Тот отозвался на взгляд словами:

— «Май Кабак» на кеннинге обозначает «край» — вход в золотоносную шахту.

— Ты прав. Ты действительно «Пчелиный Волк». А выход из этой шахты... тут, правда, не шахта, а туннель... Так вот, выход из этого туннеля будет, если мерить на жреческий манер, через тысячу стадиев.

— Сорок вёрст пути под землёй?

— Да, а в конце пути стоит древний город, где давным-давно жили монахи. Монастырь Тысячи Будд. Великий Потрясатель Вселенной, Чингисхан, повелел разрушить тот монастырь. Потому что оттуда не явился к нему мудрец, чтобы рассказать, как Владыке мира достигнуть бессмертия... Обидели монахи великого Чингисхана — за то и поплатились...

Бео Гург ещё раз глянул на горную гряду. Оглянулся на Бусыгу. Бусыга что-то чертил на деревянной дощечке, ведь ему было наказано рисовать в этой неизвестной стране пройденный караваном путь и все знаковые отметины, да пройденные расстояния.

— А теперь, — сказал Старец, — доложи мне, что везёт ваш караван, и что самое ценное в нём.

— Погоди, мудрейший... — Бео Гург покинул повозку, махнул Бусыге, заорал по-русски: — Вот эту горную гряду отметь! Нарисуй особым знаком «тысяча» и «золото»! Понял? — и легко догнав повозку, он снова уселся рядом со Старцем, заговорил: — Наш караван, о мудрейший, по указу Великого Государя всея Руси везёт на наши древние земли, в Индию, воск и солнечный камень. Ты увидишь это в ставке своего хана. Весь товар пропечатан тамгой великого эмира Бухарского, пошлина за провоз оплачена. И твоему хану мы оплатим пошлину, как положено...

Старец, полуприкрыв глаза, кивал, пока Книжник перечислял ему количество кругов воска и мешков с янтарём. Бео Гург потихоньку начал уводить рассказ в сторону, в ложь, дикую и несусветную, а старец всё кивал и кивал.

— Янтарь рождается в тот момент, когда начинается извержение вулкана, — говорил Бео Гург. — Камни эти падают в море, а вода там солёная. За неисчислимое количество лет соль всё разъедает и разъедает те вулканические камни...

Старец кивал, зажмурившись, спрятав глаза. Книжник врал, потому что и Старец соврал ему про монастырь Тысячи Будд. Ведь Бео Гург прекрасно знал карту древних месторождений золота на этой земле. Там, куда упиралась горная гряда с местным названием «Сальный откос», никакого монастыря буддистов не было.

Монастырь Тысячи Будд стоял выше таинственного и ужасного озера Лоб Нор — «Нора с мёртвыми головами». А то озеро они ещё не проезжали. К нему надобно сначала ехать на юг, а потом у древних Полей смерти повернуть на восток. По документам, край великой пустыни Гоби просто усеян мёртвыми головами — костяными «лбами». Туда не ездят благоразумные люди. Но мало ли где мог очутиться караван русских купцов-первопроходцев?

А там, куда Старец обманом поместил этот таинственный монастырь, там должен быть город Хара Хото. Людей убивали только за знание его имени!

Не простая страна — Китай. Много здесь тёмного и страшного творилось в далёком прошлом, о чём его жители и не ведают! Незачем им ведать, собирателям жучков и червячков... А со лживым Старцем надо кончать.

Через восемь дней пути караван русских купцов подошёл к старому городу с названием Бургур. Толстые стены ещё хранили город, но ворот уже не имелось, как и прочих деревянных изделий в домах, вроде оконных рам, калиток и колодезных крышек.

Ханские нукеры проводили русский караван на единственную площадь города, знаками повелели снимать поклажу с верблюдов.

Бео Гург, отмахнувшись обрубком руки от назойливого ханского копейщика, поднялся на крышу трёхэтажного глинобитного пустого дома. Сверху хорошо было видно, как город Бургур перекрыл брод через реку Аксу, за которой начинался единственный верный путь к древнему городу Каши. А оттуда уже можно выйти прямо к реке Ганг, в Индию! Ловко сел хан Урген Тай: на доходную денежную дорогу!

Бео Гург спустился вниз, вышел из ворот к ханской ставке.

