— Ничего, господин Пушьямитра, — вздохнул капитан. — Я сам виноват. Следующий раз буду умнее.

— Господин Лучезар, но вы не запретите мне работать на палубе? — опасливо проговорил махараджа.

— Только не в шторм, господин Пушьямитра.

— Спасибо, господин Лучезар, — просиял махараджа.

— Ладно, господа, давайте выпьем вина, — я решил прекратить этот разговор за бесперспективностью. — А то у меня, кажется, снова разыгрался приступ морской болезни, — и я положил на свою тарелку очередной бутерброд.

Шторм постепенно стих, мы, по одному, вышли на палубу. Пушьямитра присоединился к матросам, а я стал просто смотреть на приближающийся берег. Почти что прямо по курсу, чуть правее, или как бы сказал капитан, севернее, возвышалась скала изумительно правильной формы. Некоторое время я разглядывал ее, потом подошел к Лучезару. Капитан все еще переживал полученный выговор и усиленно занимался делами.

— Посмотри, Зарушка, что там впереди, — проговорил я, протягивая капитану бинокль.

Лучезар взял бинокль и посмотрел.

— Давай подойдем поближе, посмотрим. Да и место хорошее, пустынное, как раз починишь мачту без помех.

— Можно и подойти, — неуверенно согласился капитан, — Вот только впереди подозрительная рябь. На мой взгляд, все это сильно смахивает на мель.

— Разрешите обратиться, господин капитан.

Мы обернулись к махарадже. Он чуть улыбался и ждал разрешения заговорить. Всю давешнюю выволочку Пушьямитра принял на свой счет, чувствовал себя очень виноватым и старался не раздражать капитана.

— Пожалуйста, — наконец ответил Лучезар.

— К берегу лучше подойти немного дальше. За храмом.

— Зачем?! — изумился я.

Пушьямитра покосился на капитана.

— Матросам нельзя разговаривать без разрешения капитана, — невинно заметил он.

— Будешь много выступать, разжалую из матросов в махараджи, — в тон ему ответил я.

— Страшно! — засмеялся Пушьямитра и принялся объяснять. — Вон там, по курсу не скала, господа. Это храм. Самый знаменитый храм не только Ориссы, но и всего Бхарата.

— Вот как? Интересно бы посмотреть.

— К нему можно подойти на шлюпке. На корабле опасно. Там много подводных скал. Распорядитесь спустить шлюпку, отец мой, на храм Сурье стоит посмотреть, честное слово.

— Спусти шлюпку, Зарушка. Так, кто поедет? Я, Милочка, Пушьямитра с Гитой, Янош, Всеволод, охрану можно посадить на весла… Ты поедешь, Лучезар?

Лучезар заколебался. Поехать ему хотелось, да и кому бы ни хотелось, но оставить корабль, нуждающийся в ремонте на старпома…

— Ратибор прекрасно отремонтирует мачту и без твоей помощи, — усмехнулся я, — А потом сможешь отпустить и его на берег погулять.

Мои слова помогли капитану решиться. Раз я приглашаю, значит можно.

— Конечно, я хочу поехать с вами, Яромир.

— Вот и отлично.

По совету Пушьямитры, «Переплут» завели за храм, спустили шлюпку и погребли к берегу. К нам медленно приближалось величественное строение странной формы.

— Не знаю, что лучше, господа, — задумчиво проговорил махараджа, — рассказать вам о храме сейчас, или же подождать пока вы его увидите. Наверное, подожду. Тогда вы испытаете более полное впечатление.

— Как хочешь, сынок, — я был заинтригован.

Шлюпка двигалась к берегу, и перед нами вырастало все более и более величественное и фантастическое зрелище. Прямо на нас в едином порыве неслась семерка коней. Ноги их упирались в обломки какой-то военной техники времен третьей мировой войны. Эти кони (именно кони, со всеми необходимыми подробностями) тащили за собой открытую повозку необычной формы. Вероятно, это была колесница. И выезжала она из конюшни — квадратного здания с пирамидальной крышей. Крыша состояла из трех террас, на каждую из них вели ступени. На террасах стояли статуи людей с музыкальными инструментами в руках.

Провожать отъезжающую колесницу собрались мраморные слоны, львы и лошади. Все в натуральную величину и очень достоверно исполненные. Они тоже попирали лапами военную технику.

Далее, за конюшней, возвышалась башня высотой около ста метров. В окошках башни горел огонь. Башня служила маяком. Ночью мы бы заметили этот огонь издалека, но в ярком свете южного солнца он был заметен только вблизи.

