Вам знакомы первые мгновения после того, как все планы и мечты, уже почти воплотившиеся в жизнь, рушатся за несколько секунд? Это чувство растущей пустоты внутри, нехватка воздуха, звон в ушах? Тогда вы примерно представляете, в каком состоянии оказалась я.

— О-ох — только и смогла произнести я, изумленно глядя на отца. — Что ты имеешь в виду?

Я совсем не ожидала такого поворота, когда затевала разговор.

— Женечка, доченька, — произнес отец, ласково проводя рукой по моим тонким медно-рыжим волосам. — Прекрати так смотреть на меня. Что такого ужасного в Сибири?

На этот раз я действительно подумала, что ослышалась. Ещё полгода назад было решено отправиться на семейный отдых в Испанию. Разумеется, отец — сумасшедший археолог — был категорически против, но через несколько дней сдался. Нормального отдыха у нас не было с рождения моей сестры Леры.

Сколько себя помню, отец все свободное время посвящал безуспешным поискам неизвестно чего. Он был заядлым кладоискателем и пропадал неделями в экспедициях где-то в центральной России. Иногда ему удавалось найти что-нибудь стоящее, и это, похоже, мотивировало его все последующие неудачные годы. Хорошо, что он до сих пор не умудрился потерять должность преподавателя археологии и палеонтологии в университете, иначе мы бы давно оказались на улице. Поездки его, конечно, никто не финансировал, так что средства шли из семейного бюджета.

Помню, как однажды отец развернулся по дороге в аквапарк, не доехав пару кварталов, высадил нас у дома и уехал куда-то с такими же сумасшедшими, как и он сам. Тогда мама объяснила мне, обиженной до глубины души семилетней девочке, что недалеко от Москвы была найдена уникальная монета, год чеканки которой так и не удалось установить. Отец не хотел ничего слушать. Он отправился туда, заявив, что вернется с сотней таких же, и мы чертовски разбогатеем.

Появился он через три недели (летом, когда почти не было работы в университете, отец мог вообще не появляться дома). Грязный, небритый и с пустыми руками, но мама все равно приняла его назад. Тогда из-за его одержимости я лишилась праздника, а сейчас этот человек хотел увезти меня в Сибирь, где в лесу меня ждали замечательные каникулы в компании медведей.

Слегка потеснив подступающие к горлу слезы, я произнесла:

— Ну, пап, ты ведь шутишь, да? Какая еще Сибирь? Это же бред.

— Бред? — эхом повторил отец. — Солнышко, я серьезен, как никогда раньше! Вчера позвонил Виталий Геннадьевич и сказал, что в лесах совсем недалеко от Новосибирска была обнаружена монета, которую можно продать за бешеные деньги. А где есть одна, там будут еще, понимаешь? Похоже, клад какого-то помещика. Я читал про это… в какой-то книге. Кроме того, когда я в прошлый раз был там, мне удалось найти бесценные глиняные горшки…

— Пап, — попыталась перебить его я.

— Да, я знаю, что мы их так и не продали. А ещё там были ножи. Их, конечно, обнаружили до меня. Но я уверен, есть еще! Настоящие ножи из камня, которыми…

— Пап! — сорвалась я на крик, вперив в отца взгляд, полный настоящей ярости.

На этот раз мне удалось привлечь его внимание. Мои глаза настолько синие, что, когда я злюсь, кажутся черными, а это довольно-таки жутковатое зрелище. Папа смущенно опустил глаза.

У всех в нашей семье глаза карие, а волосы светлые. Я же — белая ворона с синими глазами и рыжими волосами, которые в комплекте смотрятся далеко не привлекательно. Люди редко смотрели мне в глаза, а друзья всегда подшучивали, что Медуза Горгона ушла на пенсию и я теперь работаю за нее. Как же хотелось, чтобы это было правдой: никого я не хотела превратить в камень так сильно, как сейчас отца.

— Женечка, почему ты так расстроилась?

Я сморщилась и отвернулась, чтобы не разрыдаться у него на глазах. Почему, ну почему мой папа никогда ничего не понимает? Разве было похоже, что я всего лишь «так расстроилась»? Да я была в ярости! Мне было больно и обидно, по большей части от того, что отец делал вид, словно ничего страшного не происходит.

