— Я не виноват, что в том доме, судя по всему, держат эту мраморную запряжку, — обиделся я.

— Разумеется, нет, отец мой. Я просто пытался таким образом привлечь ваше внимание к картинам и барельефам.

— Они довольно откровенны.

— У нас так модно, да вы и сами знаете. А эти барельефы знамениты тем, что в точности повторяют свои древние прототипы. Но когда люди пришли к этому месту после взрыва, они увидели на стекле отпечаток колесницы. И махараджа Ориссы Арепхата велел снова построить храм. Но уже на основании, любезно подготовленном лично богом Сурьей. Дело в том, что это была последняя битва Третьей Мировой войны. Арепхата же почему-то решил, что если вовремя подсуетиться с храмом, то войны вообще больше не будет.

— И как? — с любопытством спросил Янош.

— На этом месте битв действительно больше не было. А так — пятьдесят княжеств, пятьдесят махарадж. Как вы думаете — были войны?

— Были, — уверенно отозвался Янош.

Махараджа улыбнулся и кивнул.

— Не надо залезать на место бога Сурьи, отец мой. Говорят, что если там на что-то нажать, только нужно знать на что, то можно встретиться с мифическими стражами границ. Я, правда, этих слухов не проверял, да и не собираюсь. И вам не советую.

— Я тоже никому не посоветую встречаться с ними, — подтвердил я. — Как правило, после подобных встреч число стражей увеличивается, а число людей — уменьшается. Оно может и неплохо, да нам всем как-то ни к чему.

И мы пошли разглядывать храм.

Ремонтировать мачту пришлось целый день. На ночь глядя Лучезар предложил сняться с якоря, но Пушьямитра предложил остаться посмотреть рассвет над пустынными пляжами Ориссы. По его словам это незабываемое зрелище. Я, по наивности, решил, что махараджа захотел порадовать глаза редкостным зрелищем и согласился остаться на ночь. Сам-то я и близко не собирался вставать в такую рань. Но нет, в пять часов утра махараджа Пушьямитра пришел в мою каюту и начал вытрясать из кровати.

— Какого ракшаса, Митра. И вообще, как ты сюда попал? Ох, доберусь я до своей службы безопасности!

— Не ругайте ребят, отец мой, я договорился с господином полковником.

— Допросится он у меня, — отозвался я, закрывая глаза.

— Вставайте же, отец мой. Это редкое, незабываемое зрелище. А поспать вы сможете, когда отчалим. Просыпайтесь, отец мой. На стол уже поставили чай и пирожные.

— Сейчас встану, сынок. Иди.

— Сначала встаньте.

Я озверел и открыл глаза. Махараджа в почтительной позе послушного сына стоял около изголовья моей кровати.

— Не сердитесь, отец мой, вот увидите, вам понравится.

— Хорошо, сынок.

Пушьямитра увидел, что я сменил гнев на милость и просиял.

— Давайте я помогу вам, отец. Вот, наденьте ваш халат. Не надо одеваться, вы же сразу после восхода солнца вернетесь в постель. Простите, госпожа Джамиля, я сейчас уйду, вот только помогу отцу.

Я сдался на милость победителя и протянул руки махарадже, чтобы он помог мне встать. Когда за тобой все время ухаживают, недолго и обнаглеть. Пушьямитра с готовностью помог мне встать и надел на меня халат.

— Я жду вас в кают-компании, отец мой, госпожа Джамиля.

Мы с Милочкой наскоро оделись и вышли. В кают-компании действительно уже стоял дымящийся чай, и были красиво разложены пирожные. Тот Яромир, который проводил дни и ночи в кабинете, спокойно прошел бы мимо, да еще бы и нос поморщил. Теперешний же я с энтузиазмом подхватил на ходу пирожное и пошел умываться.

Когда, после умывания, я вернулся в кают-компанию, там уже собрались все наши — Всеволод, Янош, Гита, Лучезар. Мы успели слегка перекусить, прежде чем неутомимый Пушьямитра, выглядывающий на палубу каждые пять минут, не объявил, что пора идти. Я торопливо допил чай, подал руку Милочке и мы вышли.

По каким признакам Пушьямитра определил приближения рассвета я так и не понял. По-моему была ночь, о чем я и сообщил названному сыну.

