— На меня, как на наиба, возложена ещё и священная миссия джехангира — то есть человека, несущего миру свет мусульманства. Когда ислам лучами своими пронзил всю землю потомков Чингисхана, он достиг и пределов Китая. Но правоверные там и раньше оставались в значительном меньшинстве, а теперь и подавно, ибо их преследуют и угнетают страшнее, чем кого бы то ни было. Весь Китай представляет собой великое поганое капище, где поклоняются драконам и всевозможным мерзостным идолам, едят не только свинину, но и мясо разнообразных гадов — змей, ящериц, улиток, тараканов, а также личинки жуков. Подумать только — Тангус-хан объявил свинью особо почитаемым животным. Всюду ей ставят изваяния, хотя и не перестают поедать её мясо. А не так давно, как стало мне известно, и ересь назарейская проникла в умы Тангус-хана и его приближённых. Наш священный долг явиться в Китай под двумя знамёнами — белым стягом Чингисхана и зелёным знаменем ислама. Язычники должны быть истреблены и наказаны за свою мерзость. Готовясь к сегодняшнему курултаю, я, по своему обыкновению, открыл на первой попавшейся странице величайшую книгу, которую мы называем просто глаголом «Читай!»[158]. И вот что я прочёл там:

Это строки из суры «Аль-Анфаль»[159]. Вы слышите, правоверные, что говорит книга книг? «Не вы их убивали, а Аллах!» И пусть тот, кто раскаивается, убив во время наших предыдущих походов многих нечестивцев, утешится, ибо не он убил их, а сам Аллах. И когда мы пойдём истреблять идолопоклонников китайцев, да не дрогнет рука наша, ибо Аллах берёт на себя наши грехи. Аллах акбар!

— Аллах акбар! Алла-аху акбар!!! — заревел курултай, приподнимаясь и вскидывая лес рук. Тамерлан принял от слуги чашу с кумысом, отпил три глотка, внимательно приглядываясь к лицам сидящих справа. Когда он произнёс первую часть своей речи, о правах человека, он отметил, как оживлённо кивали головами сидящие за сеидами и улемами знаменитые кади и муфтии[160]. Теперь не только они, но и сеиды, сверкая глазами, явно одобряли вторую часть речи, о священном долге бороться с неверными.

Налево можно было не смотреть — там, среди военных, царило полное единодушие — на Китай! Аллах акбар! Да к тому же Аллах заранее берёт на себя все грехи!

Тамерлан выждал паузу, когда возбуждённые возгласы стихнут, и перешёл к третьей, заключительной части своей речи:

— Могут возразить, что столь длинный поход вызовет неизбежные потери, что расстояние до Китая куда больше, чем до Рума, Сирии, Руси и Маджарии[161], что всё это не вполне согласуется с насущными проблемами нашего государства и не лучше ли ещё раз сходить за Ганг, где проклятых язычников осталось ещё очень и очень много. Во-первых, любой поход влечёт за собой потери. Во-вторых, доходили мы и до Рума, и до Руси, и до Маджарии, и до Сирии, так неужто не доберёмся до Китая? И в-третьих, Китай уже реально угрожает безопасности нашего государства. Если мы не придём громить Тангус-хана, то Тангус-хан со своим несметным войском кровожадных язычников придёт к Самарканду, чтобы громить нас. Этот подлый разбойник, именующий себя императорам, уже прислал к нам четыреста всадников и наглое посольство, требующее от нас выплаты каких-то баснословных долгов. Так, может быть, нам заплатить эти так называемые долги и ждать, когда прискачут четыре тысячи китайских нукеров с баскаками за новой данью, вдесятеро большей?

— Долой! Не потерпим! — раздались слева голоса Аллахдада и Шах-Малика.

Тамерлан приподнял левую руку, усмиряя пылких вождей, и закончил:

— Так вот, возлюбленные дети мои! Я объявляю священную войну джихад всему населению Китая, всем этим идолопоклонникам и нечестивцам, осмелившимся протянуть в нашу сторону свои жадные лапы. И я хочу, чтобы все вы высказали своё мнение — одобряете или не одобряете моего решительного призыва к джихаду. Пусть сначала выскажутся достопочтеннейшие потомки Пророка.

Тамерлан умолк. Теперь должна была последовать долгая процедура всенародного обсуждения и одобрения. Ясное дело, что не нашлось бы ни одного человека, кто высказался бы против объявленного «измерителем вселенной» и «мечом справедливости» джихада, но установленные самим же Тамерланом правила и традиции должны были быть соблюдены. Ни в Индию, ни против Тохтамыша, ни против Баязета великий завоеватель не отправлялся, не собрав предварительно курултая и не получив поддержки лучших представителей народа. Он не хотел, чтобы его называли диктатором!

Сначала высказывались сеиды, их было много, но каждый из них мог обидеться, если на столь важном собрании ему не дадут слова. Все они бубнили что-то из Корана и благодарили Аллаха, что он послал на землю столь великого наиба и благословенного джехангира, как Тамерлан. Несколько улемов отыскали в Коране прямые указания на то, что именно в такое-то время при таких-то обстоятельствах некий великий муж покарает китайских язычников. Знаменитый звездочёт мавлоно Лисон оповестил курултай о том, что и в расположении звёзд полный порядок и благоприятствование походу на восток. Кади Мухаммед Аззальзаля решительно высказался в поддержку эмира Тамерлана, заявив, что, несмотря на нынешнее временное отсутствие на самаркандском престоле великого хана, светлейший гураган вправе брать на себя ответственность за развязывание большой войны. Муфтий Имран Аль-Хадид вад-Дин Али беспрекословно подтвердил полное в международном смысле правомочие действий Тамерлана, в личности которого чудесным образом соединились наследие Чингисхана и духовность последователей Мухаммеда. И лишь после того, как правая половина курултая целых полтора часа занималась риторическими упражнениями, пришло время высказаться военным. Джеханшах как главнокомандующий взял слово. Он был краток, и после его речи всем сделалось гораздо легче на душе — пиршество стало намного ближе, чем можно было ожидать.

— О великий меч справедливости! — сказал Джеханшах. — Мы знаем тебя, отца нашего, а ты знаешь нас, своих чад. Мы послушны твоему кличу, куда бы ты ни повёл нас, хотя бы даже и на планету Меррих воевать с самими духами войны! Назови только день и час, когда нам нужно будет привести свои кушуны под твои победоносные знамёна. Полагаю, что я выразил мнение всех вождей и полководцев и не нужно выпытывать у каждого из них в отдельности, готовы ли они следовать за тобой на новые подвиги.

Он оглядел собравшихся на курултай военачальников, и все они возгласили своё одобрение. Далее началось совещание дивана, которое, впрочем, тотчас же и закончилось вынесением вердикта, согласно которому великий курултай народа чагатайского полностью поддержал объявление великим эмиром Тамерланом войны империи Мин.