Обед уже подходил к концу, когда Яромир все-таки не выдержал:

— Севушка, а ты не слишком загонял Яноша? По-моему он похудел.

— Ничего, Яромир, это ему только на пользу, — усмехнулся шеф безопасности. — С таким сложением как у него есть только два варианта — или заниматься спортом и выглядеть к сорока годам как я, или не заниматься и стать похожим на Стаса. Стас — почтенный человек, не спорю, но жирок сбросить бы ему не помешало.

— Тогда ты хоть кушай получше, — озабоченно проговорил Яромир. — А то Вацлав с меня взыщет за твой внешний вид.

— Вацлав способен взыскать с вас только за ваш внешний вид, — улыбнулся молодой человек, — За других он спрашивать с вас не решится.

— Тоже мне, нерешительного нашел, — хмыкнул Яромир. — Но я хотел спросить ваше мнение, господа. Мы пойдем в Бирманскую столицу или попросту зайдем в Рангун и узнаем что почем?

— Я думаю, что мы зайдем в Рангун, там вы подцепите еще какого-нибудь заблудшего махараджу, и мы дружно займемся решением его проблем, — сообщил Янош.

Все засмеялись.

— Ну — ну, все не так страшно, — успокоительно заметил Яромир. — Но в любом случае, идем в Рангун. Командуй, Лучезар.

Лучезар кивнул, встал и отправился на палубу. Его помощники последовали за ним. Пассажиры тоже пошли на палубу. Только не работать, а смотреть на приближающийся берег. Работать сразу после обеда Яромиру не дозволял боцман.

Корабль вошел в порт и подошел к причалу. К удивлению верхневолынцев, порт был оборудован многочисленными причалами, куда могли подходить даже большие корабли, типа их сайка. Яромир, Джамиля, Янош, Всеволод, Лучезар и все шесть телохранителей сошли на берег разведать обстановку. Оделись все в верхневолынских традициях, Джамиля украсила шелковое платье цвета чайной розы кораллами, Яромир оделся в шелковые брюки и рубашку бронзового цвета.

— Это чтобы меня можно было заметить, — пояснил он.

Остальные тоже были в легких, светлых костюмах. Пиджаки Всеволода и его помощников слегка топорщились, едва скрывая спрятанное под ними оружие.

Верхневолынцы прошли по порту, Всеволод нервно оглядывал леопардов — то спящих, то выпрашивающих подачки.

— Хорошо бы найти проводника из местных, — наконец вздохнул он. — А то я ни за что не отличу дикого леопарда от домашнего, — Всеволод никак не мог забыть встречу с диким леопардом в заброшенном городе на Ганге.

— Могу помочь, — предложил Яромир. — Тот леопард, который внимательно заглянет в твои глаза и бросится на тебя в надежде пообедать, дикий, а тот, который внимательно заглянет в твои глаза и перевернется на спинку, чтобы ты почесал ему живот, домашний.

— Вам не кажется, что такой метод определения степени одомашненности слегка запаздывает по времени?

— Зато он дает стопроцентную гарантию качества, Севушка.

Всеволод хмыкнул. Судя по всему, эта утешающая реплика его не слишком вдохновила.

— Ладно, пойдем поищем местных купцов, — деловым тоном продолжил Яромир. — Узнаем, захотят ли они купить наше богемское стекло. А то с моим названным сыном мне так и не удалось проявить свои коммерческие таланты в Бхарате. Он и без того заполнил все свободное место в трюме нашего «Переплута» лучшими сортами бхаратского и ланкийского чая.

— Это он пытался как-то компенсировать вам потраченное на него время, — подсказал Всеволод.

— В общем, за труды, — вставил Янош.

— Никогда не думал, что с уходом Пушьямитры я начну сожалеть не только о его обществе, но и о его вежливости, — засмеялся Яромир.

— Можно подумать, что он никогда не говорил вам подобные вещи, — хмыкнул Янош.

— Говорил, — согласился Яромир. — Но тут же принимался извиняться столь цветистым языком, что мне, порой, хотелось завыть на марс, в ответ на его периоды.

