Янош первого сентября приступил к занятиям. При этом он по-прежнему остался работать у меня вторым помощником. Вот как надо делать карьеру — учитесь господа! Решил парень устроиться ко мне на службу — пожалуйста. В пять минут самостоятельно организовал себе фронт работ, очаровал старых сотрудников, на второй день притащил откуда-то стол. И, в конце месяца, мне волей неволей пришлось заплатить жалование. Не зря же парень ежедневно таскался на службу, в самом-то деле! Правда, сначала Янош решил проявить благородство и отказаться от денег. Он даже привел слова Милана, что услуги, де, бывают платные, а бывают дружеские. А он ко мне относится, как…

Здесь он запнулся. Сказать, что относится ко мне, как к родному он не мог. Я, в отличие от его родных, его не продавал и не собирался. Наоборот, заботился по мере сил.

— Ты относишься ко мне, как к родному, Янчи. Я тоже. Но я имею в виду настоящие родственные отношения. Ну, как у нас с Вацлавом.

Янош весело улыбнулся. В последнее время он уже вполне спокойно вспоминал Угорию и все, что было с ней связано.

— Вас послушать, так у короля Верхней Волыни образцово-показательная семья. Жаль, что вы не женаты. Тогда вы могли бы продемонстрировать подданным идеальный брак. А так, за это дело придется взяться Вацлаву и Милану. Вацлав то ладно, вы его сами воспитывали, а Милану то как? Он тоже не слишком ладит с родными.

— Не говори глупостей, Янчи. У Милана нормальные отношения с родителями. Может быть, не особенно доверительные, но они просто разные люди. И характеры у них разные.

— Да. А с братьями?

Я пожал плечами. Насколько я знал, Милан был в нормальных отношениях с Истиславом. Со Светоликом Милан был на ножах. Причем, по инициативе Светолика. А младшеньких он любил, но слегка абстрактно. Впрочем, говорить об этом я посчитал излишним. Семейные дела Милана мы с Яношем обсуждали уже довольно часто.

— У них просто нет общих интересов. Поэтому им, в сущности, не о чем говорить.

Янош подумал.

— Наверное, вы правы.

Милан приступил к занятиям числа пятнадцатого. Вообще-то он хотел погулять до октября, тем более что я не без успеха замещал и Вацлава и его, но тут до меня случайно дошел слушок, что занятия на первых двух курсах общемагического факультета задерживаются под самыми нелепыми причинами. Я вызвал Ладимира.

— Ладимир, вы не в курсе дела, какого черта там у вас происходит? Вы что там все с ума посходили?

— Господин Яромир, вы же сказали, что Милан вернется к работе в академии? Ему будет трудно работать, учиться на двух курсах по магическим дисциплинам, ухаживать за молодой женой, да еще и нагонять упущенное. А если учесть, что он наш начальник… Знаете, будь он посторонним человеком, с нашей стороны подобное поведение было бы натуральным альтруизмом, а посему, такого никто из нас даже представить не может. А сейчас это эгоизм чистой воды, я бы даже сказал, высшей пробы. Вспомните, когда учились вы и князь Венцеслав, университет тоже старался подладить учебный график к вашему распорядку дня. Теперь то же самое делается для Милана.

— Но, Ладимир, может быть вместо того, чтобы переносить начало занятий, лучше было бы попросить Милана вернуться?

Ладимир пожал плечами.

— Или вы все еще никак не можете его принять?

— С того времени, когда князь назвал его своим доверенным секретарем прошло чуть меньше трех месяцев. Из них мы видели Милана половину времени. Да вы это и сами знаете. Но мы понимаем, свадьба.

К слову сказать, на первых четырех курсах магического университета проходят магические дисциплины вперемешку с общеобразовательными. Поэтому, если проследить, чтобы расписание было составлено надлежащим образом, можно учиться на двух курсах сразу. Разумеется, если имеешь магистерскую степень по философии. Как Милан, например.

Я в тот же день послал за Миланом. Как ни странно, в Медвежку вернулись все четверо. Милан с Лерочкой и Вацлав со своей Ларочкой. Вацлава я не ожидал. Я думал, что он воспользуется случаем и погуляет хотя бы до октября. Это было бы вполне понятно. Человек чуть не до тридцати пяти лет искал девушку своей мечты. Разве не естественно было бы для него теперь наслаждаться непривычным семейным блаженством? Хотя, с непривычки, да еще, если взять во внимание пылкий характер Ларочки… Впрочем, Вацлав сказал, что он приехал в город из солидарности с Миланом. Ему, де, хочется на первых порах поопекать молодого человека.

