Так эти простые люди представляли себе богов и с такими чувствами они провожали своих любимых друзей. И что, кроме тяжкой печали, могло лежать у них на сердце, когда они представляли, что дикий лес поглотит их всех – боги больше не смогут помочь им, их друзья сгинут, как сгинет и радость жизни, и на её место придут голод, жажда и усталость. Их дети построят новый бражный зал, и назовут новые места старыми именами, и будут почитать новых богов так, как их предки почитали старых. Такие бедствия являлись Вольфингам, не ушедшим на войну. Но в сказаниях не поётся, что дурные предчаяния были у всех. Грустные мысли чаще опутывали ожидавших конца своих дней стариков, за которыми ухаживали потомки Волка, оставшиеся дома. Но вот люди, провожавшие воинов, развернулись, чтобы пойти обратно, к своим жилищам, и вдруг они заметили, как через поля что-то движется. Донеслись крики людей, рёв рога и мычание быков. Вольфинги всмотрелись и разглядели множество воинов в ярких одеждах, шедших вверх по течению Реки Бранибора. Никто не испугался, ведь это могли быть только воины Дома Бимингов – они направлялись к тингу, чтобы присоединиться к общему войску. Увидев на лугу толпу провожавших, несколько юношей пришпорили своих коней и, спешно поприветствовав женщин и стариков, проскакали галопом мимо, чтобы нагнать отряд Вольфингов. Между этими двумя Домами давно установились родственные связи, и Вольфинги с нетерпением ждали, когда подвезут ближе знамя Бимингов. Одеяние новопришедших воинов во многом напоминало то, что носили сами Вольфинги, только было ярче. Вольфинги затемняли цвет своих доспехов, чтобы сделать его подобным цвету серого Волка, а Биминги, наоборот, отшлифовывали доспехи, делая их такими яркими, какими только могли. Одежда Бимингов была зелёного цвета, и украшали её вышитыми цветами. На знамени они изображали зелёное древо, а телегу со знаменем тащили белые быки. Когда новый отряд приблизился, те из Вольфингов, что остались дома, пошли навстречу воинам, чтобы поприветствовать их и поговорить с ними. Но всё то время, пока шли разговоры, телега со знаменем неизменно продвигалась вперёд, и, наконец, все Биминги вновь последовали за ней – путь к месту тинга Верхней Марки был долог. Воины прошли по берегу Реки Бранибора, и толпа провожавших медленно растаяла, луг опустел. Один за другим люди проходили через пашню к жилищу Вольфингов, а там выбирали себе работу или отдых по нраву. Глава V. О Солнце Крова Когда воины и провожавшие их ушли на луг, Солнце Крова осталась на Холме Речей. Она видела, как Вольфинги построились и как огромный тёмный отряд, где мелкими пятнами выделялись самые разные доспехи и оружие, тронулся в путь. Тогда она решила вернуться к бражному залу, но в этот момент ей показалось, будто что-то удерживает её, словно она не желает и не может сделать больше ни шага. Тогда девушка осталась на холме. Затушенный факел выпал из её руки, и она опустилась на траву, будто напряжённо о чём-то размышляя. В голове её вертелось множество мыслей, но она не могла остановиться ни на одной из них. Пред её глазами мелькали образы того, что было когда-то давно, и того, что происходило сейчас, а между ними проскальзывали видения того, что ещё только будет, но они были размытыми, и Солнце Крова чувствовала, что им нельзя доверять. Так она и сидела на Холме Речей и видела сны наяву, такие же туманные, как и настоящие. Пока она сидела, погружённая в свои мысли, на холм, чтобы посмотреть на неё, пришла древняя старушка. Девушка не встречала её раньше ни среди Вольфингов, ни среди невольников. Гостья позвала её по имени и сказала: «Приветствую тебя, о, Солнце Крова, Дитя народа Марки. Как теперь Тебе живётся? Вольфингов сыны Ушли своей Судьбе навстречу, вверх По плещущей реке, что вы зовёте Рекою Бранибора. С ними вместе Сыны Лесного Древа, как дубы, Слепые, стойкие, бесстрашные деревья». Девушка ответила ей так:
