— В тюках соль. В прокопчённых мешках масло коровье, топлёное. А тут вот трава, называется «чай». Нам есть надо! Без еды мы не дойдём до города Хара-Хото!

Проня не выдержал:

— Я что — траву должен есть? А баранов кому?

— Нас сорок человек. Двадцать баранов нам на пять дней еды. А потом будет голод. Тихий, обычный в этой стране голод.

— Похудеешь, Проня, жена не узнает тебя худого!

— Плохо шутишь, Бусыга. Не дойду я до жены! И ты не дойдёшь! Пропали мы здесь, в Китае чёртовом. Нет, ну надо же было послушаться помирающего, обморочного человека, а? Он бредит, а мы уши развесили! Ну, Афанаська, ну, Никитин, вот так соврал! — Проню начало колотить что-то вроде озноба.

Через два дня хода по безлюдной дороге среди скал, кончились дрова. Тихон-мерген слез с коня, походил по ложбинам между скал, крикнул:

— Нашёл! Глину нашёл! Давайте сюда пустые мешки, собирать будем!

Глину собрали в пять мешком, принесли на стоянку. Воины Тихона уже натаскали туда кучи свежего верблюжьего и конского навоза.

— Теперь ищем плоские камни и начинаем дробить уголь! Пока только из пяти мешков!

Нашли камни, стали дробить уголь. Проня суетился, бил так, что кусочки угля улетали далеко, куда падали — не видать.

— Ты тише бей, — подошёл к нему Тихон. — Уголь теперь — это наша жизнь.

— Скажи ещё, что и навоз теперь наша жизнь! — буркнул Проня.

— И навоз — тоже наша жизнь.

Бусыга присмотрелся, как ловко воины Тихона берут кусок глины, потом столько же угля, потом добавляют на ладонь немного навоза и лепят из этого всего шарики величиной с куриные яйца. Бусыга раза три обмишурился, то навозу переложит, то угля. Если состав подбирался ровно, то шарики выходили плотные, прочные.

Большое поле этих одинаковых шариков усеяло стоянку с южной стороны горной гряды, под солнцем.

— Теперь ночь и день будем отдыхать, а потом пойдём с радостью! — сообщил Бусыге Тихон.

Подошёл Проня, спросил, показывая измазанные в навозе руки:

— А руки мыть после такого дела не положено?

Тихон-мерген крикнул, чтобы воины принесли торбас с водой. Сам полил Проне на руки. Тот помыл руки, умыл и лицо, и бороду, сел рядом с Бусыгой и стал плакать:

— Живот у меня болит, Бусыга, вот я и боюсь того, об чём предупреждал нас тогда купец Афанасий Никитин. Что есть здесь, в Китае, такие мелкие червячки, которые человека убивают медленно.

— А! — сообразил Бусыга. — Ты чачи выпить хочешь? Так пей. Вон она, в торбасе, на моём верблюде!

Проня поднялся, вынул из кармана китайскую чашку чёрного лака, непонятно где украденную. Налил полную чашку чачи, выпил махом, завалился на бок и захрапел.

— Он раньше был крепкий, ничего не боялся, — сказал Бусыга. — А тут будто душу потерял.

— Нет, не душу, — значительно проговорил Тихон. — Это Проню его дух потерял... У нас у каждого есть свой дух. Он нас бережёт. А тут страна другая, обычаи другие, Пронин дух заблудился и Проню потерял. Это ничего. Сейчас новая Луна выйдет, тогда дух своего Проню найдёт. Они, духи, по Луне узнают, кто из нас где ходит, где живёт.

Бусыга покачал головой, но возражать не стал. За этот поход он столько всего нового про жизнь узнал, что и жить стало грустно. Может, и его дух, его, Бусыгу, потерял? А вдруг не найдёт?

Чтобы сбить чёрные мысли, Бусыга попросил Тихона рассказать, как они станут проходить ущелье Тысячи Злых духов и насколько это опасное дело?

