Со слугами-невольниками воины Дола были вежливы и веселы. Часто, когда те прислуживали, особенно если это были женщины, воины брали их за руки и, притянув вниз, вкладывали в рот кусочек чего-нибудь съестного или подставляли к губам бокал вина. Воины могли также погладить и приласкать их, во всём обращаясь с ними как с дорогими друзьями. Более того, когда кто-нибудь наедался, он вставал, брал за руку одного из невольников и сажал на своё место, подавая ему еду и вино и ласково разговаривая с ним, чему эти бедняги очень дивились и радовались. Первыми из-за стола встали Лучезарная, Лучница и Ликородный вместе со многими юношами и женщинами из числа воинов Леса. Встав же, они принялись обходить стол, обслуживая других.

Лучезарная сняла свои доспехи и ходила в котте, милая и прелестная. Лучница же оставалась в своей любимой кольчуге, которая была так хорошо сработана, что девушка совсем не ощущала тяжести. Впрочем, она всё же спустилась с Лучезарной и другими женщинами к чистому ручью неподалёку, где все они искупались и умылись. Раны Лучницы, совсем не серьёзные, осмотрели и заново перевязали, и девушка вернулась к столу уже без шлема, зато с венком ветреницы на голове.

Так они пировали. Сердца воинов исцелились пищей и вином, и если даже печаль примешивалась к их радости, то и радость, и печаль переносили они мужественно, ожидая славных дней в долинах у Корней Гор, любви и дружбы между народами и их домами.

Божественноликий не пошёл на луг, а остался сидеть на скамье на рыночной площади, где не было больше никого, кроме назначенных стражей. Они принесли ему немного еды и чашу вина, и вождь ел и пил. Теперь он сидел, положив поперёк колен Страж Дола, но не вынимая его из ножен. Казалось, он наблюдает, как невольники Серебряной долины уносят тела убитых врагов, снимая с них одежду и оружие, но на самом деле всё это мелькало пред его глазами, как какие-то чудные картинки, и не привлекало внимания. Он думал, и думал о многом. Сначала Божественноликий удивлялся тому, что сидит в Серебряной долине в час победы, потом он стал мечтать о мирной жизни в Доле и о спальне Лучезарной, убранной для невесты, затем ему вспомнилась его давняя подруга по детским играм, которая теперь лежала раненая в Серебряной долине. Сердце юноши сжалось от боли за неё, но ненадолго, и всё же мысль его осталась с ней: он представлял, как она будет жить и как вскоре обретёт счастье, счастье на многие грядущие годы. Об этом думал Божественноликий, сидя на скамье на Рыночной площади Серебряной долины.

Теперь поведаем о Могучеродном. От зала народных собраний он сразу отправился к тому дому, где лежала Наречённая. Юноша, принесший ему новости, пошёл с ним, гордый от того, что идёт рядом с таким могучим воином. По дороге он разговаривал с Могучеродным, но звук его голоса только докучал вождю, хотя он и делал вид, будто слушал. Подойдя к двери дома, стоявшего сразу за площадью, на южной дороге (а как раз там Наречённая пала на землю), Могучеродный не смог больше сдерживать своё горе. Повернувшись лицом к косяку и положив на него голову, он зарыдал так сильно, что слёзы полились дождём. Удивлённый юноша стоял рядом, желая, чтобы плач Могучеродного прекратился, но не дерзая заговорить с вождём.

Через некоторое время Могучеродный перестал плакать и вошёл внутрь, в красивый зал, сильно осквернённый врагами. В углу стояла кровать, на которой, укрывшись мехами, лежала раненая женщина. Сперва Могучеродному показалось, что она не такая бледная, какой он предполагал её увидеть, но лишь оттого, что её длинные тёмно-рыжего цвета волосы разметались по подушке. Голова девушки устало двигалась, поверх тела была накинута льняная простыня, но руки лежали поверх неё. Рядом с ней сидел Старейшина с очень серьёзным выражением лица, но не с таким, какое бывает у человека в глубокой скорби. Близ него стоял ещё один стул, будто кто-то только что встал с него. Больше в зале никого не было, кроме двух женщин Леса, одна из которых варила какое-то зелье в очаге, а другая рядом подметала с пола отруби или что-то похожее на них, чем пол посыпали, чтобы счистить кровь.

Могучеродный подошёл к Наречённой, страшась увидеть признаки приближавшейся к ней смерти и столь же сильно испытывая любовь к девушке, к той, какой она была и какой ей предстоит стать.

Могучеродный опустился рядом с кроватью на колени, не обращая внимания на Железноликого, хотя тот дружелюбно ему кивнул. Юноша наклонился к лицу девушки, но глаза её были закрыты. Так длилось несколько минут, а затем она открыла глаза и посмотрела на вождя без удивления, не меняясь в лице. Тогда, подняв правую руку (а ранена она была в левое плечо и в левый бок) и медленно положив её на голову юноши, она притянула его ближе и с наслаждением поцеловала, после чего засмеялась, и из глаз её полились слёзы. Слабым голосом она молвила:

– Ты видишь, вождь и дорогой мой друг, сегодня я могу стоять рядом с тобой в рядах победителей. Теперь, пусть даже я и пожелала бы, чтобы ты никогда не покидал меня, ты должен выполнять свой долг, ведь ты стал Старейшиной народа Серебряной долины. Да и если бы ты не ушёл от меня, то я, возможно, покину тебя. Я тяжело ранена, и знаю, да и знахари мне говорят, что близится лихорадка, так что вскоре я не узнаю тебя, а буду думать, что ты женщина или пёс, или даже тот самый Волк, предок вашего рода, или, может, кто-нибудь ещё, с кем я играла в ушедшие дни.

Голос Наречённой задрожал и прервался. Она замолчала на некоторое время, но потом продолжила:

– Иди же, добрый мой друг и любимый, и унеси с собой такое слово: если я должна умереть, то я зову своего родича Железноликого стать свидетелем моей просьбы. Положи моё тело на костёр в Серебряной долине, и пусть прах мой покоится рядом с прахом твоих отцов, где будет лежать и твой прах. Ведь я была в числе воинов, что помогали тебе вернуть землю твоего народа.

Девушка улыбнулась и, закрыв глаза, продолжила:

– Если же я останусь жить, на что я надеюсь – и как же рада, как рада я буду тогда! – то отнеси меня в свой дом и уложи на свою кровать, чтобы я могла уже не покидать тебя, пока длятся наши жизни.

Девушка открыла глаза и поглядела на Могучеродного. Он же какое-то время не мог говорить – в его душе радость боролось с печалью. Тогда Старейшина поднялся, снял со своей руки золотое кольцо и сказал:

– Это золотое кольцо божества Лика, я надеваю его на каждом народном собрании, соединяя народ с божеством. Сегодня я носил его в битве. Это священное кольцо. И раз уж вы решили обещаться друг другу, а я свидетель тому, то хорошо бы вам вместе взять это кольцо и призвать в свидетели божество, которое такой же родич Божества Земли, как и все мы. Могучеродный, возьми кольцо, я верю тебе. Из всех ныне живущих женщин этой женщине я желаю быть счастливой.

Могучеродный взял кольцо, просунул в него руку и, взяв руку девушки, произнёс:

– Предки, вы, божество Лика, божество Земли, Воин, будьте свидетелями в том, что жизнь моя и тело моё обещаны этой женщине – Наречённой из рода Вола!

Лицо его зарделось, когда он говорил, но, замолчав, он заметил, как слабо девушка держит свою руку. Лицо его осунулось, он робко посмотрел на неё. Но она лежала спокойно. Медленно, тихим голосом Наречённая произнесла:

– О, предки моего рода! О, Воин и божество Земли! Будьте же свидетелями в том, что я клянусь в верности этому мужчине: мне суждено лечь в его могилу, если я умру, и на его кровать, если буду жить.

Наречённая снова улыбнулась юноше, а затем закрыла глаза. Впрочем, она тут же открыла их и спросила:

– Дорогой друг, как же сегодня поживает Златогривый?

– Так хорошо, что нет никого, кто поживал бы лучше. Он бросался в бой, словно стал нашим предком Воином. Он великий вождь.

– Не передашь ли ты ему послание от меня? Напомни ему, чтобы он ни в коем случае не забывал о клятве, которой он поклялся на колечке, что лежало на солнечных часах в саду Лика. И скажи ему ещё: мне жаль расставаться с ним, жаль, что между нами встанут широкий дикий лес и горный хребет.