Что ж, я его вполне понимаю. Вот только… За время послесвадебного отпуска Вацлава и Милана на Адриатическом море, я снова по уши влез в верхневолынские дела, но теперь, с учетом окрепшего здоровья, сумел выработать к ним другой подход. Боюсь, что раньше я привносил в работу оттенок обреченности, теперь же — надежды на лучшее будущее. И, черт возьми, Вацлав оказался прав. Я вовсе не рвался слагать с себя королевские обязанности. Как оказалось, у меня осталась с прошлых времен куча нерешенных вопросов, которые я откладывал до утверждения короля, а сейчас, когда я снова почувствовал силы, я взялся за них с невиданным энтузиазмом. Сбрасывать все это на Вацлава я больше не хотел. Вот только… Вот только как ему об этом сказать? Раньше Славочка не рвался к власти, но сейчас, когда он уже успел попробовать какова она, он мог и изменить прежнее отношение. Конечно, я мог просто приказать, но не хотел. Вацлав не заслужил подобное отношение с моей стороны.

Вацлав приехал в Медвежку в свои покои королевского дворца. Мы встретились с ним вечером, когда я вернулся из Дворца Приемов. Вацлав выглядел просто прекрасно. Семейная жизнь пошла ему на пользу. Он даже внешне изменился. Вроде бы не похудел и не поправился, но что-то было не то. А, понял. Изменился взгляд. Теперь у Вацлава был взгляд человека вполне довольного жизнью. Казалось, он вообще забыл, что в жизни бывают заботы и беспокойства.

Мы обнялись, Вацлав осмотрел меня, решил, что я в порядке и принялся рассказывать про бархатный сезон на Адриатическом море. Я даже завистливо повздыхал — морские купания, прогулки по берегу, катание на яхте и рыбная ловля. Потом Вацлав принялся расспрашивать меня о делах. Он сказал, что его мучает совесть — то он сбежал от меня и от дел на семь месяцев, теперь же, не успев вернуться, снова исчез больше чем на месяц.

Я решился.

— Вацлав, прежде чем обсуждать все это, скажи, как ты отнесешься к роли моего соправителя?

Вацлав подумал.

— Ты больше не хочешь уходить от дел?

Я покачал головой.

Вацлав улыбнулся, подошел ко мне и крепко обнял.

— Если бы ты знал, Ромочка, как я рад, что вижу тебя здоровым! Теперь я отпущу тебя хоть в Китай, хоть куда захочешь с легким сердцем! Конечно же, так будет лучше. Я никогда не хотел садиться на твое место. А ты… Я всегда говорил, что ты не сможешь уйти. Ты привык опекать всех, до кого сможешь дотянуться. Ты избаловал меня, сейчас взялся за Милана и Яноша. Мальчишка, кстати, уже вполне освоился в Верхней Волыни и даже слегка обнаглел.

Я улыбнулся и покачал головой.

— Янош просто почувствовал себя как дома и слегка расслабился. И это прекрасно. Нельзя постоянно жить в напряжении. А он, несмотря на все твои заверения, не знал, как примет его новая родина. Да, Вацлав, все это прекрасно, но я бы тоже хотел сходить в отпуск.

— В Китай?

— Для начала на Адриатику.

Вацлав засмеялся.

— Мне уже приходилось замещать тебя, Ромочка. Посижу за тебя еще чуток. Только, если не возражаешь, я вернусь в свой старый кабинет.

Итак, второго октября я приехал в Дубровник. Первые несколько дней я сосредоточенно посвятил себя морским купаниям. Если в первый день я рассчитывал силы, и старался не заплывать далеко, то уже со второго дня я начал уплывать поближе к горизонту. Туда, где вода такая прозрачная, синяя, без капли береговой суеты. Так что Всеволод однажды не выдержал и сказал мне:

— Все-таки хорошо, что морская граница проходит в сорока километрах от берега, Яромир.

— Да, конечно, — до меня не дошел юмор ситуации.