— Хорошо, хорошо.

Алек поднялся. Ему было немного грустно от того, что визит к матери снова откладывался на неопределенное время.

— Ты можешь идти, — сказал ему Арий. — Мы никогда не сомневались, что у тебя будет важное оправдание.

Алек кивнул и вышел через ворота. Что-то странное мелькало в его мыслях, словно слова отца Касси раздражали его. Снаружи никого не было, остальные, наверняка, решили не ждать его и разошлись по домам. Мы направились вперед, пока не дошли до места, где деревня кончалась и упиралась в скалу. В ней зиял небольшой проход, немного прикрытый выступающим из земли камнем.

Алек замер у входа и втянул воздух носом. Знахарка была одна, поэтому он кашлянул и спросил:

— Можно я зайду, Вевея?

— Алексий, это ты, милый? — послышался в ответ довольно молодой женский голос.

— Да.

— Проходи же скорее.

Парень нырнул в темноту, но с каждым шагом становилось все светлее. Туннель вывел его в просторную пещеру, освещаемую тысячами заколдованных свечей, продолжающих гореть вечно. Недалеко от центра стояла женщина, одетая в платье, напоминающее то, что обычно носят в фильмах про рыцарей и замки. Она была невероятно хороша собой, с длинными вьющимися рыжими волосами и приятными миндальными глазами. Ее тонкая талия казалась произведением искусства, а округленные бедра говорили о том, что она — мать. Женщина ласково улыбалась, и в глазах ее светилась доброта, смешивающаяся с каким-то давним горем.

— Здравствуйте, — низко склонил голову Алек. — Совет послал меня к вам.

— Да, я получила их сообщение, — ответила Вевея. — Проходи, сейчас посмотрим, что у тебя там.

Он кивнул и сделал шаг. Я вдруг поняла, что Алек двигается, а я — нет. Я отделилась от него, обрела контроль над своим телом, но потеряла его мысли. Все начал застилась туман, Вевея вдруг резко обернулась и уставилась в мою сторону пронзительным взглядом, в котором я прочитала страх. Она смотрела на меня, но не видела.

Потом все поплыло, и я провалилась в пустоту.

Я открыла глаза и стала смотреть в потолок, первые несколько минут совершенно не понимая, где я и кто я. Где-то в уголке сознания еще шевелились мысли, что я должна быть в пещере, что меня должны осмотреть. Но собственные чувства начинали брать вверх. Я понимала, что сон закончился, но все еще продолжала чувствовать некую связь. Стоило закрыть глаза, как я легко воображала себе прекрасную знахарку, Алека, снимающего рубашку, шрамы на его теле.

Я тут же открыла глаза. Что бы это ни было, смотреть на это мне не хотелось. Точнее, хотелось, конечно, но было слишком больно.

До чего же странный сон. Его можно было, конечно, отнести его к группе живых снов, куда входили моя прогулка с призраками и каждодневные битвы с монстрами. Только это все равно было что-то другое. Я помнила каждую мысль, каждое чувство, которое испытал Алек — а они были совсем не похожи на мои. Неужели у меня такое богатое воображение? Это и тревожило, и возбуждало одновременно. Было странно находиться в его голове, читать, словно книгу, все, о чем он думает, ощущать на себе все, что он делает. С другой стороны, это ведь был сон! В конце концов, это не наш сознательный выбор; что только не померещится, когда ты спишь. Просто я очень много думала об Алеке, поэтому и увидела все это. Просто сон.

Я научилась по-особому относиться к вещам, которых раньше не было в моей жизни. К таким снам, к моим предчувствиям и мыслям, которые иногда так неожиданно приходят в голову.

Чтобы это ни было, это заставляло мое сердце биться чаще. Приятное волнение щекотало подушечки на пальцах.

Со вздохом я поднялась и выбралась из кровати. Сделав возле зеркала все то, на что была способна, я вышла из комнаты, готовясь услышать ворчание отца по поводу позднего подъема, но меня встретила тишина. Я прошла на кухню, надеясь увидеть там маму, как всегда копошащуюся у плиты, но вместо того нашла записку, прикрепленную магнитиком к холодильнику.

