— У великого князя с тобой станется не разговор — подлинный допрос. Говори по чести и по совести. Жить тогда будешь! — И уже в голос добавил: — Проходи сюда, Юрий свет Васильевич! Дверь в горенку вот она, тута!

Удельный князь Юрий Васильевич никак не мог смочить язык слюной, чтобы ответить наглому подьячему. Пока гонял сухой язык, на улице раздался конский топот и тяжёлое тело коня тупо грохнулось на землю, захрипело. В сени ввалился рослый детина в красном кафтане и в красной шапке с пером сокола по правому обрезу.

— Обожди, гонец, тут... — засуетился Варнаварец.

— Я тебе обожду! Война! Третьего коня загнал, — шумнул гонец. Он стукнул кулаком в дверь избы и, не дождавшись разрешения, вошёл.

Поутру первыми ушли от Архангельска сибирские татары. Ушли полной Ордой в сторону Великого Новгорода. За ними туда же понеслись двадцать гонцов великого князя, у каждого на шапке торчало по два сокольих пера. Спешный, спешный гон! Два гонца, но уже с тремя «соколами» на шапках, да каждый при трёх запасных конях, удерживали разгорячённых коней у Старостиной избы.

Государев подьячий Варнаварец протянул великому князю два толстых листа бумаги. Иван Третий, нахмурившись, пробежал исписанные листы, хмыкнул при виде отпечатка детского пальчика, положил листы на спину пригнувшемуся Шуйскому, на каждом написал своей рукой: «Великий государь всея Руси руку приложил». Отдал листы гонцам.

Те понукнули застоявшихся коней, в галоп пошли по широкой улице села, подбадривая себя взвизгами.

— У кого такой маленький пальчик? — спросил великий князь, не оглядываясь.

Варнаварец тихо ответил:

— Детей в Архангельском много...

— Молодец. Князя Юрия шумни ко мне.

— Здесь я, великий государь. — Удельный князь Юрий Васильевич поклонился старшему брату малым уставом.

— Помнишь наш писаный договор? Про то, что станешь ты мне, великому князю Московскому, везде и во всём помогать и повиноваться. А?

— Как же! Помню.

— Ну-ну. Собирай своё войско и двигай за мной.

— А куда?

— На Новгород. На Великий Новгород пойдём, удельный князь Юрий Васильевич. На город моей земли, который меня продать и предать задумал. И воевать меня задумал. Давай торопись, я повелел «поход»...

Большой воевода Иван Юрьевич Патрикеев при гонце прочёл указ государя всея Руси Дмитрия Ивановича немедля двигать большой полк на Великий Новгород. К сердцу подступила одышка. Руку великого князя Московского Ивана внизу листа он узнал. А пальчик... пальчик мог кто угодно приложить.

Вестей к нему из Москвы от Еленки молдаванской о походе на Новгород из Москвы не доносили. Выходит так, будто малолетний Дмитрий своим именным указом велел брать на брань Великий Новгород, а великий князь и государь всея Руси Иван Васильевич с этим согласился. Но он, великий государь, тут как бы и ни при чём.

— А кто пальчик... пальчик кто приложил?

— Великий государь Дмитрий Иванович приложил. Наследник, — ответил гонец. А рожа у самого — замоскворецкая, сытая, наглая.

— Чего врёшь? — сорвал горло на крик Иван Юрьевич. — Кому ты врёшь? Ты же от Архангельска сюда пришёл!

— Я не от Архангельска сюда пришёл, — нагло ответил гонец. — Я от великого государя Ивана Васильевича пришёл!

Иван Юрьевич оглянулся. Трое тысяцких большого полка стояли в пяти шагах от них. Лица строгие, тихие.

— Чего? — рявкнул на тысяцких Патрикеев. — Чего... делать-то?

Тысяцкие развернули коней, поехали прочь по пыльной улице городка Порхова. Тысяцкие не решают что делать, им команда нужна, не более того. Иван Юрьевич крикнул им вслед:

— Разводите заставы! Выступайте на Великий Новгород!

Тысяцкие понукнули коней, взяли в галоп...

Данило Щеня, недавно назначенный воеводой засадного полка, стоявшего в двух переходах от Великого Новгорода, ходил по стёртому ковру шатра, ругался про себя. Просто так он без дела стоять не любил, а дело затягивалось.