Верхневолынцы с гордым видом прошли мимо портовых менял и вышли с территории порта. Сразу за покрытой цветами живой изгородью начинались жилые кварталы. Тростниковые или деревянные дома, окруженные садиками, в которых лениво грелись на солнышке громадные кошки, они же леопарды. Судя по тому, что они даже глазом ленились повести в сторону проходящих путников, это были одомашненные особи.

Прямая, просторная улица вывела путников на площадь. Там обнаружилось первое каменное здание. Пагода. Рядом с пагодой примостилось и второе каменное здание — храм. Оттуда, почему-то спиной вперед, вышел высокий, истощенный человек, одетый в холщовые штаны и рубаху, и какую-то немыслимую тюбетейку на голове. Одежда его была давно не стирана, сам же он, вероятно, с рождения не знал что такое вода. Яромир остановился рассмотреть здание и не заметил этого человека. В результате, он натолкнулся спиной на Всеволода. Точнее, Всеволод мягко перехватил его.

— Вы не обидитесь, господин, если я вам скажу, что вы выбрали не лучший способ передвижения? — вежливо спросил Сева.

Худой человек обернулся, явив удивленным верхневолынцам сызмальства немытое лицо, опустился на колени и обнял ноги Всеволода.

— Так тебе и надо, Севушка, — мстительно заметил Яромир.

— Благородный господин, — хрипло проговорил странный человек, — я — послушник. Под руководством своего наставника я изнурял себя работой — днем валил лес, ночью — работал на огороде. Так я прожил шесть лет…

— И за все шесть лет ни разу не помылся, — поморщившись, подсказала Джамиля.

— Это входило в послушание, госпожа, — подтвердил человек. — Теперь же мой наставник сказал, что монастырь сделал для меня все, что мог…

— Вернее ты для монастыря, — вставил Янош.

На эту подначку послушник не отреагировал и продолжил с той же точки, — … и я теперь должен найти себе господина и служить ему до смерти. И чтобы найти его, я должен выйти спиной из этого храма и служить тому, на кого я наткнусь. Если хозяин будет давать мне еду и одежду за услуги, так тому и быть, если же нет, значит скорее наступит моя смерть.

— Прекрасно, — одобрил Яромир. — А зачем?

— Что — зачем? — переспросил послушник.

— Зачем тебе потребовалось ввязываться в эту историю с послушничеством?

— О, это чтобы избавиться от дальнейших перерождений, господин. Если бы я совершал подвиги в этой жизни, то следующее перерождение могло бы сделать меня Буддой.

О перерождениях верхневолынцам уже доводилось слышать от Пушьямитры, так что они понимающе покивали. А Яромир продолжал выспрашивать.

— А что, жизнь такая плохая штука, что ты хочешь избавиться от перерождений?

— Вы не поняли меня, господин. Сделавшись святым, я обрел бы бессмертие и стал бы господином своей судьбы.

— Но ты же об этом не узнаешь, — продолжал недоумевать Яромир. — Насколько я понял, перерожденные не помнят своих прежних инкарнаций. В этом и есть вся суть. То есть ты жил, но ты об этом ничего не знаешь. Поэтому, может ты вовсе и не жил, какая, в сущности, разница.

— Но Будда помнит свои прежние жизни, — возразил послушник.

— Избави меня бог от такого знания! — искренне воскликнул Яромир. — Тут за одну-то жизнь накопилось проблем и воспоминаний, не знаешь куда деваться, а если обретешь святость где-нибудь на тридцатом рождении? Это что же, помнить все огорчения, накопленные за тридцать жизней? Да от одного этого руки на себя наложишь, и никакое бессмертие не понадобится!

— Почему огорчения? — возмутился послушник.

— Ну, если для тебя ходить грязным и голодным, да еще и работать день и ночь — радость, то у нас с тобой разные представления о счастье.

— Это делается для благой цели, — возразил послушник.

— Пожалуйста, — развел руками Яромир, подхватил Милочку и пошел дальше. К его ужасу, послушник двинулся следом за ними.

— Что делать будем? — поинтересовался Всеволод.

— Ты хотел проводника, ты его и получил, — огрызнулся король. — Вот только прикажи своему новоявленному слуге немедленно помыться, одеться в чистое и пожрать. А то мне от нашего недолгого разговора дурно сделалось.

Всеволод кивнул.

— Эй, тебя как зовут?

— Миндон, господин.