Борис выпрямляется и медленно поворачивается. Встречаюсь с ним глазами и застываю, не в силах отвести взгляд. Сначала на его лице появляется недоумение, потом растерянность, затем лёгкое любопытство. Похоже, что он не ожидал моего появления и, кажется, не понимает моей реакции.

Под пристальным, внимательным взглядом Бориса, вся моя ярость мгновенно испаряется. Мне уже не обидно, просто больно. Нестерпимо больно.

В груди что-то сильно колет, в глазах щиплет от слёз. Нервно сглатываю подступивший к горлу ком. Резво разворачиваюсь, выскакиваю из квартиры и бегом бросаюсь вниз по лестнице. Выбегаю из подъезда, метеором проношусь по двору, но пережитое отнимает столько сил, что я просто падаю на скамейку у соседнего дома. Судорожно хватая ртом морозный, холодный воздух, стараюсь подавить рыдания, однако это плохо получается. Горячие слёзы катятся по щекам. И никак не удаётся успокоиться.

Господи! Ну почему это происходит со мной? Снова!

Мгновенной вспышкой в памяти проносится, как ровно год назад я пережила практически то же самое, разве что действующие лица в разыгравшейся мелодраме были иными.

Иными?

Мой парень и моя подруга — тогда. Любимый и однокурсница — сейчас. Разве это принципиальное отличие? Суть произошедшего остаётся неизменна и в первом, и во втором случае.

Но разве от понимания этого легче?

В моей душе творится страшное. Обжигающий огонь ревности, обиды, нарастает гигантским пожаром и тут же затухает, затапливаемый холодным океаном уныния и обречённости. Подпитываемый горечью воспоминаний, разгорается снова и гаснет окончательно, придавленный каменной тяжестью суровой действительности.

Я же знала, что Борис меня не любит. Знала, что он не человек, и ждать ответных чувств не имеет никакого смысла. Знала... и всё равно надеялась. Значит, винить в том, что я испытываю сейчас, можно только меня саму. Не вняла голосу разума, позволила чувствам и эмоциям взять верх над холодным расчётом, вот и результат.

Впрочем... Один раз я измену пережила. Да, мне было плохо. Не помню даже, как сессию сдала, как жила в этом новом для меня мире предательства и обмана. Но выдержала, задавила то нежное чувство, которое пыталось поднять голову и напомнить о том, кто был мне так дорог. Слава Богу, у меня хватило на это моральных сил. Значит, смогу и сейчас. Обязана!

Глубокий вдох и медленный выдох.

Я приняла решение. У нас разная жизнь. Мы разные. У нас нет общего будущего. Только прошлое, которое я забуду. Не смогу сама, попрошу у Бориса этот их «корректор». Надеюсь, стирает он не только воспоминания.

Что-то мягкое касается моей ноги, и я с удивлением рассматриваю цветной мячик, решивший остановиться, затормозив о мои сапожки.

— Это мой! — слышу детский крик и поднимаю находку, бросая её маленькому мальчишке, играющему с другом на площадке.

— Спасибо! — смеётся ребёнок в ответ.

Вот оно. Жизнь. Она никогда не заканчивается. Да, ей не интересны твои переживания, проблемы, терзания, но она всегда готова прийти тебе на помощь, если ты её увидишь. Яркая, непосредственная, динамичная. Нужно просто позволить ей быть рядом.

Уже практически с улыбкой поднимаюсь со скамейки, чтобы пойти домой, разворачиваюсь и упираюсь в весьма впечатляющее по своим габаритам препятствие.

— Здравствуйте, Борис, — снова перехожу на официальное обращение, чуть отступая назад. — Извините, я не хотела Вам мешать.

— Кажется, мы были на «ты». — Старк недовольно морщится, складывая руки на груди.

— Да, но... — Подыскиваю слова, чтобы объяснить ему мое желание держаться на расстоянии. — Мне так удобнее.

— Ладно, как знаешь. — Карие глаза рассматривают меня с любопытством. — Всё в порядке? Ты вела себя как-то... — он делает паузу, подбирая слово, — необычно.

— Ну, подобная картина вряд ли кого-то оставила бы равнодушным, — я не удерживаюсь от лёгкого смешка, с трудом подавив желание сказать нечто более резкое. — Разве можно меня за это осуждать?

— И ты, — он продолжает сверлить меня взглядом, — не расстроена? Не хочешь меня ни в чём упрекнуть? Обвинить?

