— Резать только англа!

Английский корабль дал залп из четырёх пушек. Ядра просвистели над головами людей, окружавших великого князя, взбили землю возле поморских бань.

Иван Третий тронул толмача за плечо:

— Остальным капитанам скажи, что их я не трону. Пусть выгрузят товар или мне за него доплатят. И плывут себе с миром. А этот англицкий скотина не уйдёт!

Почти полтысячи татар и русских, бросая верёвочные удавки и железные кошки, зацепили за такелаж англицкий корабль. Полезли на палубу... Русские резались с англами молча, татары дико выли. Шуйский бегал по берегу с оголённой саблей, орал:

— Княжье золото хватайте, золото хватайте! — Потом прокричал исключительно для великого князя: — Остервенели наши напрочь!

В воду полетел порубленный на куски морской стяг англов, потом плюхнулись оба якоря. Связанного капитана поморы пронесли по воде и кинули под ноги великого князя. На брюхо капитана осторожно положили два кошля с золотом.

— Пущай здесь полежит, — сказал великий князь, забирая денежные кошли. — Дел у меня много. Управлюсь со своими делами, управлюсь и с ним.

Капитан англицкой шхуны вроде заматерился по-русски, но кто же поймёт кота, решившего полаяться?

Великий князь пошёл в избу к старшине, подтолкнув и толмача. За ним потянулись совсем ошалелые капитаны пяти оставшихся на рейде кораблей.

Народу в избе набилось достаточно. Великий князь крикнул Шуйского — тащить казну. На деревянный стол старосты из шести кожаных мешков Иван Третий высыпал триста золотых венгерских дублонов.

— Вот! Старшина! Архангельцы! Это плата за ваши товары на три года вперёд. Пишите роспись, чего я на эти деньги у вас наперёд как бы купил да по какой цене. Кто из других стран придёт, велю продавать им дороже, чем мне! То, что возьмёте сверх моих денег, то ваш прибыток. Довольны вы, люди?

В избе весело, но неуверенно зашумели.

— Добывайте в море, обычным порядком всё, что добудется и везите товар мне, на Москву. Везите к зиме моржовый жир, рыбу треску, оленьи шкуры... Чего нам ещё надобно, Шуйский?

— Что эти немаканы сюда привозят... Толмач! Толкуй им, живо! Иглы нам на Москве тоже нужны, оружие огненного боя, рейтарские нагрудные доспехи, порох, кузнечные наковальни, железо полосами! Всё нам надо! Всё пусть везут сюда, а вы покупайте и нам перепродадите на Москве.

— А дорога-то к вам, на Мосокаву, больно страшна. Лихие ушкуйные люди шалят на дороге-то, — вмешался староста рыбарей.

Иван Третий кивнул, согласился, что да, дорога пока страшна. Но голосом вот что сообщил:

— Я тракт от Архангельска до Вологды велю взять под татарскую охрану. Будете спокойно гонять обозы. Татар, знамо дело, прокормите олениной. Им что олень, что тюлень, было бы мясо!

— А от Вологды до Мосокавы как? — не унимался староста.

— От Вологды и заяц без моего пригляда по дороге не проскочит. Там охранные заставы уже поставлены, под рейтарской стражей пойдёте...

Тут Шуйский загорелся мыслию:

— А может, великий государь, половину рыбных припасов да оленину, пусть сразу везут к вятичам? На город Хлынов? По Западной Двине точно на Хлынов и выйдут. А?

Иван Васильевич нахмурился. Шуйский дело говорил. Да как бы не проговорился! По зиме вятичи с северной стороны встанут под Казанью, как тайно договорено. Съестной припас по зиме для войска, вестимо, лучше пушек.

— Варнаварец! — шумнул Иван Васильевич ближнего особого дьяка. — Понял смысл?

К столу протиснулся здоровый рыжебородый дьяк Варнаварец, человек сербских кровей.

— Проводников на Вятку дадим, — стал говорить Варнаварец поморскому люду. — Но надо бы успеть до первого снега. Сделаете?

— Ат-тара бас![55] — выкрикнул поморский старшинка и тут же отвернулся, резнул сам себя по затылку: что-то сообразил.

Иван Третий кивнул головой Варнаварцу. Тот утянулся обратно в угол комнаты. А то так можно и впрямь проговориться, что ждёт нонешной зимой Казань.