— Да, отец мой, но сейчас рассветет. А время я определил по часам. Вы разве не умеете? — невинно добавил он. Нет, положительно, Янош оказал на Пушьямитру самое разрушительное воздействие. Я взлохматил кудрявые волосы махараджи, тот, в ответ, перехватил и поцеловал мою руку. От этой привычки Пушьямитру не смогли избавить ни Янош, ни я.

Небо на востоке порозовело, вот по морю пробежала золотая дорожка и добежала до копыт коней, влекущих колесницу бога. Вот Сурья взошел на колесницу и стремительно въехал на небо.

— Ну как, не жалеете, отец мой? — горделиво поинтересовался махараджа, словно и храм на берегу и даже стремительные тропические восходы солнца были организованы если не им лично, то уж под его чутким руководством.

— Нет, сынок. Спасибо, что разбудил. Вы как, господа?

Милочка пожала плечами. Тропическими рассветами ее было не удивить. Вот только в Александрии солнце выкатывали из-за бархана. Гита тоже с большим удовольствием бы поспала. Янош, Всеволод и моряки были в восторге.

Пушьямитра дал разрешение разойтись по каютам и все, кроме моряков, потянулись в кают-компанию. Пропустить по очередной чашечке чая перед сном.

Через пару дней мы добрались до устья Ганга. Дельта Ганга была шириной километров триста. Мы шли вдоль берега, поэтому могли наблюдать как там и сям в море впадали широкие реки. Завидев первую, я предложил подниматься. Пушьямитра же сказал, что нам нужно в основное русло. Мда, Ганг оказался несколько больше моего любимого Псёла. И, пожалуй, даже побольше Волыни. О чем я не преминул сообщить. Джамиля засмеялась и поинтересовалась, нужны ли лоцманы на Ганге. Махараджа с уважением посмотрел на нее и дал утвердительный ответ.

— Дело в том, что Милочка была лоцманом в Александрийской бухте и на Ниле, — я поцеловал руку жене. Махараджа с уважением поглядел на Джамилю и попросил разрешение тоже поцеловать ее руку. Милочка, бросившая было на меня кинжальный взгляд, когда я упомянул о ее мореходных подвигах, любезно улыбнулась и протянула руку.

— Лоцмана на Ганге обязательно нужно взять. Зато вы сможете подняться на «Переплуте» до самой Паталипутры. Хотя, отец мой, вы, правда, хотите попасть в Паталипутру? Вы же говорили мне, что торопитесь в Китай?

— Ты передумал показывать мне столицу? Или считаешь, что если я явлюсь с тобой на прием к императору, то навек покрою позором твои красивые волосы?

— Просто с тех пор, как мы с вами встретились, вы занялись решением моих дел. С одной стороны, я этому очень рад, отец мой, но ведь у вас были другие планы?

— Я в отпуске, сынок. А так как уходить надолго в отпуск я не привык, то твои дела послужили для меня своеобразным отпуском в отпуске. Я был даже рад ими заняться и буду вдвойне рад, если смогу тебе немного помочь.

Сказать, что Ганг — широкая река, значит, ничего не сказать. С борта «Переплута» мы не видели берегов. Наш дневной лоцман утверждал, что это в порядке вещей, а ночной добавлял, что так безопаснее. Чтобы иметь возможность плыть круглосуточно, мы взяли и дневного и ночного лоцманов. Причем, это было две совершенно разные профессии. Дневные и ночные лоцманы на Ганге работали по двенадцать часов, огребали бешеные деньги, но при этом не могли подменить друг друга даже на полчаса. Они объясняли причину этого очень долго и упорно, начиная с природных склонностей и кончая религиозными воззрениями и даже поэтической настроенностью — дескать, человек, воспринимающий день или ночь с поэтической точки зрения, не способен разглядеть за красотами реки надвигающуюся корягу, но мне показалось, что это просто профессиональная вежливость, или лучше сказать лояльность. Дневные лоцманы пользовались большим спросом, но меньше запрашивали. Вот и разбери, пойми что лучше — больше работать, или больше зарабатывать за рейс и проводить время в порту в ожидании заказа. Впрочем, когда я обмолвился об этом при моих лоцманах, они дружно зашикали на меня и попросили не оглашать вслух их профессиональные секреты. Тем более, на реке.