«Душа моя стремится вдаль, чтоб битву Увидеть и сполна воздать хвалу Могучим воинам. Но мои мысли Подобны лабиринту иль побегам Ползучей ежевики по весне. Я думаю о том, что раньше было, — И путаюсь. Я думаю о том, Что происходит днесь, – и очертаний, Границ не вижу. Думаю о том, Что лишь случится, но слова смешались, Переплелись иль непонятны мне. И если ты сказать мне что-то хочешь, Что пользу принесёт, – то говори!» Старушка посмотрела на девушку своими чёрными глазами, сверкавшими на тёмном морщинистом лице, села перед ней и произнесла: «Я из земли далёкой к вам пришла, Чужой я крови Вольфингам, но знаю Сказания, что ваши менестрели Поют тоскливыми, глухими вечерами. Я слышала, как люди восхваляют Твою красу, но свадьбы не дождётся Прекрасная невеста. И в постели Лихого воина нет места для тебя». Девушка не покраснела и не побледнела, но, спокойно глядя в лицо старушки, ответила: «Всё это правда, я уже невеста Тех древних воинов, храбрейших из мужей, Что в дни былые, до того как пашню Здесь распахали, жили в наших землях». Глаза старушки радостно засветились. Она молвила: «Как будут рады мать и твой отец Таким словам, достойному ответу, Если, конечно, сейчас живы те, Что дочь прекрасную в любви зачали». Солнце Крова ответила так же спокойно, как и раньше: «Никто не знает, кто меня зачал, — Я несмышлёным, радостным ребёнком Пришла из леса к Вольфингам. Меня Они усыновили и тогда же Отца, прекраснейшего из мужей их рода, Мне дали и старушку-мать». Гостья кивнула: «Да, я об этом слышала, но всё же Не верю, что под дубом родилась Прекраснейшая из земных детей, не верю И в то, что ты нагим, босым ребёнком По мокрой от дождя лесной траве, Как звери, ползала. Ты не расскажешь, Как вдруг случилось, что приёмыш стал Залогом процветанья дома – Солнцем Крова? Я бы послушала об этом. Твой рассказ Доставит радость мне». Солнце Крова ответила: «Ты верно говоришь. Вот что я помню: Под дерева ветвями я лежу, На мне льняное платье – не нага я, Не беспризорное дитя лесное. Поляна залита румяным солнцем, И на неё из чащи тихо-тихо Выходит робкая косуля и, шагнув Ко мне, отпрыгивает вдруг и мчится, Как будто в страхе, прочь. Я удивляюсь, Хотя со мной сидит волчица. Я её Таскаю за уши, и за бока тягаю, И челюсти сжимаю вместе ей. Она скулит, но терпит, будто любит Меня – я не боюсь её ни капли. Она же, словно неизменный сторож, Ни на минуту не отходит прочь. Над головой её с ветвей дубовых Смеётся сойка, подражая пенью Какой-то птицы. Через два ствола По дереву несётся белка. Вдруг Волчица поднимается, рычит, Шерсть ощетинив и оскалив пасть. Шаги – я слышу, не лесной, привычный, Знакомый звук. И мы настороже Сидим. А он всё ближе, ближе… Ах, Я хлопаю в ладоши и ползу — Так радостно! А на краю поляны Мужчина, славный воин – и сверкают Железный шлем и золотые кольца, А на плечах пылает тёмно-красный, Расшитый по краям военный плащ. Он к нам подходит с песней, что поётся, Когда душа ликует. А волчица Смиренно, кротко отступает в лес. Меня берёт он на руки, садится Со мной у дуба, я же прижимаюсь К его щеке своей щекой, играя С холодным шлемом, с кольцами его И слушая внимательно слова, Что мне он говорит, – как непонятный, Чужой, но сердцу сладостный напев. Казалось мне тогда, что он мне дорог, Что я, дитя, люблю его. Но вот Меня он ставит на траву, целует И в лес уходит. А ко мне волчица Из чащи возвращается, и я, Счастливая, игру с ней продолжаю. Я рассказала первое, что помню. Ты хочешь что-нибудь ещё узнать?» |