Мы сошли на берег и пошли между мраморными животными. Они были настолько реалистично выполнены, что идти между ними было немного неуютно. Казалось, вот сейчас вот этот вот слон как подденет хоботом, да как наладит кого-нибудь из нас на бивень к своему соседу!

И все это время мы топтали ногами старую военную технику, вплавленную в прозрачное стекло. Вот я зацепился ногой за автомат, вот Милочкин каблук провалился в орудийный ствол, вот Янош остановился перед авиационным снарядом.

Мы подошли к мраморной колеснице. Великолепно исполненная, вот только слегка не по росту. На великана. Да и кони, запряженные в нее, были чуток великоваты.

— И какого черта все это значит? — вежливо поинтересовался я.

— Это храм Сурьи, — отозвался Пушьямитра.

Я вздохнул.

— Выражусь понятнее. Какого ракшаса?..

Пушьямитра захихикал.

— Это храм Сурьи. Бога Солнца, — объяснил махараджа.

— А какого…

— Ракшаса, — подсказал Янош.

— Да, ракшаса. Спасибо, Янчи. Так какого ракшаса здесь делает все это оружие? И где собственно храм? Я вижу колесницу и вижу конюшню.

— И еще башню, — снова вмешался Янош.

— Да, мой мальчик.

— Вообще-то, это долгая история, — проговорил Пушьямитра. — Началась она настолько давно, что истоки ее покрыты внушительным наслоением легенд и забвения.

— Говорит — как пишет! — непочтительно восхитился Янош.

Пушьямитра снова хихикнул и продолжил:

— Итак, отец мой, дамы и господа, в незапамятные времена, а если точнее, в двенадцатом веке жил да был в Ориссе махараджа Чода Ганга. Времена тогда были вольные, каждый, у кого была свора собак на дворе, объявлял себя раджой и правил всем, до чего мог дотянуться. За это, впоследствии, их, в смысле времена, обозвали временами феодальной раздробленности. И правильно! Нечего самовольничать!

Мы засмеялись. Я внимательно слушал, но при этом не забывал осматривать колесницу. Обходил ее со всех сторон, ощупывал, оглаживал.

— Чода Ганга был неплохим политиком. Он объединил под своей властью большинство княжеств Ориссы и дал зарок построить храм богу Сурье, если он поможет ему увеличить Ориссу еще вдвое. Сурья не согласился и Чода Ганга храм зажал. И правильно — по работе — зарплата.

Судя по всему, молодому махарадже не пошло на пользу знакомство с западными варварами. Раньше он так изящно выражался! А сейчас?…

— В тринадцатом веке, один из потомков Чода Ганги Нарасимха-Дэва воевал с мусульманами и тоже пообещал Сурье построить храм, если тот окажет ему в этом деле практическую помощь. Сурье все ж таки храм получить хотелось, и Сурья помог. В день решающей битвы он, вопреки всем известным законам природы, все время светил в лицо врагу. Как ему это удалось и удалось ли вообще, история умалчивает. И тогда Нарасимха-Дэва принялся строить храм. Тогда он стоял не на этом вот железе, а на песке. Да и выглядел несколько по-другому. Был менее похож на конюшню, а просто символизировал собой колесницу бога Сурьи, на которой тот въезжает на небо. Но вот беда — Нарасимха-Дэва умел воевать, но совсем не знал механики грунтов. Он лично выбрал место для храма, а песчаный грунт не выдерживал такой тяжести. Строительство замедлялось, а потом и приостановилось. Башню в те годы так и не достроили. Существовало поверье, что части храма соотносятся с частями тела инвестора и ежели что не достроено или же построено плохо, то болезнь поразит соответствующие части тела. Дела Нарасимха-Дэва шли не очень удачно, и народ приписал это недостроенному храму. Утверждали, что махараджа был болен множеством ужасных болезней — оспой, проказой, бубонной чумой и моровой язвой. Тем не менее, дожил он до глубокой старости. Черный храм остался стоять на песке, недостроенным на долгие, долгие годы. И вот, через восемь столетий разразилась Третья Мировая война. Какого ракшаса воюющие стороны забыли на территории Ориссы, история умалчивает. Известно лишь, что на этом пустынном пляже — он был пустынным и в те годы, и во времена Нарасимха-Дэва, и сейчас, как видите, тоже — разразилось кровопролитнейшая битва. Рвались снаряды, гибли люди и боевая техника, падали на землю самолеты. А потом, с одной из космических станций на землю упал мощный луч и сплавил песок в стекло, превратив его в своеобразный бетон с боевой техникой вместо щебенки. От храма, как вы понимаете, ничего не осталось, кроме картинок в книжках с подробными комментариями сцен, изображенных на том, что вы так непочтительно обозвали конюшней.