Блямс!

Звон разбитого стекла сопровождается резким, болезненным ударом от падения вниз. Отзывается головной болью и ощущением впившихся в кожу острых граней.

Организм реагирует соответственно воздействию. Не дожидаясь, пока мой мозг, находящийся в состоянии медитативной расслабленности, соизволит сообразить, что именно происходит и отреагировать, надпочечники выдают в кровь гигантскую порцию адреналина. Сердце немедленно принимается выбивать бешеный ритм, мышцы сокращаются с невероятной силой, помогая рукам оттолкнуться от опасной поверхности, а телу принять вертикальное положение.

Дольше оставаться безучастной к происходящему я уже не могу. Встряхиваю головой, концентрируясь на происходящем, стараясь сориентироваться и понять — что всё это значит?

Вот только глаза упорно не желают выдавать нормальную картинку, и всё, что я вижу — размытый серо-коричневый фон и что-то тёмное в непосредственной близости.

Зажмуриваюсь, растирая лицо холодными ладонями.

— И как тебе такое пробуждение? — совсем рядом раздаётся едкий смешок. — Нравится?

— Что? — убираю дрожащие руки, вглядываясь в того, кто столь бесцеремонно со мной разговаривает. Нет, мне в принципе всё равно, просто нужно же хоть какие-то правила приличия соблюдать. Поздороваться, например... Ой!

Всё чётче проявляющийся образ, словно бритва проходит по сознанию, обнажая то, что затаилось в глубине моего тормозящего мозга. Карие глаза, завораживающие своей шоколадной сладостью. Каштановые волосы, волной откинутые со лба. Тонкие, чуть кривящиеся в усмешке губы, к которым безумно хочется прикоснуться своими. Борис!

Непроизвольное движение ему навстречу, отзывается ноющим ощущением неправильности и абсурдности того, что происходит, вынуждая остановиться и не совершать необдуманных действий. Почему он так со мной разговаривает?

Взгляд невольно фокусируется на окружающей обстановке и, в ответ на медленно прорисовывающиеся контуры, лавиной накрывает мощная паническая волна. Господи, где я?

Затемнённые своды пещеры, с которых свисают грязно-бурые сталактиты, похожие на оплывшие перевёрнутые свечи, рыхлая, совершенно непередаваемого цвета тёмной охры, пыль под ногами, почти чёрные и от этого теряющиеся в мрачном полумраке стены. Даже воздух здесь тяжёлый, пронизанный неприятными нервирующими запахами. И холод. Не ледяной, вымораживающий, скорее мучительный, медленно вытягивающий тепло из тела.

Это — вокруг.

А внутри моего мозга, словно желая усилить негативное впечатление, чередующимися волнами накатывают на восприятие реальности воспоминания, создавая резкий контраст происходящему.

Борис, нежно обнимающий меня пред тем, как улететь на Превентир.

Дейван, с беспокойством в глазах, вручающий мне йкурпа и убегающий к ожидающему его у двери отцу.

Бледное, фиолетовое марево за барьером из трипслата, хищно окутавшее корабль.

Мужская рука, безжалостно убивающая ни в чём не повинное существо.

И яростно блеснувшие глаза, словно грозные предвестники вспышки боли от удара по щеке.

Амиот!

В ужасе смотрю на того, кто позволяет себе так нагло использовать чужой образ. Я ведь знаю, что он... оно... всего лишь форма ментальной энергии, способная материализоваться в реальный объект. То есть субъект. Но как он это делает? Да и зачем?

Впрочем, последний вопрос у меня какой-то глупый. А как ему, невещественному, иначе контактировать со мной, весьма-таки осязаемой?

Кстати. Вот и подтверждение.

По всей видимости, решив, что слова до меня не доходят, эта тварь весьма так оперативненько шагает ко мне, оказываясь настолько близко, что я даже чувствую жар его тела.

Теперь уже движение назад, в попытке отстраниться, оказаться как можно дальше, заканчивается новым болезненным ощущением врезающихся в спину жёстких и острых каменных граней.

— Боишься? — с придыханием и явным удовольствием в голосе продолжает издеваться надо мной эта инопланетная.... нет, стоп... иномирная? Тоже не то. Как же назвать-то его? А! Иноформенная сволочь.

Нет, ну а правда! Присвоил себе облик моего мужа. Раз. Ика убил. Два. Меня с корабля умыкнул. Три. Ой! Где Алина?! Я неожиданно вспоминаю, что вовсе и не одна была, когда сиреневый смерч затянул нас в свои объятия.