— Боже упаси! — В защитном жесте я поднимаю руки, делая честные глаза. — И в мыслях не было!

Не было... Ещё как было. Только толку от сей процедуры? Да и в чём я его обвиню? Дорогой мой пришелец, я, видишь ли, тебе отдала себя, а ты, такой нехороший, моего порыва не оценил и решил, что тебе одной меня мало? Чушь!

— Ты, кажется, собиралась домой? — Борис меняет направление разговора, быстрым движением подхватывая меня под локоть. — Я провожу.

Понимая, что в данной ситуации лучше на конфликт не нарываться, послушно иду рядом.

— Как твоя учёба? — совершенно буднично интересуется старк, словно решив, что раз я не в претензии, значит можно общаться в прежнем режиме.

— Трудно, — правды я решаю не скрывать. — Много пропустила, теперь приходится навёрстывать.

— Справишься. А как родители?

— Рады, что я вернулась, — стараюсь отвечать в тон, спокойно, размеренно, хотя хочется... Хочется в красках пересказать этому бездушному типу всё то, что я услышала от предков, когда появилась одна, без вещей, на пороге дома. Ладно, хоть в нормальной, человеческой одежде. — Я надеюсь, Вы не собираетесь зайти к нам в гости? — пугаюсь неожиданной мысли. И честно предупреждаю: — Я сказала, что возможности сойти на берег у Вас не будет долго.

— Ты права, пока заходить к вам мне не стоит, — довольно равнодушно отзывается Борис. — У меня плотный график и дополнительные встречи займут много времени. К тому же на Земле нам придётся провести ещё не меньше, чем пара-тройка недель. Ты как раз сдашь свою сессию, вот тогда можно будет поговорить с твоим отцом и вернуться на корабль, чтобы продолжить исследование.

Как я удерживаюсь от того чтобы не зашипеть — сама удивляюсь. Нет, ну это же надо! Ведь понимает, что мне не понравилось его столь близкое общение с Мариной. Его интересует, что я об этом думаю. Но только постольку, поскольку я ещё нужна!

Вот смотрю на него и диву даюсь. Казалось бы — нормальный человек. Руки, ноги, голова... гм... тело. Всё на месте. В голове — мысли, воспоминания, эмоции. О да, это у них имеется. Последнее, правда, иногда настолько сильно проявляется, что даже зашкаливает. А вот чувства, похоже, совершенно отсутствуют. И всё, что он делает — исключительно разумно. Бориса не волнует — хочу я обратно или нет. Главное — «ему» и «надо»!

Но, как бы там ни было, а сейчас спорить бесполезно. Даже пытаться не буду. К тому же две недели — долгий срок. За это время попробую придумать то, что позволит мне остаться, а ему не даст возможности меня увезти. Вот и всё.

Настроенная весьма решительно, я стойко выдерживаю «церемонию расставания». Тем более Борис ограничивается своими любимыми мурлыкающими интонациями, многозначительным взглядом и лёгким пожатием пальцев. Слава Богу, хоть целоваться не лезет, а то я бы точно сдержаться не смогла!

***

— Доча, завтракать будешь? Хватит уже хандрить!

Мама, как обычно, являет собой образец заботы и понимания. Впрочем, она всегда старается помочь, если видит, что у меня не всё в порядке. Вот и вчера, в злосчастный понедельник (и почему самое плохое реально происходит в этот день?), когда я в растрёпанных чувствах влетела в квартиру, родительница сразу просекла, что случилось что-то из ряда вон выходящее. И допрос мне устроила с пристрастием. Правда, что я могла ей рассказать? Только то, что у меня проблемы в универе.

— Буду, — вздыхаю я.

Уныло ковыряюсь вилкой в тарелке. Вот незадача, аппетита совсем нет. И казалось бы — всё я для себя решила, всё обдумала, со всеми доводами своего умненького-разумненького мозга согласилась, — а в душе...

— Ты не опоздай, — мама многозначительно смотрит на часы, — минут десять до автобуса осталось.

Да, да... Сегодня не опоздаю.

На перемене между парами иду в аудиторию и уже у входа наталкиваюсь на перегородившую мне путь рыжую фурию. Руки в боки, глаза сверкают, шерсть (сорри, волосы) дыбом, из ноздрей дым, чуть ли не копытом землю роет. Чувствую — всё. Приехали.