Этак местным жителям и жизнь медом покажется, и в рай не захочется. И начнут они искать пути к индивидуальному бессмертию. И получится у них парадокс. От хорошей жизни, достигнут они бессмертия, но детишек захотят завести, ведь как без детей-то? Дети — цветы жизни. В общем, станет их много. Будь это в старину, они могли бы развязать войну и завоевать себе землицы, да и население проредить, а теперь через границу не пройдешь, так что жизнь их из очень хорошей постепенно станет очень плохой, индивидуальное бессмертие никому станет на фиг не нужно, и его отменят. Ведь жить впроголодь и спать стоя, это никакого ада не нужно, и так отлично! Так что вернут люди продолжительность жизни на круги своя, а на первых порах, может быть, даже за хорошее поведение будут понижать возрастной ценз. Дескать, будешь хорошо себя вести, раньше отмучаешься. Постепенно ситуация выровняется, жизнь войдет в привычную — сейчас! — колею и опять жизнь людям раем покажется… Нет, господа, шутки шутками, а земля может прокормить довольно ограниченное число едоков. И безудержное размножение может привести только к катастрофе.

Но я что-то чрезмерно отклонился в сторону. Провести ночь среди плавающих рыбок, это все-таки нечто. Тем более что порой попадались совершенно необычные экземпляры. Мы с Милочкой старательно показывали их друг другу и вспоминали другую такую же ночь, которую мы с ней провели на границе Верхней Волыни, когда я вез Джамилю из Александрии в Медвежку.

На следующее утро, сразу после завтрака мы вернулись на корабль и торжественно проплыли между двумя восьмиэтажными зданиями. Сколько раз мне уже приходилось пересекать морские границы, но каждый раз я заново удивляюсь ирреальности происходящего. И каждый раз заново убеждаюсь, что границы разграничивают все жизненные функции. Интересно, как границы пересекают рыбы и птицы? Или они тоже идут через КПП? Я же, даже пройдя через КПП, лишаюсь сил, которые получаю от ежедневных медитаций. Посему, как только это становится возможным, корабль ложится в дрейф, Лучезар приказывает спустить с бушприта парус, и мы с Севой спускаемся в море медитировать. Я налаживаю контакт с местной природой и опять начинаю существовать не за счет своих слабых сил, которых у меня отродясь не было, а за счет энергии теплого моря, свежего ветра, жаркого солнца.

Вот и сейчас, не успели мы отойти от границы, как я попросил Лучезара притормозить на медитацию. Лучезар озабоченно осмотрелся.

— А вы не можете подождать, господин Яромир? Мне что-то не нравится то облачко. Как бы нам не попасть в шторм.

— И что?

— Хотелось бы отойти подальше от границы. Если нас отнесет к границе, мы можем погибнуть.

Я подумал. С одной стороны, Лучезар прав, и надо действительно отойти подальше от границы, с другой стороны, я не перенесу шторм. И так последний час я страдал и от жары, и от духоты, и от солнца, и от ветра.

— Останавливай, Зарушка, — решил я.

Лучезар отдал приказ и через четверть часа я уже спустился в парус. Некоторое время я качался в волнах, впитывая энергию моря, потом пришел в себя и посмотрел на небо свежим взглядом. Мда, а такие облака и я уже успел повидать. Капитан прав, пора ехать.

Мы со Всеволодом торопливо поднялись на борт и корабль взял курс от границы.

— Все мое легкомыслие, — проворчал я. — И зачем мне понадобилось ночевать на границе?

— Не расстраивайтесь по пустякам, господин Яромир, — ободрил меня Лучезар. — С вами плавать одно удовольствие. Мой предшественник, который плавал с вашим отцом, говорил, что ему приходилось совсем нелегко. У прежнего короля хватало причуд и капризов.

— А я, для короля, конечно, неплохой парень, — язвительно подхватил я.

— Я бы даже сказал, вполне приличный, — вмешался Всеволод.

— Так, спелись, — засмеялся я.

Лучезар отсмеялся, потом озабоченно оглядел небо и сказал:

— Идите к себе, господин Яромир. И ты, Сева. Да и Яноша заберите. Шторм начнется с минуты на минуту, мне будет совсем не до вас. Да и вам тоже подготовиться надо. Притащите себе корзину еды с камбуза, а то боюсь, потом это будет сложно сделать. Если я что-нибудь понимаю, шторм будет совершенно исключительный.

