И тут путешественники увидели две точки, стремительно приближавшиеся к ним; они словно летели над зелёным настилом равнины, отороченной призрачными заводями. Это были кони. На их выгнутых спинах, пригнувшись в неумолимом галопе, сидели всадники. Огинс ещё не видел людей, но чувствовал, как их стройные фигуры слились с телами гнедых рысаков. Гривы несущихся коней развевались по ветру; лёгкие и быстрые, как стрелы, они неслись во весь опор, поражая воображение. Их гордые головы, украшенные миндалевидными глазами, сухие ноги, оканчивающиеся круглыми, как бы пружинившими от земли, копытами, и гладкая атласная кожа подчёркивали силу и великолепие этого поистине волшебного мира.

Кони перешли на рысь. Они были уже совсем близко: два статных красавца, бросившие вызов весне. Всадники были вполне современно одеты. В одном из них Стеф без труда признал девушку. Это её округлые бёдра тесно сплетались с лоснившейся кожей гнедого. Роскошные белые волосы, будто струи сказочного водопада, спадали на её плечи, а чудесные серые глаза мечтательно тонули в небесной синеве.

Капитан невольно залюбовался девушкой. А когда перевёл глаза на её спутника, то вскрикнул от неожиданности. Это был Дэвид.

Огинс стоял как заворожённый, не в состоянии оторвать взгляда от этого видения, от того, чего просто не может быть, так как не может быть никогда.

Между тем кони остановились. Дэвид с удивительной лёгкостью спрыгнул на землю, подошёл ко второму жеребцу, помог девушке сойти на мягкую траву. Они взялись за руки, не переставая улыбаться друг другу, и направились к Огинсу. На мгновение Дэвид отвёл глаза от своей спутницы, всмотрелся в лицо стоявшего перед ними человека. Стеф молчал, не в силах вымолвить ни слова.

— Он меня не узнаёт, — с грустью в голосе сказал Дэвид девушке.

— Дэвид! Ты!

— Да, я, — подтвердил Дэвид.

— Он тебя узнал, — обрадовалась спутница. — А ты боялся.

— Дэвид очень хотел с вами увидеться, — обратилась она к ничего не понимающему капитану. — Ясное дело, волновался. Как никак, столько лет прошло…

— Как, столько лет?! — поперхнулся Огинс.

Дэвид лишь улыбнулся ему в ответ, потом обратился к девушке:

— Дорогая, по-моему, мы встретили нашего друга в его прошлом. Не мудрено, что он не сразу узнал нас.

— А что это за люди? — спросил Дэвид, указывая на путешественников, которые смотрели на парочку и на умиротворённо щипавших траву лошадей, как на посланцев небесной канцелярии — ангелов во плоти.

Тут среди всех остальных Дэвид различил фигуру Крейза. В тот же миг его лицо расплылось в дружеской улыбке.

— Я всё понял, — уверенно произнёс он, обращаясь большей частью к Стефу. — Мы застали вас в момент переселения с Лагуры, не так ли?

Он подмигнул Огинсу.

— Дэвид! Друг!

Крейз со всех ног бросился к бывшему космодесантнику.

Они крепко пожали друг другу руки.

— Как ты здесь очутился? — полюбопытствовал Крейз.

— Очень просто, — ответил Дэвид. — Мы с Илоной вернулись из своего настоящего времени в далёкое прошлое Земли.

— Так ты отказался от своего космодесантского мундира? — спросил Стеф с ноткой неодобрения в голосе.

— Нет, что ты, — поспешил успокоить его Дэвид. — Я ни от чего не отказался. Мы просто проводим отпуск. Хотя время завоеваний и колонизации новых миров давно осталось в прошлом, или в будущем, или… — он рассмеялся неожиданному словесному каламбуру. — Знайте, Лагура — не единственная живая планета!

— Да причём здесь, чёрт побери, Лагура, — вспыхнул Стеф. — Земля в опасности, а ты здесь прохлаждаешься. Отпуск, видите ли.

— Хотя, я понимаю, ты знаешь гораздо больше нашего, — рассудил Огинс, остывая. — Тогда я хочу получить ответы на вопросы.

— Я же тебя предупреждала, — обратилась к Дэвиду Илона. — Без этого никак бы не обошлось. Ещё с самого начала эта твоя затея с встречей… Ты мог сам предвидеть.

— Позвольте! — Стеф ни на шутку испугался не успеть узнать самое главное. — Меня интересует: падёт ли Земля под натиском коалиционных сил, удастся ли спасти прооперированных пришельцами землян, и, наконец, какой счёт я должен буду оплатить за контакт с талисманом.

