С каждой секундой мыслей становилось все меньше, словно что-то сжигало их изнутри.

Я опустила руки. Слишком поздно.

А потом меня накрыла тьма, унося последнее «люблю тебя, мам» куда-то далеко-далеко.

Я думала, что не проснусь. Было так тяжело пробираться через пустоту, словно это была смола. Абсолютно каждая моя попытка оканчивалась очередным провалом. Вроде бы совсем недалеко до света, а всего один неверный шаг, и ты снова падаешь в темноту. Летишь, летишь, пока не достигаешь того самого дна, откуда все начинается сначала.

Наверное, любой другой уже давно бы сдался, растворился в пустоте, поддался и проиграл. Но цена этого была слишком высока. Я не могла. Стоило только подумать о лице мамы, о теплом голосе отца, об Алеке, и сразу все, что ты делаешь, каждая попытка, все обретает смысл. Тогда я поняла, как важно, чтобы были люди, ради которых ты будешь сражаться за свою вроде бы маленькую жизнь до последнего.

Спустя вечность длинною в мгновение мне все-таки удалось коснуться спасительного света. Меня тут же пробрала дрожь, все тело сковал холод, а потом боль в голове. Пока я была внизу, ничего этого не чувствовалось, но я была рада. Ох, черт, как я была рада снова почувствовать свое тело.

Многие бы отшатнулись, упали снова, ибо боль действительно была сильная. Но я тянулась к ней, зная, что где она, там и жизнь. И у меня получилось.

Картина перед глазами начала меняться. В пустоте появлялось все больше прорезов, через которые я видела мир, покинутый мной однажды. Конечно, может быть, я и не умерла, ведь никакого тоннеля, ада или рая не было. Скорее всего, просто отключилась. Сильно и надолго. Но было приятно думать, что я смогла выпутаться из лап самой смерти.

Пустота замигала, на секунды сменяясь ярким светом, и я поняла, что в настоящей жизни начала моргать. Я попыталась поймать контроль над своими пальцами и сжать руку в кулак. Ничего не вышло, но я чувствовала, что они есть, где-то рядом, и скоро я смогу достигнуть их. Главное, не торопиться.

Не знаю, сколько прошло времени, но я все же смогла сфокусировать зрение. А вот пальцы почувствовать все еще не могла, хотя и ощущала под рукой что-то странное. Было состояние, словно в тело мне влили приличную дозу морфия, и я потихоньку пытаюсь избавиться от него.

Я не боялась. Ум действовал здраво, хотя, если судить по последним событиям, которые я помнила, то не сказать, что прям так уж здраво.

Постепенно ко мне вернулись мои пальцы, а потом и ноги. Вот уж когда действительно было больно. Мышцы буквально разрывались от напряжения. Я чувствовала, как каждую секунду клетки болезненно сокращаются. А еще они горели. Так сильно, словно вокруг них развели костер. После такой пробежки ночью, а потом бессознательного состояния, я, конечно, ожидала что-то подобное, но к такой боли была все же не готова.

Я сжала зубы, прикусив опухшую до размеров Анжелины Джоли губу. Ноги ломило, словно я долгое время провела на морозе, а потом с разбегу запрыгнула в горячую ванную. Единственной мыслью было: «Когда же это все пройдет». Я понимала, что не выдержу долго, и потом придется снова выбираться из пустоты.

Я дышала быстро и шумно, словно в легких мне что-то мешало. Боль постепенно угасала, и я, наконец, решилась осмотреть место, в котором нахожусь. Довольно трудно было повернуть голову на бок, и я с усмешкой подумала о том, сколько часов или даже дней лежу вот так вот без движения.

Прежде чем поворачиваться, я решила дать телу время и просто смотрела наверх. Но там ничего не было: словно пустота, только более телесная. Я понимала, что место должно быть полностью в темноте, но что-то, лампа или свеча, освещали его, отбрасывая причудливые тени на потолок. Только вот я не могла понять, что это был за потолок. Слишком низкий, темный, неровный и странный по своему виду.

Пришлось все-таки повернуть голову в бок, откуда шел свет. Это была маленькая свеча, стоявшая на полу, где я и лежала. Только это был не совсем обычный пол. Это была земля. И сразу за свечой также возвышалась земляная стена.