Мы трое отправились на камбуз набрать еды и предупредить Ратмира. Кок был не слишком доволен таким раскладом.

— Этак мне придется оставить команду без обеда. Давай-ка, Миндон, отнесем продукты обратно в холодильник. А оттуда поднимем готовое мясо, фрукты, простоквашу, вино. Пойдем, а то кто-нибудь захочет перекусить, а у нас с тобой ничего не готово.

Мы все вместе спустились в трюм, где у нас располагались вместительные холодильные и морозильные камеры, и стали перетаскивать продукты. Впрочем, Всеволод воспрепятствовал моему стремлению помочь команде и отвел в кают-компанию. Надвигался шторм, а учитывая мое сложение, меня смоет первой же захлестнувшей волной. Это бы ничего, да отвечать-то за меня Севушке. Поэтому я не противился и удовольствовался тем, что заставил Всеволода и Яноша оставаться рядом со мной. Лучезар прав. На палубе в шторм посторонним лучше не болтаться.

Милочка уже ждала нас и накрывала на стол.

— Где вы пропадаете, господа? — недовольно проговорила Джамиля. — У меня уже все готово.

Мы разложили на столе припасы. При обычном раскладе их хватило бы на день на всю команду, но от шторма я страдаю морской болезнью — у меня пробуждается совершенно жуткий аппетит.

Мы разлили вино по серебряным кружкам — в шторм Лучезар запрещал брать рюмки. Не из экономии, конечно, а чтобы мы не порезались битым стеклом. Разложили на серебряных тарелках мясо и фрукты, выложили горой румяные булочки и приготовились ждать. Сквозь открытую дверь кают-компании мы увидели, что резко стемнело. Я выглянул из окна своей каюты — на палубу меня бы уже не выпустили и убедился, что за бортом темно, как поздним вечером. А на тучи было просто страшно смотреть. Резкий ветер срывал верхушки невесть откуда взявшихся волн, корабль резко накренился, так что я чуть не упал, и снова выпрямился. Я вернулся на свое место за столом и всерьез принялся за еду. Примерно через час я охнул.

— Ох, Севушка, я совсем забыл! Миндон же новичок на море. Надо проверить как он там!

Всеволод согласно кивнул и встал. Я встал вместе с ним.

— Я сам схожу.

— Я подожду тебя около кормового люка, — возразил я. — Обещаю, что не буду путаться под ногами. Но у меня вдруг возникло стойкое чувство, что нужна моя помощь.

Всеволод картинно пожал плечами и, ворча, вышел.

— Чувство у него, извольте видеть! — услышал я, усмехнулся и осторожно пошел за Всеволодом.

Полковник выскочил на палубу, пробрался на камбуз, потом вернулся. За эти несколько минут он вымок, словно специально бултыхался в воде.

— Ему стало плохо, и Ратмир отправил его к вам, — крикнул Всеволод, пытаясь перекричать шторм.

— Пойдем, посмотрим у него в каюте, — так же громко предложил я.

Миндон, в отличие от других рядовых членов команды, занимал отдельную каюту. Выделили ее мы для него сразу — это была одна из обычных гостевых кают. Сначала предполагалось, что Миндон поживет там несколько дней, пока находится на службе у Всеволода. Селить с командой мы его не решились, чтобы он не мешал матросам. Коллектив у нас на корабле был дружный, ребята привыкли друг к другу и сроднились. Чужаки здесь были совсем ни к чему. А потом это как-то вошло в привычку. К Миндону экипаж относился неплохо, но с легким оттенком презрения. И даже не потому, что он был грязен и худ, когда впервые ступил на палубу «Переплута», а потому, что на все эти лишения он пошел по доброй воле. Этого ребята не понимали. Если бы то же случилось с Миндоном в силу необходимости, несчастного случая, или еще чего-нибудь, его бы поняли и приняли гораздо легче.

Мы пробрались к каюте Миндона и распахнули дверь. Все было почти как в том сне, что я видел в ночь после нашего с ним знакомства. Миндон действительно был очень болен. Он лежал на койке в обнимку с тазиком, с лицом цвета морской волны. Если верить тем специалистам, которые утверждают, что можно ставить диагноз прямо по лицу, то Миндон собирался благополучно отойти в мир иной к последующей реинкарнации и, может быть даже, стать Буддой.