— Без хлеба присели нынче вятские люди, — сообщил полную ложь Иван Васильевич. — Просили оказать поможение...

— Окажем, великий княже! — засуетился старшинка. — Только вот...

Иван Васильевич тут же достал из кармана мешочек с золотыми монетами.

— Там золотых — двадцать штук. Хватит? За рыбу, оленину, ну и назад чтобы доехать — коней себе прикупить.

Народ поморский зашумел. Старшинка сказал, давя в себе слезу:

— Вот ведь! А? Вот как государевы дела делаются! Хватит нам этого золота, великий государь!

Здоровенный помор, молодой, но до бровей бородатый, с удовольствием на лице бухнулся на колени перед великим князем:

— Благослови, великий князь, возить на Москву жемчуг!

— Чего? — расшеперил глаза Иван Третий. — Откуда здесь жемчуг?

— Да полно его по нашим рекам, — пояснил хромый толмач. — Вот, гляди... — он вытащил из кармана горсть крупного, речного жемчуга, сияющего под свечами, запалёнными в избе ради великого князя.

Великий князь с немалым удивлением катнул по столу жемчужины. Они покатились с тихим шумом — так шумит только жемчуг.

Шуйский подлез под левую руку князя. Ему толмач пересыпал жемчуг, сказал:

— Наш поморский подарок великому князю...

— Отменный жемчуг, великий князь, — покачал тяжёлые сияющие шарики конюший Шуйский. — Арабы взвоют, если мы его протолкнём в Ганзу...

— Покупай, — велел великий князь. — Поморы! Шуйский будет покупать ваш жемчуг! Мне пока он не надобен. Мне чего понасущнее надо! Русь такими шариками не защитить. А вот рыбой да железом, это по мне!

К столу протолкался здоровенный швед с рыжей до красноты бородой:

— Мы, капитаны, великий князь, все доплатим тебе. Не вели опустошать наши трюмы.

— Не велю, — согласился Иван Третий.

Швед потоптался, спросил уже не басом, а тихохонько:

— Разреши забрать с собой англицкого капитана. Он там, на песке, замёрзнет.

— Не разрешаю. Это добыча вон того боярина Шуйского.

Шуйский, выпучил глаза, грозно сообщил шведу:

— Год стану держать англа на своём подворье, в Москве. Кормить, поить. Кто приедет выкупить, тому отдам. А цена ему — двести рублей серебром или... или восемьдесят венгерских дукатов золотом.

— Кораблю как без капитана? Подожди, сейчас соберём тебе рубли, выкупим...

Тут вмешался великий князь. Он выдернул свой кинжал из ножен и воткнул в деревянный стол. Шуйский немедля пал на колени. За ним стали грохаться об пол остальные люди поморского края. Иноземные капитаны помедлили и тоже встали на колени.

— Корабель теперя мой! — заорал Иван Третий. — Он на меня напал с пушками, а это есть война. Корабль я взял в полон! Капитана Шуйский взял в полон! Всё теперь наше! За капитана платите Шуйскому, так и быть. А мне за корабль пятьсот фунтов стерлингов готовы уплатить? Нет? Тогда корабль — мой!

— Оно так. Оно есть справедливо, государь. — Швед поднялся с колен, держа в руке упавшую на пол золотую монету. — За капитана дадим плату, за корабль — нет. Бери его. Он твой. — Швед осторожно покосился на жуткий персидский кинжал и аккуратно положил золотые монеты на самый край стола.

Иван Третий самолично сгрёб монеты в кучу. Но кинжал так и оставил торчать в столе. Золото, великий князь сие знал с детства, людишек околдовывает. Кто золото хоть раз увидит, тот на серебро плеваться станет. Иноземцы увидели мешки с золотом. И кинжал рядом с Божьим металлом. Этого Ивану Третьему пока достаточно.

Его самого золото не трогало. Ему спокойно жить мешала земля. Чужая земля. Под другими володетелями. Но та, которая просто мечтала стать русской.

Вечером, когда иноземные корабли потерялись в серой мути Белого моря, князя Юрия Васильевича, приехавшего с повинной, позвали в Старостину избу, где остановился ночевать великий князь.

В сенях Юрия встретил княжеский дьяк Варнаварец. Он высоко, к самому лицу князя Юрия поднёс плошку с горящим тюленьим жиром. Глухо сказал: