Воин Волка по имени Жёсткая Хватка сказал:

– Лесная Погибель пал между холмом и домами.

Божественноликий произнёс:

– Тогда пусть это будет Лесомудрый.

Но Лучница возразила:

– Лесомудрому рассёк ногу раненый враг, и он всё ещё не может ходить.

Тогда Божественноликий спросил:

– А близко ли Ворон Быстрая Стрела?

– Да, я здесь, – отозвался высокий воин пятидесяти лет, выходя из рядов сынов Волка.

Могучеродный сказал:

– Родич Ворон, возьми пятьдесят дюжих воинов, только не слишком горячих, и обыщи каждый дом вокруг рыночной площади. Если где-то вы встретите сильное сопротивление, пошлите весть об этом к Чертогу Совета – мы будем там и вышлем тебе помощь. Убей каждого врага, которого найдёшь, а если в домах тебе встретятся бедные сжавшиеся запуганные люди, утешь их сердца как сможешь и скажи, что отныне к ним вернётся жизнь.

Ворон пошёл собирать отряд и вскоре уже отправился выполнять поручение.

В воздухе ещё витал шум сражения, доносившийся с северного края рыночной площади. Божественноликий решил, что это невольники взяли в руки оружие и теперь убивали своих хозяев.

Он поднял голову, положил руку на плечо Могучеродного и громко произнёс:

– Родичи! Пусть наш брат поставит знамёна в зал народного собрания сынов Волка, а всё войско выстроится пред этим залом и стоит там, пока к нему не присоединятся те, кто преследует врага. Я так понимаю, что их теперь стало много, даже больше, чем наших родов.

Могучеродный по-дружески посмотрел на него и молвил:

– Ты верно говоришь, брат. Пусть так и будет!

Он поднял меч, а Божественноликий громко прокричал:

– Знамёна, вперёд! Трубите, рога! Вперёд с победой!

Войско сомкнуло ряды и стройным порядком двинулось вперёд. Старик Камнеликий взял Лучезарную за руку и повёл её позади Могучеродного и военного вождя. Когда же все подошли к залу, то увидели, что широкая двойная лестница без перил и площадка были заполнены смуглолицыми. Их было столько, сколько могло уместиться там, и все они, завывая по-псиному и треща без умолку, словно обезьяны, выпускали стрелу за стрелой в воинов Дола. Из окон зала также летели стрелы и метательные копья. Даже на самой крыше человек двадцать смуглолицых оседлали конёк и кривлялись, словно тролли из древних легенд.

Увидев противника, воины ненадолго остановились и прикрылись щитами. Но затем вожди вышли пред войском, и Могучеродный молвил речь. Его лицо было бледным и напряжённым, ведь теперь у него было время подумать о Наречённой, и о яростном гневе, и о непреодолимой грусти, что заполнили его душу. Потому молвил он так:

– Братья, это моё дело, и я сам с ним разберусь. Я вижу пред собой лестницу, что ведёт в зал народных собраний моего народа, туда, где я бы хотел воссесть, туда, где восседали мои предки, когда в этой долине был мир, такой же, каким он будет завтра. И я взойду по этим ступеням, и никто не сдержит меня. Пусть ни один из воинов не следует за мной, пока я не войду в зал, разве только я упаду по дороге замертво. Стойте же и смотрите!

– Нет! – воскликнул Божественноликий. – Это дело военного вождя. Здесь две лестницы: взойди по южной, а я взойду по северной и встретимся на ровном камне на их вершине.

Тут заговорил Ликородный:

– Военный вождь, позволь и мне молвить?

– Говори, брат, – сказал Божественноликий.

– Я мало что сделал сегодня, военный вождь и хотел бы стоять рядом с тобой на северной лестнице, пусть Могучеродный будет рад тому, что выполнит работу двух воинов и при том не слабодушных!

Божественноликий сказал:

– В том судьба военного вождя! Пусть Могучеродный падёт на южной лестнице, чтобы угасить свою скорбь и увеличить свою славу, а Божественноликий и Ликородный падут на северной. За дело же, братья!

Он с Ликородным отправились к своему месту, и все провожали их взглядами, а Лучезарная, которую всё ещё держал за руку Камнеликий, побледнела так сильно, что даже её губы утратили свой цвет. Девушка смотрела прямо пред собой, не разбирая, где находится, ведь она считала, что сражение уже окончилось, и Божественноликий вышел из него живым.

Могучеродный встряхнул головой и рассмеялся:

– Наконец-то, наконец-то!