Быстрый взгляд в сторону, и никаких признаков присутствия кого-то ещё. Только я и этот... это... Застонать от бессилия хочется, честное слово!

И вновь, перетягивая моё внимание на себя, амиот делает шаг вперёд. Теперь отступать совершенно некуда. И уже не остаётся ничего, кроме как замерев в неподвижности, ждать. Вот что ему нужно, а?

Две ладони мощным движением впечатываются в стену по бокам от моей всё ещё плохо соображающей головушки. Лже-Борис наклоняется так, что его лицо оказывается совсем рядом.

На мгновение встречаюсь с ним глазами и отвожу взгляд. Не хочу. Не буду я на него смотреть. Ну почему он выбрал именно такой облик?!

— Трусишка, — выносит вердикт наглая зараза. — А на корабле вела себя так реши-и-и-ительно, — сладко тянет.

Решительно? Это он о том, как я ему материальность нарушила? Ну да, было дело. Только получила я потом за это по полной программе! По крайней мере, скованные руки мне не понравились. Да и пощёчина тоже. Так что повторять свой «эксперимент» у меня желания нет.

Упрямо продолжаю смотреть в сторону. Есть же определённый смысл в его попытках добиться от меня эмоциональной реакции? Значит, нальзя поддаваться!

Видимо, сообразив, в чём причина моего молчания, амиот как-то тяжело вздыхает и отступает на пару шагов.

— Ладно, — коротко бросает. Теперь в голосе только холодный расчёт. — Можно и иначе.

Едва заметный взмах ладони, и мои запястья тяжелеют, оказываясь в плену толстых металлических браслетов. А потом ещё и непроизвольно разлетаются в стороны, потому как нежданно приобретённые "украшения" намертво прилипают к стене.

Естественное движение, в попытке выдернуть руки из захватов, приводит только к тому, что оковы невероятно сильно впиваются в кожу. Даже в глазах темнеет, и я, не сдержав стона, прикусываю губу. А по щекам катятся непрошеные слезы.

— Ах, сколько боли, — с мягкой улыбкой смотрит на меня мой мучитель. — Как сладко... — хищно втягивает носом воздух. — Но недостаточно, — недовольно решает. Усмешка немедленно пропадает, и на лице вновь рисуется весьма серьёзное выражение. — Давай, попробуем добавить ещё.

— Не надо! — срывается с губ быстрее, чем я успеваю проанализировать ситуацию.

— А я тебя не спрашиваю, — тонкогубый рот снова растягивается в ухмылке. — Это предупреждение!

Не дав мне опомниться, резким движением руки он выхватывает из воздуха плётку.

Молниеносный, хлёсткий удар, и мой комбинезон, который теоретически мог защитить меня от подобного воздействия, рвётся в клочья. С каждым новым взмахом безжалостной руки плеть, словно огненная, раскалённая змея, ложится на обнажённое тело, сжигая кожу и заставляя кричать, срывая голос.

Я снова почти ничего не вижу, теперь из-за пелены слёз, застилающей глаза. Во рту солёный привкус. И я уже не понимаю — это потоки слёз? Или же я искусала губы в кровь?

— Этого хватит? — звучит в ушах вкрадчивый голос.

Стараюсь вернуть себе ясность восприятия, а амиот шагает ко мне, отшвыривая орудие пытки, которое разлетается мелкими ярко-жёлтыми искрами, не успев коснуться земли. Неуловимо быстрым движением он вздёргивает голову вверх, сильно прижимая моё тело своим к стене, и заглядывает в глаза.

— Да-а-а, — тянет на выдохе и впивается в губы.

У меня уже нет сил сопротивляться. Тело стонет от боли. Страх, сковавший мышцы, теперь отзывается нервной дрожью. Сознание словно небо, то заволакивается мрачными тучами беспамятства, то вновь проясняется, и тогда я с пугающей ясностью осознаю, что происходит.

Именно в один из таких моментов я наконец соображаю, что назвать поцелуем это безумие невозможно. Да, он всё также упорно не желает разрывать появившееся между нами физическое взаимодействие, но ощущения иные. Такие, как если бы гигантская пиявка высасывала из меня то, что я сейчас чувствую. Боль постепенно начинает уходить, и страх уже не так сильно сковывает моё тело. Всё исчезает, будто амиот забирает это в себя.