Я резко вернула голову в прежнее положение. Надо мной тоже была земля. Черная, влажная и довольно рыхлая. Еще один поворот в другую сторону, и снова земля. В метре от меня.

Если бы я могла встать, то сейчас же вскочила бы, закричала и принялась стучать по стенам, но у меня лишь вырвался тоненький всхлип.

Боже, боже, боже. Не могло такого быть, чтобы меня закопали заживо. Это слишком большая яма для могилы, да и кому в голову придет ставить в нее свечу.

«Они ведь знают, что ты проснешься, вот и решили помучить тебя зря» — зашептал голосок в моей голове, но я не хотела его слушать.

Паника разлилась по моему безвольному телу. Я всегда боялась замкнутых пространств, никогда не могла находиться в слишком людном, а тем более закрытом месте. Сейчас сбывался один из моих самых ужасных кошмаров.

Что может быть хуже погребения заживо? Когда ты еще можешь думать, но ничего не можешь поделать с этим. Когда ты тонешь, горишь или, может быть, тебя убивают, то у тебя всегда есть шанс выбраться.

Я тихо заплакала, хотя слезы и не выступили на глазах. В моем беззвучном всхлипе слышалась мольба. Все, что угодно, только не это!

Я лежала и лежала, смотрела в потолок и в стены, пока, наконец, первоначальная паника не прошла, и я не начала думать более благоразумно. Вообще, мне стоило хотя бы сказать спасибо за то, что я не мертва.

Приложив неимоверные усилия, я заставила себя подняться на локти, а потом и вовсе села. Пятая точка не болела у меня так сильно даже тогда, когда на физкультуре в наказание нас заставили приседать сто раз. Но делать было нечего, и я стала двигаться дальше. Подползла к свече и задумалась, тушить ее или нет. В конце концов, горящая свеча тратила кислород, а я не знала, как много его здесь осталось. Но перспектива оказаться в полной темноте совсем не вдохновляла.

Я прислонилась спиной к стене и несколько минут просидела так, закрыв глаза, а потом принялась карабкаться по ней, пытаясь подняться на ноги. Признаюсь, со стороны это, наверное, выглядело смешно, но мне было ой как далеко до шуток.

Встав, я долго выравнивала свое дыхание, а потом попыталась сделать несколько шагов. И снова едва не упала. Может быть, у меня было что-то сломано, может быть, я потянула все мышцы, которые только можно, но так или иначе, идти было очень тяжело.

Немного похныкав, я принялась нарезать круги по своей камере, понимая, что для того, чтобы выбраться отсюда, нужно хотя бы разработать мышцы. И правда, с каждым пройдены кругом тяжесть в ногах пропадала, словно от меня отвязывали пятикилограммовые мешки с песком.

Когда тело проснулось, встал более сложный вопрос. А как, собственно, вообще от сюда можно выбраться? Начать рыть тоннель через потолок? Но достать до него можно было только с прыжка.

Я побродила еще немного, досконально изучив каждую стеночку вдоль и поперек. Ничего. Никакой зацепки, которая помогла бы мне, никакого направления, подсказки, словно меня действительно бросили здесь умирать.

И снова у меня не получилось заплакать. Похоже, в организме было слишком мало воды, чтобы тратить ее на бессмысленные слезы. Я просто сгорбилась, опустила голову и плечи, зажмурила глаза и подумала о свежем воздухе. О запахе леса после грозы, о бесконечном поле и морских волнах. Губы затряслись. Должен был быть какой-то выход!

— Пожалуйста, — прохрипела я. Голос вернулся ко мне. — Пожалуйста, не оставляйте меня здесь! Кто-нибудь! Пожалуйста! Спасите!

С каждым словом мой голос становился все громче, четче, так что под конец я уже смогла кричать.

— Помогите! — кричала я, с ужасом наблюдая, как звук растворяется в земляных стенах. — Вытащите меня! Пожалуйста! Я не хочу умирать! Прошу вас! Кто-нибудь! Помогите!

Слова, слова, слова. И ничего в ответ. Конечно, кто мог услышать меня здесь. Кроты? Вряд ли они пожалели бы меня и вырыли проход наружу.