96. Магическое число
Магическое число 8. На числе, формой напоминающем саму бесконечность, сошлись, казалось, все пути, все нити, идущие из самых дальних уголков нашей Вселенной, — и натянулись, точно струны, явив восемь отчетливых звуков (читать: букв) — непроизносимое имя Магистра. Восемь драгоценных камней во вратах Нового Иерусалима — суть колен сынов израилевых — засияли звездами Веры Джирата, перевернув страницу пророчеств Апокалипсиса. Не было да и не могло быть со времен сотворения мира события, равного по значению этой последней схватке добра и зла. Имеет ли право человек на существование? Что новое принесло человечество будучи богоизбранной расой в миры и без того непрерывно балансирующие точно канатоходец между бытием и безвестностью? Не пришла ли пора заменить его, переизбрав Творца?!
Итак, на восьми планетах — лучах линий жизни Магистра в стого определенных местах вышеупомянутых врат стояли восемь человек. Восстановленные святилища древних друидов, ставшие участниками вселенского заговора — действующими лицами Исхода, а теперь и Апокалипсиса. О чем думали эти люди, стоя в центре каменных глыб и о чем думали те, кому предстояло протянуть им руки через бездну. Дэвид Джеффри думал о 12-ти апостолах. Их таинственная роль была непостижима уму. «Мне ясно одно», — размышлял он. — «Если они ушли — значит предали нас первыми, не дав шанса оправдаться. А, значит, «чудеса Господа» — волшебство с магическим змеем или светящимся шаром вовсе не панацея от любых бед. Да, это сработает, но только здесь и сейчас, когда это необходимо для демонстрации. Зато позже слепая вера в спасательный круг не только не защитит — погубит». Илона, перед которой по странному стечению обстоятельств приоткрылась завеса тайны, полагала, что время на исходе. «Сколько людей добровольно отказались от жизни, от человеческого облика», — содрогалась она. — «И ведь у них нет никакой надежды на спасение. Они сделали выбор не по принуждению, а по собственной воле. В принципе зачем спасать тех, кто этого не хочет?» Лейза, подарок планеты, не думала. Она чувствовала, знала, что благодаря ей предприятие было обречено на провал. Мало желания и веры, — важно соразмерять возможности. Ее час скоро наступит, и тогда вся эта затея рассыплется как карточный домик.
97. Последний рубеж
Стеф Огинс и три его спутника упрямо карабкались все выше и выше по крутому склону храмовой горы Кезерид. Тяжелее всего приходилось Крейзу. Однако цель была совсем близко.
— Эй, Атос, — крикнул Крейз.
Стеф Огинс выругался.
— Прости, не привык. — Здоровяк облизнул запекшиеся губы. — Я хотел сказать, капитан, что мой двойник на виселице у подножья был ничуть не лучше вашего.
— Помолчи, — прервал Стеф. — Ты не в своем уме. Подумай лучше головой. У этих, как ты говоришь, двойников были наши верительные грамоты, во-первых; и они существовали в привязке ко времени и месту, во-вторых.
— Что ты хочешь сказать, — не понял бывший Портос.
— А то, — обрезал Стеф, — что они реальнее нас четверых. Да даже два тела, застрявшие в расселине, которую мы только что миновали и едва остались цели, даже они — я уверен — «снабжены» необходимыми документами. А кто мы? Призраки, оседлавшие лошадей.
— Подожди, — Рэди присоединился к разговору. — Я помню много чего из прошлой жизни, и у меня никогда не было документа.
— Это потому, что ты жил на рифах, а мы в космосе, — хохотнул Крейз. — Правда, теперь заделались альпинистами.
— А я помню кое что похуже, — сказал Стеф Огинс. — Я был двойником самого себя в начале всей этой истории. И мной манипулировали в точности как сейчас. Кто мне ответит на мой вопрос.
— А нам на наши, — не удержались спутники-мушкетеры.
Сверху громовым раскатом отозвалось.
— Отвечу всем. Добро пожаловать.
Друзья переглянулись, замерли. Первым пришел в себя Стеф Огинс.
— Успокойтесь, — сказал он, подтягиваясь на руках и вползая на горизонтальную поверхность. — Это наверняка наш старый знакомый, Фреди фон Левер, а он с нами заодно. Поднимайтесь сюда. Здесь есть кое-что интересное.
