— Думаю, теперь тебе нужно идти, — сказала я, не без труда освобождая руку. — Время подходит, сейчас уже родители выйдут, не хочу, чтобы они тебя видели.

Саша понимающе кивнул, а потом помахал рукой.

— Ну, пока, Женька. Удачной дороги!

— И тебе удачи, — искреннее улыбнулась я. — Может быть, когда-нибудь увидимся.

Не сказав больше ни слова, парень развернулся и быстрыми шагами скрылся за поворотом, а я так и осталась стоять, задумчиво глядя ему вслед. Я и не думала о Саше, пока он не пришел прощаться, и, наверное, не вспомнила бы в ближайшие несколько месяцев. А сейчас отпускать даже его было ужасно тяжело. Я поняла, насколько ранимой стала по поводу ухода людей после того, как Алек скрылся в лесу.

Вскоре подоспело такси. Папа и водитель быстро закинули наши вещи в багажник, а потом я разместилась с Лерой и мамой на заднем сиденье черной вольвы и уставилась в окно. Машина резко тронулась с места, и я едва не закричала, что еще не успела попрощаться. Но всем было все равно. В машине царила тишина, все с грустью смотрели в окно, а я продолжала бороться за часть себя, которая с каждым метром открывалась все сильнее. Деревушка быстро осталась позади, и вскоре даже знакомые леса сменились неприветливыми деревьями. Грусть сломила меня, и я разжала невидимые руки, не желая больше сражаться. Что-то прозрачное, легкое и подвижное вырвалось из моего тела и радостно полетело назад.

Когда машина подъехала к вокзалу, наш поезд уже стоял на перроне, и мы быстро перебрались туда. Тот же вокзал, тот же поезд. Мама тоже была той же самой, Лера так же просила играть в куклы, а папа так же с головой погружался в чтение исторических книг. Только вот я была не та, я была чужая, не принадлежавшая их идеальному миру.

Поезд тронулся, и я поспешила снова укрыться на верхней полке. Теперь родители не сказали мне ни слова, наверное, на моем лице было написано, насколько сильно я не хочу ни с кем разговаривать.

Двадцать минут, и каменные джунгли Новосибирска скрылись из виду, а поезд полетел через лес, везя меня к моей прежней жизни, но я не могла остановить его, сказать, что мне будет плохо там.

Не моргая, я проводила утекающие деревья. За мной из леса снова следили глаза, но я знала, что не сошла с ума. Теперь это была моя новая жизнь, как бы я не сопротивлялась вначале. Нужно было научиться жить со всем этим. Я давно перестала думать, полностью доверяя внутренним чувствам. Сейчас они говорили мне, что я в безопасности, и я успокоилась.

Курс реабилитации шел хорошо. Прошло четыре дня с нашего приезда, но все это время я не позволяла себе видеться с друзьями и даже говорить им, что я дома. Я провела эти дни глубоко погруженная в себя, хотя внешне и старалась с каждым днем все больше и больше показывать свою нормальность. Я пересмотрела все серии Гарри Поттера, сходила в гости к тете, съела две упаковки любимого мороженого. Я вставала с рассветом и ложилась с закатом, заставляла себя смеяться во время семейных ужинов, читала и играла с сестрой. Но, черт возьми, не могла собраться и позвонить Софье. И да, мне было чертовски плохо. Гораздо хуже, чем я предполагала.

Подруга не знала точно, когда я приеду. Из-за не очень хорошей связи в деревне мы мало созванивались, особенно после того, как я перестала подниматься в горы. Софья просто знала, что я приеду скоро, но нужно было что-то решать, потому что отец уже спрашивал, почему я ни разу не виделась с друзьями.

— А как же домашний арест? — спрашивала я.

— Забудь, — отвечал мне отец. — Сейчас ты полностью свободна, мы с мамой слегка погорячились тем вечером, мы ведь знаем, какая ты у нас умница.

Пришлось все-таки набрать номер подруги. Гудок, два, три. Я взмолилась, чтобы он стоял на беззвучном режиме, но сразу после четвертого гудка трубку подняли, и радостный голос Софьи произнес:

— Женька! Привет!

— Привет, Соф, — ответила я, невольно расплываясь в улыбке. — Догадайся, что я тебе скажу.

— Что? Ты приехала?