В руке у него был меч – Сонный Шип назвали его, и это был древний клинок. Теперь он выпустил его из рук, и меч повис на запястье, держась на кожаной петле, а сам воин захлопал в ладоши и громко, по-волчьи завыл, и все сыны Волка, что только были в войске, а с ними и жители Леса подхватили его клич. Затем он, прикрыв щитом голову, встал пред первой из ступеней. Смуглолицые же засмеялись, увидев, что на них вышел всего один воин, хотя в сердца их уже прокрался ужас смерти. Могучеродный победно засмеялся в ответ и поставил ногу на первую ступень, пронзив мечом горло одному из вождей смуглолицых, а затем бросился в толпу, рубя направо и налево и скидывая смуглолицых с лестницы, которая была узкой, словно тропинка, идущая вдоль утёса, висящего над неведомыми глубинами моря. Враги в ответ рубили и кололи нападавшего, но они стояли так тесно, что один меч задевал другой, и одно оружие служило щитом против другого. Смуглолицые шатались на опасном краю лестницы, а Сонный Шип жалил направо и налево, успокаивая их жаркую ярость. Как бы отчаянны ни были враги, сражаясь не на жизнь, а на смерть, всё же они боялись своего противника и моря гнева под собой. Они боялись сделать неверный шаг, а Могучеродный ничего не боялся. Он весь, от ступней, до кончика своего меча, был орудием убийства, и сердце его бешено колотилось от долго сдерживаемой ярости, только усиливавшейся, когда воин думал о Наречённой, о её ранах и о всех несчастьях, причинённых его народу смуглолицыми с самого Великого поражения.

Так он бил и колол, пока ему не показалось, что толпа врагов пред ним поредела. Головкой эфеса своего меча он ударил в лицо одного из вождей смуглолицых так, что тот свалился с лестницы прямо на копья воинов Дола, а затем Могучеродный пронзил Сонным Шипом грудь ещё одного воина, закрывавшего ему вход в зал, и тогда оказалось, что только один враг стоит у него на дороге. Воин поднял клинок, чтобы зарубить его, но ещё прежде, чем он опустил руку, прямо у самых его ушей прозвучал громкий клич:

– За Город и Лик! За Город и Лик!

Воин слегка отступил назад, взгляд его прояснился, и он увидел пред собой высокого Ликородного. Его длинный меч был обагрён кровью, а рядом, молча отдуваясь, стоял Божественноликий. Лицо вождя было бледно от свирепой ярости битвы и усталости, которая, наконец, одолела его. Трое воинов стояли на самом верху лестницы, а вокруг них не было ни одного живого.

Божественноликий обернулся к войску и прокричал:

– Знамёна, вперёд! Волк вернулся домой! В зал, о, божественный род!

Воины заполонили лестницу и толпой вошли в Чертог Волка, над их головами реяли знамёна. Первыми шли военный вождь, Могучеродный и Ликородный, за ними следовали трое освобождённых невольников: Волчий Камень, Божественный Пастух и Копейный Кулак, а с ними и Даллах. Даллах и Волчий Камень были ранены в битве. Затем все вместе вошли воины Лика и сыны Волка, принимавшие участие в атаке рыночной площади. С ними шли Камнеликий, Приручивший Лес и Лучница и вели с собой Лучезарную. Теперь она опять пришла в себя, хотя всё ещё оставалась бледной, глаза её горели, когда она переступала порог Чертога.

Внутрь вошло уже много людей, и у вошедших первыми было время, чтобы убрать оружие и оглядеться – у Могучеродного и других из тех, кто помнил, каким был этот зал в прошлом, вырвался яростный крик. Чертог, когда-то прекрасный, теперь стал жалок, его осквернили: шпалеры сорвали, расписанные стены замазали, и чужеземные убийцы намарали на них злодейские знаки. Пол, когда-то блестевший шлифованными горными камнями и устланный цветами, источавшими нежный аромат, выглядел теперь, словно логово троллей-людоедов из пустошей. С потолочных балок резного дуба и каштана свисали уродливые связки лохмотьев и безобразные символы волшбы смуглолицых. А дальше и выше всего, с последней из потолочных балок над возвышением, свисали тела четырёх воинов. Старейшие из сынов Волка сразу узнали в них набальзамированные тела четырёх своих славных вождей, что были убиты в день Великого Поражения. Воины вскричали от ужаса и ярости, увидев, как они раскачиваются под потолком в том же вооружении, в каком их видели в последний раз.