По-над речкой Болховкой, на которой стоял засадный полк, послышался топот коней, потом ругань с караулом. Московский говорок и новгородскую брань различить было легко. О, дело приехало!

— Пропустить! — проорал через полог шатра Данило Щеня.

В шатёр, продолжая ругаться, вошли новгородские люди. Оружия при них не имелось. В первом вошедшем Данило Щеня узнал старого знакомца, купца Великого Новгорода Ваньку Коробова.

— Здрав будь, боярин! — Ванька снял шапку, двое других смиренно поклонились в пояс.

— Здорово, Иван, сын Петров, — Данило Щеня крепко пожал пятерню Коробова. — Зачем пожаловал в мой стан?

— Дак тут, это... поздравить тебя, боярин Данило. — Ванька вдруг затоптался, заоглядывался. — С повышением в разрядном чине хотим поздравить.

— Поздравляй, Ваня! — с полной радостью в голосе ответил Данило Щеня.

— Отобрали наши поздравления, — прогукал низким голосом старший возрастом новгородец. — Тюки поотобрали.

— Военный стан, — развёл руками боярин Данило Щеня. — Но тюки вернут. Сейчас мы тут сами... — Он свистнул.

Здоровые парни из обслуги тут же принесли малый бочонок с монастырской водкой, разные заедки. Данило отмахнул челядинцам уходить, сам разлил водку в чары:

— Ну, по единой!

Выпили. Заели копчёной рыбкой — день был постный, пятница — похрумкали солёными грибами. Ванька Коробов наклонился к Даниле:

— Наши посадники послали меня к тебе как старого знакомца. Желают знать, почто великий государь идёт к Великому Новгороду с большой силой?

Данило Щеня налил по второй чаре, хотя пить ему никак нельзя было, с утра ждал гонца от Ивана Васильевича, а сейчас уже обед. Где гонец, естива амбара? Тут не до гостей...

— О том, что творит великий государь всея Руси, он мне не докладывает. Так что... Чего хошь проси, только не ответ на свой вопрос. Выпили по второй?

Ванька Коробов выпил, не закусывая. Его явно побивала нутряная дрожь.

У недалёкого брода через реку Болховку заорали, засвистели. В шатёр просунулся караульный:

— Гонец к тебе, воевода, от государя нашего, Ивана Васильевича.

— Наконец-то! Давай сюда!

Гонец о трёх «соколах» на шапке ввалился в шатёр. Воевода Данило Щеня уже успел плеснуть в чашу крепкой водки, сунул чашу гонцу в руки. Гонец с чувством выпил, ухватил кус жареной осетрины, мазанной хреном, а другой рукой тянул к Даниле узкий кожаный мешок с грамотой.

Данило грамоту взял, перекрестился, махом развернул, быстро пробежал глазами.

— Эк! Эй, караул!

В шатёр вошли двое караульных да ещё пяток их затоптался снаружи.

— Вот этих, новгородских, отведите в обоз да отдайте им ихние тюки. И чтобы — сторожить! Этого, Ваньку Коробова, я пока при себе оставлю.

— Ну, в ворота твои чтобы твоё хозяйство не влазило! — ругнулся старый новгородец. — Ну, Ваня ты Ваня! Говорил я тебе!

Данило Щеня подождал, пока новгородских уведут подалее, сунул гонцу серебряную полтину и штоф с недопитой водкой, проводил его до выхода. Повернулся к Ваньке Коробову:

— Ванька, ты меня прости, но попал ты в недобрый час на мой стан.

Купец Коробов затопал ногой по стёртому ковру шатра, молчал. Данило Щеня шёпотом помянул купцову мать, но громко свистнул. Шатровый полог откинулся, вошли без спросу оба тысяцких засадного полка:

— Чего изволишь, боярин?

— Выводите полк махом. Как уговорено. Обозы пока пусть здесь ждут, назавтра тронутся. Пушки держите на задах похода, при снарядах. Да крикните моим холопам, пусть шатёр снимут. Я сейчас догоню головной дозор.

Тысяцкие выбежали, на ходу крича команды полкового строя.

— Некогда, Ванька, некогда балакать. Сейчас вот, возьми княжий знак. — Данило Щеня оборвал от левого плеча лоскут кожи с наплавленным на него серебряным атакующим соколом. — Возьми знак и гони через наши заставы. Там будут Татарове, так то наши татарове. Кто спросит — покажешь им знак.