— Да! Я уже в Москве!

— Неужели! Ну, так что мы делаем сегодня? Вадим как раз звал меня на фильм. Ты как? Можем встретиться пораньше.

— Мне еще вещи разобрать нужно, — соврала я. — А то папа будет ворчать.

— Ну, тогда сегодня сходим в кино, а завтра ты мне все расскажешь, идет?

— Угу.

— Тогда, в семь у меня. И не опаздывай!

— Увидимся.

И я положила трубку, не дожидаясь, пока она ответит. Сегодня допроса с пристрастиями удалось избежать. Разумеется, то, что я собиралась рассказывать друзьям о Сибири ничуть не касалось правды, но мне все равно не хотелось поднимать эту тему.

У меня в распоряжении был еще целый день. Я вынула из ящичка в столе блокнот и принялась дорабатывать рисунок. Это была та девушка, которую я видела во время своего последнего визита в горы. Звериный оскал изобразить получилось плохо, но я не знала ее другой и боялась, что если нарисую улыбку, то пропадет весь смысл.

К несчастью, время пролетело слишком быстро, и вот я уже спускалась по лестнице, невольно вспоминая о том, как свежий чистый воздух встречал меня в Сибири каждый раз, когда я выходила из дома. Сейчас же мне в лицо дунула грязная, насквозь пропахшая бензином и еще невесть чем, смесь газов. Я поморщилась и быстрыми шагами направилась к дому подруги.

Там передо мной предстала не очень-то приятная картина. Софья и Вадим уже ждали меня снаружи. Ну, как ждали, вряд ли в тот момент они вообще помнили, что у них есть такая подруга по имени Женя. Вадим расположился на скамейке во дворе, а Совушка сидела на нем, и они целовались так, будто дело сейчас дойдет до раздевания.

Мне стало жутко неудобно, и я едва не развернулась и не убежала прочь. Не то, чтобы я была против таких отношений, а я вообще-то была, особенно если дело касалось лучшей подруги, просто больно было смотреть на целующихся людей.

К моему превеликому счастью, через пару минут ад закончился, Софья с улыбкой отлипла от лица Вадима, а потом вдруг удивленно округлила глаза. Ну, и я представила, что она увидела. Странная рыжая девчонка в джинсовом сарафане стояла с испуганными глазами шесть на девять и теребила свои заусенцы. Мне вдруг стало жутко неловко за себя, и я поспешила сгладить это все улыбкой.

— Эм, привет, — замявшись, сказала я.

— Женька! — сообразив, закричала Софья, соскакивая с колен парня и бросаясь ко мне в объятия.

Я крепко обняла подругу, вдыхая ее запах. К сожалению, сейчас от нее пахло мужским одеколоном Вадима. Я вдруг резко почувствовала прилив ревности. С чего она вообще им пахнет?

— Господи, как же я скучала! — воскликнула Софья, все еще продолжая сжимать меня так, словно собиралась сломать мне ребра.

Я услышала срывающиеся нотки в ее голосе и поняла, что подруга сейчас расплачется. У меня самой к горлу подступили слезы. Почему я не позвонила ей раньше? Я так отвыкла от того, что кто-то, кроме Алека и родителей, может быть мне настолько близким, что думала, что смогу справиться без нее. Но нет, отсутствие подруги было явным противопоказанием для моего организма. Она была последней ниточкой, связывающей меня с нормальной жизнью.

— Я тоже очень, очень скучала, Совушка! — искренне ответила я. — Не верится, что я смогла прожить без тебя так долго.

— Ну, девчонки, хорош реветь, развели тут комнатные фонтанчики, словно Ермакова с войны вернулась! — раздался над ухом противный голос Вадима, и я едва удержалась от раздраженного фырканья. Куда он вообще лезет?

— Мы не ревем, — улыбнулась Софья, вытирая с глаз слезы и улыбаясь своему бой-френду. — И вообще, дай нам побыть женщинами.

— Это вы, мужчины, не умеете нормально выражать свои чувства, — поддакнула я. — От того и ходите все такие, будто обиделись на весь белый свет.

— Это кто это так ходит? — воскликнул Вадим. — Я уж тогда промолчу, как иногда девчонки ходят. Ей богу, как беременные пингвинихи. Особенно, если наденут черные леггинсы, аж смотреть противно.