— Это не хан, — вякнул Проня. — Это камень с глазами.

Прав оказался Проня: уж больно морда у этого хана была тупая. Барана от коня он, наверное, отличить сможет. А вот теньгу от алтына — вряд ли.

Хан Урген Тай заговорил. Будто камни переворачивал во рту. Караван-баши стал тихо переводить русским купцам рваную речь:

— Спрашивает, зачем хорошего и крепкого воина замотали верёвками? Это он о сыне твоего врача. А твой врач, Бео Гург, стоит позади хана.

Охранная сотня между тем взрезала верёвки у сына врачевателя Болата Омара Улуя. Отец подошёл к сыну, бросившему свою семью, корчащемуся на земле, и плюнул ему в лицо.

Хан Урген Тай заорал злобно на Великого Врачевателя. У Караван-баши сел голос:

— Хан говорит, что воин, который жертвует ради хана своими родственниками, даже отцом и женой, угоден хану.

— Батюшки светы! — проговорил Проня. — Спаси и помилуй от такого хана!

Воины охранной сотни вытолкали старика-врачевателя из толпы и уронили на лежащего сына... Десять дней в верёвочных путах проехать — помереть можно! Ан нет — не помер тот сын, скотина. Ещё и нашёл в руках силу, чтобы взять протянутый ханом нож и вогнать тот нож своему отцу в горло!

— Не будет нам здесь добра, — прошептал Бусыга в напряжённый затылок Бео Гурга, — чует моё сердце.

— «Кто не плавал морем — тот брезговал горем»! — зло отозвался свирепой пословицей Бео Гург на испуганный шёпот Бусыги.

Воина, зарезавшего собственного отца, люди хана с уважением подняли и повели в сторону юрт, разбросанных средь лугов.

Старец, что сопровождал русских от озера Нор Зайсан, теперь пал на колени перед ханом-племянником и стал ему толковать, что за караван он привёл, да откуда.

— Рассказывает хану про наш янтарь, — перевёл Караван-баши. — Что-то несусветное врёт.

— Нам бы дня три здесь продержаться, — невпопад отозвался Бео Гург. — А лучше бы неделю.

Старец заорал в сторону русских:

— Главный купец! Иди сюда!

Бусыга в сопровождении толмача — Караван-баши — за пять шагов от хана тоже упал на колени, да так и пополз к сапогам повелителя этой части степи. За ним зло сопел на четвереньках Караван-баши. Но хан рявкнул всего два слова, прыгнул на коня и умчался. Вместо него распорядился Старец:

— Встанете караваном здесь! — он показал на городскую площадь, на крепко сложенный из каменных плит колодец. — Вода в нём есть. Выходить за стены города нельзя! Вас будут крепко охранять. Великий хан устал, ваше прибытие его сильно взволновало, но завтра он будет готов к справедливой торговле.

Бусыга закивал, вполне довольный таким поворотом события.

— А сегодня дадите хану на ужин вон ту жерёбую кобылку! — старец показал как раз на ту кобылицу, которую Бусыга считал самой способной на рождение махонькой лошадки, ради которой затевался этот жуткий поход в неведомые земли. — Наш великий хан любит нежное мясо ещё не рождённых кобылиц.

Бусыга загорелся сердцем, зло спросил Старца:

— А ежели там, в брюхе, будет не кобылка, а махонький кобылёнок?

— Тогда зарежете следующую лошадь. Их, носящих плод, у вас целых четыре! Какая-нибудь да носит в себе кобылку...

— Не буду резать! — Бусыга в отчаянии поднялся с колен.

— А и не надо. Вон, уже идут наши мастера! — показал старец. — Они быстро управятся. Хоть с лошадью, хоть с тобой, подлая скотина! Стой на коленях! — и резко толкнул Бусыгу в загривок.

В брюхе махом зарезанной нукерами русской кобылицы и впрямь оказалась кобылка. На глазах Бусыги она вывалилась из распоротого брюха матери, осмысленно глянула на мир огромными глазами и тут же потянулась искать материны соски. А мать её уже разделывали кривыми ножами на огромные куски. Кобылочка недоумённо зашаталась, поскользнулась на окровавленной траве и упала... Кривой на один глаз ханский воин, походя, взрезал ей глотку, ухватился за задние ножки, взвалил её себе на плечи и пошёл за ворота города.