На ровно срезанной вершине скалы стояла гигантская статуя и ухмылялась во весь рот.
— Нет, я не Левер, — громыхнула она. — Я Страж. Вам сейчас понадобится моя помощь. Кроме того от скуки и тысячелетнего стояния здесь я начал сам с собой разговаривать. Могу и с вами. Задавайте вопросы. Хотя один из них я, кажется, слышал. Вас заботит, реальны вы или нет. Ответ самый простой. Каждый задающийся подобным вопросом реален. А вот что касается существования одного мира по отношению к другому, возьмем, к примеру, с одной стороны, Джират, с другой — мир, откуда вы пришли, то они не существуют в едином времени. Умирающие здесь неизменно рождаются там, и наоборот.
— Но мы придерживаемся другой теории, — начал было Крейз.
Статуя подвела гигантскую пятерню к его голове и сжала в кулак. Крейз вздрогнул.
— Я вам здесь поставлен не для того, чтобы излагать теории, — без злости продолжил Страж. — Я на вашей стороне, кем бы вы ни были. А создали меня и братьев те самые друиды, которые построили Врата.
— Ладно, — примирительно сказал Стеф Огинс. — Извини. Мы этого не знали. Ответь нам что-нибудь насчет наших двойников. А не то мы можем не выполнить свою великую миссию. Нервы, знаешь ли, вконец расшалились.
— Все скоро закончится. И не будет никакого значения, равно как и смысла твоего вопроса.
— И все-таки.
— Хорошо. Я же обещал.
Страж разжал кулак и скрестив руки на груди, опустился на свой постамент, сел по-турецки.
— Слушайте, только не перебивайте. Ни для кого не секрет, что множественность жизней и факт второго рождения не ложь и не элементы мистики. Каждый из вас прожил или проживает не одну жизнь. Но эта жизнь не прямая линия, а штрих-пунктирная.
Страж провел полосу между камней.
— Все вы — дети Магистра, погибая, попадаете сюда — в центр восстановления, а отсюда — обратно. Ведь восстановленные вы попросту отторгаетесь Джиратом. От сложности или простоты операции зависит, с какого места будет определяться ваша дальнейшая жизнь. Если повреждения были несущественными (смерть бывает разной) — удалось соблюсти необходимые условия непрерывности, то вы воскреснете, даже не заметив этого. Например, во сне вы умираете, а, проснувшись, рассказываете всем про страшный сон и ищете на него ответ в соннике. Я понятно говорю?
— Вполне, — отозвалась четверка.
— Отлично. И это только один из сотни вариантов. В общем случае, спешу успокоить, — Страж подмигнул Стефу. — Все твои двойники и ты сам — одно и то же лицо. Это не враги в твоем обличии. (Хоть я и не сбрасываю со счетов пришельцев из другой Вселенной.) Здесь, в Джирате не могут очутиться существа чуждой тебе биологии. Рисунок на ваших ладонях, в то же время, уникален, по крайней мере, здесь. Оттого только последнее (пусть и относительное) воплощение снабжено им.
— Фреди фон Левер нам сказал, — тихо произнес Рэди, — что цель пришельцев — попасть в Джират в нашем обличье.
— Это невозможно, — осклабилась статуя, потирая затекшую ногу.
— А если возможно, — не поверил Рэди. — Эта их флюорация или как там ее.
Страж поежился.
— Насильственное изгнание души из тела — еще не самая страшная вещь, далеко не самая. Хотя, все мы здесь присутствующие понимаем, что душа, переселенная в тело, находящееся вне сферы влияния Магистра, утрачивает связь с Джиратом, становится пылинкой, выброшенной во власть судеб.
— Неужто ее нельзя вернуть, — встрял Крейз, крякнув.
— Абсолютно невозможно. Но речь идет о другом. Насильственное лишение тела души приводит к разрывам астрала, что сводит на нет планы пришельцев после собственной смерти оказаться в Звездном городе. Однако если человек добровольно отдаст свою душу…
— Кому? — не удержался Стеф. — Дьяволу?
Страж моргнул, повернулся к Огинсу вполоборота, указал в сторону пещеры в центральной скале, отстоящей от них на порядочное расстояние.