В буквальном смысле слова, разорвав на груди куртку, Стеф выложил на суд перед Дэвидом волшебную горошину.

— Хорошо, — сказал Дэвид, опускаясь на траву. — Но тогда всё по порядку.

Стеф последовал его примеру.

Илона опустилась на зелёный ковёр рядом с Дэвидом, легла, подперев рукой подбородок. В лёгком рисунке по уголкам её прелестного ротика угадывалось нетерпение, смешанное с досадой. Похоже, она наизусть знала эту историю. Просто не хотела ссориться.

— Во Вселенной существуют две Великие Силы, два Игрока — Добро и Зло, Созидание и Разрушение, — начал Дэвид. — И каждое живое существо в определённый для него момент жизни обязано определиться с выбором, на чьей оно стороне.

— Дэвид, — тихо сказал Стеф.

— Не перебивай меня. Если я начну по-другому, вы ничего не поймёте; как раз потому, что ни перед кем из вас ещё не встала остро проблема выбора. А она обязательно встанет. По причине того, что эти два Игрока ведут шахматную партию вселенского масштаба, их цель одна — выиграть любой ценой. Иносказательно, мерилом в этом выборе окажется ваша совесть. Буквально же, вы войдёте в ту команду, участие в которой будете в состоянии оплатить.

— Все события, что вы здесь перечислили; вопросы, ответы на которые желаете получить — суть элементы выбора, предвестники твёрдого решения занять ту или иную позицию. Правда, под страхом смерти любые доводы оказываются бесполезными. Хотя я и здесь могу с вами поспорить.

— Дэвид, ты нарочно говоришь загадками, — почти шёпотом сказал Стеф.

— Хорошо, — не выдержал Дэвид. — Я согласен ответить разом на три твоих вопроса. Но после ты выслушаешь меня, не перебивая. Идёт?

— Идёт.

— Земля захвачена не будет. Спасти удастся не всех, но лишь потому, что они сами того не захотят. А счёт тебе действительно будет предъявлен, впрочем, как и всем остальным.

Дэвид выдержал паузу, втайне радуясь, какую ошеломляющую картину обрисовали его слова. Затем продолжил:

— Видите, вопросов стало ещё больше. Теперь вы ждёте объяснений, подробностей. И понятно, причины всегда важнее следствий. Одна и та же цель может быть достигнута самыми разными путями. И опять мерилом становится совесть — цена, которую должна оплатить душа, чтобы обрести спокойствие. Рассудите сами, больная совесть — та, что не может успокоиться — мешает душе, а, значит, тормозит её развитие. С другой стороны, бессовестный человек — насильник, убийца — не терзается сомнениями по поводу страданий жертвы, его совесть спокойна. Хуже всего придётся тем людям, души которых пребывают в постоянном поиске, подвержены беспокойству и сомнениям, неуверенности и самоанализу. Их истерзанные (по пустякам) самими обладателями души ещё при жизни напоминают высохший холст в музее. Истина одна для всех: существо, не умеющее радоваться жизни, подверженное апатии и унынию, депрессиям по всякому поводу, наделяет свою бессмертную душу всеми этими качествами. Отказываясь от борьбы, ожидая сплошь несчастий, под гнётом иллюзорных трудностей добрая половина человечества ещё при жизни готовит себя к вечным мукам. Не хочу вас огорчать, но знайте: не все праведники попадают в рай, многим уготовано место в аду.

— По Вселенной раскинуты две сети, дублирующие друг друга. Каждый ваш шаг вперёд, как у фигуры в игре — на следующее поле, или на соседнее, нередко и через головы — записывается. Время здесь роли не играет. В запасе вечность. Главное в выборе, в принятии решения — холодный анализ фактов, именно фактов, а не своих способностей или сил справиться с трудностями. Говоря прямо, трудностей нет. Их придумали слабовольные, малодушные людишки, для которых игра в песочнице — уже трудность. Что тогда говорить о галактических масштабах. Разве можно туда впускать человечество! Ты посадишь стрекозу на лист осоки, сорвёшь закрывавшее её поле зрения полотно, открыв для неё беспредельно интересный мир, и скажешь «лети»; она же в испуге забьётся под первую корягу. Я не хочу обобщать. Тут имеет место чувство самосохранения ради спасения вида, появившееся в незапамятные времена. Но когда человечество, пресыщенное достигнутым, потеряло интерес к жизни, возомнило себя уникальным и богоподобным — именно Добро приняло решение испытать его коалиционным нашествием.