Да, хороши! Если бы Яромир не боялся бы обидеть Вацлава и Милана он, пожалуй, с удовольствием бы переспал с обеими. Жаль, все-таки, что право сеньора отменили еще до первой мировой войны. И что никому не пришло в голову возродить эту традицию. Кажется, она была обусловлена каким-то суеверием. Не то таким образом из невесты изгоняли злых духов, не то с помощью этого незамысловатого обряда, сеньор подчеркивал, что они здесь все — одна большая, шведская семья. Или это из другой оперы?

— Ларочка, позвольте я вас поцелую. Вы ведь выходите замуж за моего брата, так что считайте, что теперь я ваш старший брат.

Иллария улыбнулась.

— Рада познакомиться с вами, ваше величество.

— Меня зовут Яромир, Ларочка. Не знаю, как у вас, в Московии, но меня Вацлав не назвал так ни разу, даже на приеме. В официальной обстановке он называет меня Яромиром.

— А в неофициальной? — пробормотала Валерия.

— Лерочка, Милан мне брат по крови, так что на этом основании позвольте я вас тоже поцелую. Милан не рассказывал вам, как в Полесье Аввакум пробил ему стрелой аорту?

— Что? — удивилась Валерия. — Ты говорил мне, что был ранен, но не говорил, что ты был убит.

— Я до сих пор жив, дорогая, — засмеялся Милан…

Молодые люди ушли, Всеволод отправил своих людей показывать комнаты московским ученым, а я вернулся за стол.

— Что скажешь, Всеволод?

— Скажу, что если бы вы, вместо того, чтобы хоронить себя заживо в вашем кабинете, нашли бы себе такую девушку, то вам не обязательно было бы назначать наследником брата. Поймите меня правильно, Яромир, я ничего не имею против князя, наоборот, он замечательный человек, но и вам нужно жить нормальной жизнью!

— Мне они тоже понравились, — засмеялся я. — Так бы и отбил.

— И отбейте. Должны же у королей быть какие-то привилегии! Я еще понимаю, вы не хотите обидеть брата, ну так отбейте невесту у Милана. В конце концов, они были знакомы меньше месяца!

Я покачал головой.

— Милан едва не расстался с жизнью во время этого путешествия.

— Не думаю, чтобы он сознательно отдавал свою жизнь за князя!

— Я тоже о нем лучшего мнения, Всеволод. И все равно, ему я не побоюсь доверить жизнь Вацлава, когда уеду.

— Ваше величество, я хотел просить вас.

— Пожалуйста, Севушка, только не так официально.

— Господин Яромир, возьмите меня с собой, когда поедете.

Вот так сюрприз! Ну надо же! А я так считал, что Всеволод спит и видит Венцеслава на моем месте. От удивления я так и сказал.

— Существует народная мудрость, господин Яромир. Может быть, вы ее и не слышали, или же просто не обращали внимания.

— И что же это?

— Никогда не желай себе нового начальника. И, поверьте, так думаю не только я.

Я прошелся по комнате и присел на край стола.

— Садись же, Сева, ты ведь знаешь, я не люблю церемонии.

Всеволод улыбнулся и сел.

— Я позволяю себе отбросить церемонии только тогда, когда вы начинаете говорить мне ты, господин Яромир.

— Отлично. Тогда забудь еще и господина. Значит, ты хочешь поехать. Но ты же не знаешь, куда я собрался.

— Я слышал, что в Китай.

— От кого? — я встал. Всеволод тоже было встал, но я жестом пригласил его оставаться в кресле.

— Вы говорили об этом, когда пили за знакомство с Миланом. И, кроме того, ваша почта проходит через мои руки. Вы получаете письма от Лучезара.

— Так… А Вацлав в курсе?

— Только если вы сами ему сказали. Я подчиняюсь только вам, Яромир.

— И ты хочешь плыть в Китай. Ты хоть представляешь, насколько это опасно?

— Мне кажется, путешествие будет более безопасным, если я поеду с вами. А если с нами поедет и Янош, то, пожалуй, за вашу безопасность можно будет поручиться заранее.

— Ты такого высокого мнения о ваших с Яношем способностях?

— Нет, Яромир. Просто ваша осторожность прямо пропорциональна количественному и качественному составу ваших спутников. Вы предпочитаете не рисковать жизнями ваших подданных.

— А как же мареманы?

— Для них это профессиональный риск. Поэтому, они не в счет.

— Для тебя тоже.

— Вот я и предлагаю вам взять с собой Яноша. О нем то вы точно позаботитесь.

