогресса. Кроме того, наше главное достояние — разум — было подарено нам эволюцией в качестве средства выживания, поэтому не стоит недооценивать эту его способность. Да, космическая катастрофа может сделать Землю непригодной для жизни, однако я искренне надеюсь на то, что если это и случится, то лишь тогда, когда человечество уже колонизирует другие планеты Солнечной системы и тем самым застрахует себя от вселенских катаклизмов. Кстати, для успешного выполнения этой задачи человечество просто вынуждено будет стремиться к выходу за родовые рамки продолжительности жизни.