Борис замолкает, но через секунду добавляет:

— Способность перенести не просто свою энергию, а свой разум в другое тело, исключительно важна. Ведь это возможность жить вечно.

Вечно… О, да! Заманчивая перспектива. И очень соблазнительная. Даже мне ясно, почему они ею воспользовались. Представляю, сколько людей поступили бы так же, появись у них такая возможность! Ведь мы так боимся смерти именно потому, что понимаем — даже после реинкарнации человек уже не будет прежней личностью.

— Но... — Я собираюсь с мыслями. — Возможно, душа и бессмертна, только физическое тело всё равно жить вечно не будет...

Делаю паузу и вопросительно смотрю на него. Может, я что-то путаю? Борис кивает. Ну, значит, не ошибаюсь. Уже хорошо.

— Тогда куда переносить энергию? — никак не могу понять я. — Ведь все тела заняты? И куда… куда деваются те, кто в них находился до вас?

— Неужели ты думаешь, мы убиваем чужой разум? — возмущается выводам, так очевидно вытекающим из моих слов, неугомонный тип. — Мы искусственно выращиваем эти организмы, и нам при их создании приходится блокировать возможность случайного проникновения свободной ментальной энергии в существующую оболочку. Без нас они пустышки. Так что перестань рассматривать меня так, словно я украл у кого-то его тело. Это не так!

Борис гневно зыркает на меня потемневшими глазами и сердито отворачивается, так его злит моё предположение. Хочет показать, что в их понимании тоже есть категория «порядочность»?

Ох, как сложно! Я сжимаю руками виски. От такого обилия новой информации, впечатлений, кажется, моя голова просто лопнет.

Ясно, почему они так похожи на нас. Они и есть мы. Ну… почти. И это «почти», весьма и весьма эфемерное! Вроде бы всё просто. За исключением одного — вот зачем им всё это? Почему они в душе желают оставаться собой, а телом становятся нами? Я прекрасно понимаю, жить вечно — это замечательно, очень хорошо и приятно. Но почему нельзя использовать для этого свои собственные организмы? Те, к которым они привыкли! Чем же они им не угодили? Сомневаюсь, что их труднее выращивать. Впрочем, могу догадаться — люди, наверное, весьма подходящая форма для существования. Удобная. В настоящий момент и в настоящем месте. Они же прилетают на Землю, а может, и живут даже. И в этом случае им выгодно под нас маскироваться.

Тогда это больше всего походит на экспансию! Наверное, так они хотят завоевать Землю? Уничтожить людей, чтобы жить на ней самим? Нет, чушь какая-то получается... Каждый вид стремится сохранить свою наследственность. А они специально выращивают генетически чужие для них оболочки… Тьфу! Совсем забыла. Говорит же Борис — первична энергия, а не материал. Если это так, то им действительно безразлично, в каких телах находиться.

С опаской смотрю на пришельца. Тот молча сидит, откинувшись на спинку дивана, глаза слегка прищурены, наблюдает внимательно, но поза расслабленная — нога на ногу, руки за головой. Злиться, кажется, перестал. Интересно, он хоть догадывается, о чём я думаю? Или просто ждёт, пока я осмыслю полученную информацию?

Вот! Узнаю типичное для него поведение! Ничего мне толком не объяснить, запутать ещё больше и ждать, пока я разберусь! И что? А то, что человеческая психология к ним применима, скорее всего, весьма относительно. И все логические выводы, которые я могу себе позволить, хорошо, если на пятьдесят процентов будут соответствовать реальному положению вещей, а может, и меньше. И что из всего этого следует? Ну хотя бы то, что чем больше информации я имею, тем точнее будут умозаключения к которым я приду. Значит... Значит — спрашиваем, а не гадаем на кофейной гуще!

Ага, спрашиваем! Стра-а-ашно. На этого старка где сядешь, там и слезешь. На Земле он «шикарно» от меня отделывался в этом смысле.

Трусиха! Нельзя так. В конце концов, чего я теряю? Ну, не захочет отвечать и чёрт с ним. В первый раз, что ли?

Дав себе мысленный пинок, опускаю руки на колени, открываю рот и привожу решение в действие.

— Тогда как получается, что Роман — ваш брат?