— Я там ни разу не бывал. — Тихон сел напротив Бусыги, поджав ноги как принято. — Говорят, что дорога, по которой мы сейчас идём, раньше хорошо охранялась, на ней стояли большие дома для паломников и загородки для верблюдов. Всегда можно было на ней купить еду для людей и для животных. А когда Чингисхан взял под себя эти земли, то велел награбленное серебро и золото везти к нему в Пекин этой дорогой. И вот, когда большой караван вошёл в это ущелье, вдруг поднялся страшный ветер. Да такой, что верблюдов поднимал в воздух! И каравана не стало. Один только охранник, простой воин, успел залезть в пещеру, откуда и видел, как Злые духи кружили в воздухе верблюдов и коней, как во все стороны летело серебро и золото. Этот воин был доставлен к самому Чингисхану, тот его выслушал и велел казнить. «Чтобы, — сказал Чингисхан, — не было свидетелей моего поражения от духов». А дорогу он закрыл.

— Всякое я видел и слышал, но чтобы ветер носил в воздухе верблюдов, это — сказка, — сказал Бусыга. — Я думаю, что те всадники и поделили между собой Чингисово богатство.

— Послезавтра станем проезжать через это ущелье, сам посмотришь, — пожал плечами Тихон.

На следующий день Проня проснулся весёлым и даже счастливым. Кинулся помогать, потом убежал на реку и там резал большим косым ножом траву для скотин, вязал её в тюки. Хлопот на день хватило.

Тихон-мерген сказал всем, что от ущелья Тысячи Злых духов до города Хара-Хото идти пять дней. Верблюды потерпят, а такую прорву коней, сотню голов, голодом морить нельзя.

К вечеру насмерть уставший Проня улёгся рядом с Бусыгой и стал смотреть, как мергены, поставив в круг пять казанов, налили в них воды, обложили кизяком — теми засохшими шариками. Тихон сказал:

— Топят иногда просто сухим навозом — «аргалом». А вот эти шарики очень удобны для перевозки в сумах. «Ки» — глина, «Зи» — уголь, «Ак» — белый столб дыма. Такой состав придумали очень давно.

Тихон с одного бока навалил на шарики сухой травы, малых веточек, собрал кусочки негодной ткани. Потом достал из кармана кремень и кусок железа. Ширкнул. Сухая трава послушно загорелась, потихоньку схватились и веточки, потом Проня с удивлением заметил, что и кизяк разгорелся так, как дрова в русской печи не горят. Прошло совсем мало времени, а в казанах уже кипела вода!

— Век живи, век учись! — сказал Бусыга. — Вот если бы у нас на Руси леса не было, как бы мы там жили?

— А не жили бы! — ответил Проня, наблюдая, как воины сыплют в казаны сухой чай, потом подбалтывают в туда немного муки, солят и наконец в каждый казан запускают по три ложки топлёного масла. Проня учуял запах от казанов и отвернулся: — Я это скотское пойло пить не стану!

Через полчаса он выхлебал две кружки этого густого пойла, слегка воняющего навозом, и сказал:

— Вот это суп так суп!

— Это монгольский чай! — пояснил Тихон-мерген. — Мы за счёт него только и живём. Мяса на каждый день не напасёшься.

Уже смеркалось, подступала ночь. Костры горели всё ярче и ярче. Кони, что паслись на той стороне ложбины, на траве у реки, вдруг забесились, стали испуганно звать людей. Бусыга вскинул голову. Огромное облако... не облако — тело, круглое, как оловянная тарелка, медленно прошло над освещённой стоянкой, потом издало краткий, но свирепый вой, за один миг поднялось в тёмное небо и там скрылось.

— Это... это... что? — спросил совершенно потрясённый Проня у Тихона-мергена.

Тот имел спокойное лицо, будто видал такую страшную картину каждую ночь.

— Мы же идём к ущелью Тысячи Злых духов, — ответил мерген. — Вот духи и смотрят, кто идёт да зачем. — Тихон поднялся от костра, пошёл к своим воинам — делить их на стражи. Кому караулить сейчас, а кому до утра.

Ущелье Тысячи Злых духов действительно могло нагнать страху на обычных людей. Горы, между которых проходила древняя дорога, как бы разошлись в стороны, чтобы освободить место огромным глыбам камней, наваленных беспорядочным образом. Каждый такой камень был величиной с башню кремля и имел неповторимый вид, будто его отдельно тесали и пилили, как бог на душу положит, сотни каменотёсов. Таких огромных каменных изваяний по всему ущелью было расставлено не меньше тысячи.

Русский купеческий караван шёл, извиваясь между этих мрачных камней, в полной тишине. Только гулко ботал колокол переднего верблюда, да Проня иногда ширкал кремнём, зажигая фитиль своей огромной пищали. Фитиль всё время гас, непонятно от чего.