— Безусловно, Севушка. Поэтому Янош останется дома.

Я кивнул и жестом показал, что хотел бы остаться один. Черт побери, никак не могу вытравить королевские привычки!

— Так вы возьмете меня с собой, Яромир?

— Если хочешь.

Всеволод вышел. Что ж, Севушка — мальчик уже большой. Если хочет поехать, пусть едет. Яноша же, я, конечно, не возьму. Ребенку учиться надо. Вот на той неделе справим двойную свадьбу, потом молодым нужно будет организовать медовый месяц в бархатный сезон на Адриатике, потом же смогу отдохнуть и я. Сайк уже почти готов, вот в октябре и опробуем его. Доплывем до Суэцкого канала и разведаем насчет судоходства. А то еще придется плыть вокруг всей Африки. Нет, вокруг Африки я, пожалуй, не поплыву. Если я ничего не перепутал, у мыса Доброй Надежды всегда жуткие шторма. Без этого удовольствия я легко обойдусь. Так что можно будет заранее отправить сайк и пересечь перешеек на верблюдах. Так будет даже романтичнее. А плыть, как я разведал, лучше в конце зимы. Тогда муссоны как раз дуют в нужном направлении. Точнее, подуют, когда мы доберемся до Суэца.

Итак, двенадцатого октября я впервые вступил на палубу сайка. Я назвал его «Переплут», в честь славянского бога, по одной версии покровительствовавшего мореплавателям, а по другой — виноделам. Честно говоря, меня больше интересовала его первая ипостась, но вполне устраивала и вторая.

Вообще со славянскими богами вышла нехорошая история. Право же, нехорошая. Когда князь Владимир (интересно, что он оказался тезкой Трехреченского приятеля Вацлава, то есть наоборот, конечно, но ведь оба отличились на одном поприще — и Владимир Красно Солнышко и Володимир Душа Трехречья)… Так вот, когда князь Владимир около двух тысяч лет назад, пожалуй, чуть меньше, но это детали, решил принять христианство, то он уничтожил подчистую всех старых богов. Точнее, не их — боги бессмертны по определению, а святилища, им посвященные, и рукописи, в которых о них упоминалось. Рукописи, вопреки известной поговорке, горят просто великолепно. Более того, с их помощью хорошо костры разводить, когда дровишки сырые.

Результат выходки князя-батюшки не замедлил сказаться. Старые боги, плюнули на своих непостоянных почитателей, и пошли заниматься своими делами, а новый бог, неожиданно увеличивший свой электорат, не обратил на новичков никакого внимания. А чтобы им не обидно было, пустил поговорку, что бог, де, испытывает, кого возлюбит. Да оно и понятно — некоторое время тому назад, этот самый бог избрал себе народ, по-моему, за немногочисленность, и принялся его воспитывать на свой лад. Скажем так, по образу и подобию своему. Судя по всему, это у него получилось неплохо. Потому как его паства, вроде бы даже не прикладывая значительных усилий, распространила учение, преобразив его, кто куда хотел. В результате — во имя бога, который призывал подставить другую щеку, стали сжигать людей на кострах.

Но я не об этом. Я просто хотел заметить, что старые боги различных народов, заброшенные и забытые, отвернулись от тех, кто их не ценит, а новый, за которым всенародно ухаживали, как занимался своим избранным народом, так и продолжал это занятие. Так что избранный народ процветает с божьей помощью, а остальные — кому как повезет.

Когда Вацлав в прошлом году отправился в Трехречье, я, со скуки, поделился этой мыслью с главой нашей церкви. Хорошо, все-таки быть королем — мысль, которую от кого другого он счел бы еретической, или же бредовой, он воспринял как интересную гипотезу. И даже принялся производить исторические изыскания на предмет древних славянских богов. И теперь мой корабль получил имя Переплут — в честь нашего бога — родного, славянского.

За последние два месяца мои дела успели малость устаканиться. Вацлав и Милан женились на своих девочках, я написал письмо в Москву — Вацлав еще год бы собирался! — и уже успел получить ответ от своего собрата по несчастью Великого князя Московского. Разумеется, он прислал письмо с поздравлениями. Заодно посетовал, что инкогнито, которое вынужден был соблюдать мой брат, помешало Вацлаву нанести ему визит вежливости. Президент московийской академии наук прислал письмо, которое попало к Милану. Он тоже поздравлял и жалел, что, не зная высокого положения своих гостей он, президент, не смог оказать им подобающие почести. На этом дипломатические отношения с Великим княжеством Московским снова прервались. Не исключено, что еще на семьсот лет.