— Легко, — не раздумывая, отвечает Борис. Что-то он разговорчивый сегодня. Съел что-нибудь не то? — Мы были генетическими братьями до смены тел. А потом решили, что внешнее сходство для нас совершенно не обязательно. Вот и выбрали разный экстерьер. Кому какой больше понравился.

Пф-ф-ф! Экстерьер, значит? С ума сойти! И вот, скажите на милость, исходя из каких критериев они его оценивают? Личные предпочтения? Если так, то о-о-очень интересные они у них!

— А как же возраст? — осторожно продолжаю выпытывать.

Уголки губ чуть вздрагивают. И чего такого смешного я спросила?

— Столько, сколько лет моему нынешнему организму.

— А вам?

Поза резко меняется. Мужчина чуть поворачивается боком, руки выскальзывают из-за затылка. Голова теперь опирается на согнутый локоть, положенный на спинку дивана. Весёлость исчезает, глаза становятся серьёзными и почему-то очень грустными.

— Уверена, что хочешь знать?

Отрицательно мотаю головой. Нет уж! Лучше не надо. Пусть не отвечает. А то меня ещё кондратий пристукнет. И так понятно, что ох, как немало!

Можно подумать, что у меня других вопросов нет.

— Борис, — медленно выдыхаю, — а зачем тогда… я не понимаю…

Замолкаю, соображая, что надо бы помягче сформулировать вопрос.

— Что именно? — интересуется Борис.

— Ну... к чему вам такие отношения? Зачем нужно было меня целовать?

— Что значит — зачем? — Он растерянно уставляется на меня, хлопая тёмными ресницами. — Разве это настолько трудно понять?

Вот спросил! Я киваю, показывая ему, что да, я не въезжаю, и нечего на меня так смотреть! Да откуда я знаю, как он это всё воспринимает? Ко всему прочему, разве можно догадаться, что там выкручивает их заумный инопланетный разум! Тут и с людьми-то не всегда получается угадать.

— Так. Хорошо... Гм-м... — Он задумывается на минуту. — Представь себе бабочку, которая помнит, что когда-то она была… ну, например, человеком. Которая знает, чего она лишена, и которая прекрасно осознаёт, что она получила. Но ничего из того, что притягательно для других бабочек ей не чуждо. Ей так же нравится летать. Ей нравится нектар. Ей нравятся другие бабочки. Верно? — Борис усмехается.

— Вы хотите сказать, — я округляю глаза, — что оказавшись в этом теле, становитесь человеком по-настоящему?

— Мой пример крайне упрощённый, но ты правильно его поняла. Да, я помню, что я был старком. Я помню, что мне было необходимо тогда, но, поверь, весьма смутно. Потому что это совсем не то, что нужно моему нынешнему организму. А он оказывает своё влияние, формирует другие потребности, иные предпочтения, и моё сознание вынуждено подстраиваться под них. Я такой, какой я есть сейчас.

Логично. Но разве не проще для этого использовать женщин, таких же, как они сами? Хотя... А ведь я видела на корабле только мужчин. Может у них особей противоположного пола просто нет? Ох, как-то это мне не нравится…

— Мне понятны физиологические… гм-м... потребности, но… психологически, мы ведь совсем разные. Почему же вы не хотите, раз уж... э-э-э... — Я начинаю мяться, как школьница на экзамене, к которому не готова, потому что не знаю, как деликатно можно это сказать. — Раз уж есть такая необходимость... Можно же использовать для этого... ну-у-у... подобных вам? Я имею в виду, женщин… кх-м... с таким же разумом. Это ведь проще.

Пока я произношу эту сложную тираду, снабжая её весьма «содержательными» звукосочетаниями, Борис не отрываясь, сосредоточенно и с явным напрягом смотрит мне в глаза. Может, не стоило спрашивать его об этом? Вон опять молчит. И хмурится. И непонятно — ответит или нет.

— Мы приняли решение не выращивать тела женского пола, — нехотя выдаёт, наконец. — Какой в этом смысл, если у наших изначальных тел нет диморфизма и все старки внешне одинаковы?

— То есть... Вы... Старки... Э-м-м... — Я настолько ошалеваю от нюансов биологической организации, что снова теряю способность к внятному высказыванию своих мыслей. — Гермафродиты?