Сдернув листочек, я развернула его и шепотом прочла:

«Женя, сегодня утром мой начальник сообщил, что намерен устроить деловой обед у него на загородной даче. Там будет много влиятельных инвесторов из Москвы, и мы хотим получить их финансирование. Тогда у нас будет шанс на более дорогие экспедиции! Начальник сказал, что я должен буду приехать с семьей. Ты только не начинай злиться. Когда мы зашли к тебе в комнату, ты разговаривала. Говорила что-то про то, что не нужен тебе никакой осмотр. Мама переволновалась, и мы решили не будить тебя. Подумай, зато у тебя есть целый день, который ты можешь провести, как хочешь! Мама просила написать, что в микроволновке лежат чебуреки, разогрей их и покушай. Мы будем вечером, точно не знаю во сколько, но, наверное, примерно, к девяти. Ты будь дома, хорошо?

Целую,

Папа»

Я скомкала записку и точно запустила ее в мусорное ведро в другом конце кухни. Никакой обиды, только облегчение! Обед с начальником отца, когда тебе нужно только улыбаться и много не есть, где все спрашивают тебя, как дела в школе, хочешь ли ты пойти по стопам папы. Что может быть хуже?

— Жизнь прекрасна! — пропела я, кружась по кухне и скользя носками по линолеуму.

Я обошла всю квартиру, но никого действительно не было. Это было лучшее, что могло случиться со мной этим утром. Я разогрела себе чебуреки и сделала какао. Проснулся зверский аппетит и желание танцевать.

Весь день был в моем распоряжении! Я включила музыку на колонках, быстро прибралась в своей комнате, а потом плюхнулась на кровать, улыбаясь. Настроение, похоже, начинало возвращаться. После сна у меня было приятное чувство, будто я провела с Алеком несколько часов, и пусть, что он и не знал о моем присутствии, пусть я и выдумала все это.

После двух часов эйфория спала, и меня стало беспокоить колющее чувство в районе груди. Моя кожа покрылась мурашками, будто через меня каждую секунду пропускали все новые и новые электрические волны. Разница между ними была не большая, но я все же чувствовала, что напряжение растет.

Я пыталась отвлечься музыкой и фильмами, но не могла сосредоточиться ни на чем, психовала и выключала их. До встречи с Софьей оставалось еще несколько часов, но я не имела понятия, что делать, как отвлечься от постоянного напряжения в ожидании новой волны.

Спустя какое-то время выход все же нашелся. Я достала блокнот с рисунками и вообразила в голове новую картину, от которой захватило дух. Алек в коричневом облачении верхом на белоснежной Кассилии. Лицо его выражает холодную решимость, а на морде волчицы — угрожающий оскал.

Я быстро начертила контуры, а потом принялась за лицо Алека. Карандаш слегка дрожал в моей руке, когда я рисовала ему глаза, но я заставляла себя сохранять хладнокровие. Получалось даже лучше, чем я рассчитывала. Спустя чуть больше часа я уже гордо заканчивала последние завитки на хвосте волчицы. У меня еще никогда не выходило так точно передавать эмоции. Казалось, в любую секунд Алек может выйти из картины, или даже лучше — забрать меня к себе.

У меня еще много времени, поэтому я, повинуясь странному порыву, включила компьютер и ввела в поисковик слово, от которого мурашки пробежали по коже, — оборотень. Гугл выдал мне кучу картинок, глядя на которые, мне хотелось смеяться. Люди изображали оборотней, как нечто злое: морда в крови, большие клыки, когти, рвущие чье-то тело, и совершенно непохожее на то, что я видела во сне: большинство из них были человекоподобными со светящимися глазами и ходили на двух ногах. На сайтах мне также не удалось найти ничего интересного.

В шесть мы встретились с Софьей у метро, чтобы поехать в парк. Я заметила, что ее глаза немного припухли, хотя она умело скрыла это под тушью.

Метро быстро домчало нас до нужного места. Раньше здесь был лес, и многие деревья до сих пор стояли на своих вековых местах, но между ними теперь петляли дорожки из ровного асфальта.