— Женя, посмотри на меня, — ласково попросил отец, касаясь моего плеча.

Я развернулась и сделала все возможное, чтобы голос не дрожал.

— Пап, я перевелась в эту чертову гимназию, училась целый год, как проклятая, почти не гуляла с друзьями, ходила ко всем репетиторам, к которым ты просил меня ходить! В следующем году я выпускаюсь из школы. Неужели я не заслужила отдых, который хочу?

— Женя. — В его голосе уже чувствовались нотки раздражения. — Почему мама и Лера не закатывали мне таких скандалов?

— Да потому что ты обещал мне! — крикнула я. — Обещал, что мы полетим в Испанию! Что ты будешь с нами! Что отдохнешь от своей чертовой работы хоть на месяц!

— На этой чертовой работе я заработал деньги, чтобы купить тебе профессиональный фотоаппарат, который ты выпрашивала у меня неделями напролет и клялась, что будешь примерной девочкой до конца жизни! — ответил папа, тоже поднимаясь на крик. — В чем дело, юная леди, язык проглотила? Я оплачиваю нашу поездку, и я буду решать, где она будет проходить!

— Но папа! — закричала я, возмущенно всплескивая руками прямо у него под носом. — Почему ты ведешь себя, как чертов эгоист? Ясное дело, что ты получишь отпуск своей мечты, ну а мы чем должны заниматься, пока ты будешь день и ночь бродить по лесам со своим идиотским металлоискателем? Это не только твой отдых, черт возьми!

— Довольно, Евгения! — грозно ответил мне отец. — Решение уже принято, и ты не изменишь его своими демонстрациями. Ты еще не доросла, чтобы поднимать голос на отца. Сейчас договоришься и вообще будешь сидеть дома до конца лета.

Он смерил меня фирменным взглядом, а-ля «я тут главный», давая понять, что разговор закончен.

От его взгляда к горлу подступила тошнота. Я была готова кинуть в него что-нибудь, но тут щелкнул дверной замок, и в квартиру вошли мама и Лера. Малышка бросилась в радостные объятия отца, мама же смерила нас подозрительным взглядом. Я опустила голову, не желая встречаться с ней глазами.

— Витя, а что у вас тут происходит?

Я просто не могла держаться дальше.

— Мама, это все он! — проговорила я, и слезы градом хлынули из моих глаз. — Почему, мама? Я не хочу в Сибирь!

Из-за слез мне было плохо видно, но я услышала шаги, а потом нежные руки мамы ласково обвили мою спину. Она крепко прижала меня к себе и поцеловала в голову. Судорожно рыдая, я пыталась что-то сказать ей, объяснить, но мама тихо шикнула мне в ухо, давая понять, что все понимает.

— Женя, не расстраивайся, — примирительно сказала она, продолжая гладить меня по голове. — Папа всего лишь хочет объединить отдых и работу, чтобы после отпуска мы не испытывали недостатка в деньгах.

— Пусть копает в Испании, почему именно…

— И к тому же, — перебила меня мама. — Нам не придется мучиться с твоей чувствительной кожей. Ты прекрасно знаешь, что сказал врач. Как мы будем справляться с твоими ожогами в Испании?

У меня с детства был фотодерматит — аллергия на солнце — так что я не могла долго находиться на прямых солнечных лучах, рискуя к вечеру покрыться жуткими волдырями. И даже эти волдыри никогда не превращались в загар. Кожа слезала, и я опять становилась бледной, как поганка. Это, в компании с цветом глаз, и отличало меня от нормальных людей. А для ненормальных как раз подходил тот отдых, что мне уготован.

— Как тебе такой аргумент? Тебе в Сибири будет намного лучше. Там ведь свежий воздух, природа и…

— Как мне такой аргумент? — эхом переспросила я, не давая ей закончить. — Я хотела эти дурацкие ожоги! Да хоть бы я вся ими покрылась, неважно! Я уже просто не могу без моря! Папа пообещал нам поехать в Испанию только потому, что хотел отвязаться! Ему все равно, куда мы хотим поехать. Не хочу я слышать, что так будет лучше! Достало! Я ухожу к Софье.

С этими словами я почти выбежала из комнаты, сунула ноги в любимые сиреневые кеды, схватила ключи и ушла, громко хлопнув дверью. Никто и не подумал останавливать меня.