И вот, наконец, заговорил он мягко и сочувственно, и молвил:

– Скажите, сёстры, что за зло приключилось с вами, даже если речь идёт о смерти дорогой подруги и о том, чего уже не поправишь.

Тут заговорила красавица из клана Розы по имени Резвушка и молвила:

– Халльблит, рассказ наш пойдёт не о смерти, но о расставании, и, сдаётся мне, дело поправить можно. Были мы на взморье близ Корабельного Двора и Катков Ворона, и собирали мы морскую траву, и резвились промеж себя; и увидели мы неподалёку от берега корабль с обвисшим шкотом*, так что парус бился о мачту; но решили мы, что это – ладья Рыбоедов, и зла не заподозрили, но бегали себе и играли на мелководье в волнах прибоя, что плескались у ног наших. И вот, наконец, от корабля отделилась лодка и двинулась на вёслах к берегу, но и тогда не испугались мы ничуть, хотя отошли малость от береговой полосы и одёрнули юбки. А лодка пристала у того места, где стояли мы, и гребцы спрыгнули в воду и решительно зашагали по мелководью прямо к нам; и увидели мы перед собою двенадцать вооружённых воинов, могучих и грозных, с ног до головы одетых в чёрное. Тут и впрямь устрашились мы, и повернулись, и бросились бежать; но было слишком поздно, ибо отлив близился к нижней своей точке, и широкая полоса песка отделяла нас от того места, где привязали мы коней у кустов тамариска. Однако бежали мы со всех ног и добрались до гальки прежде, чем чужаки нас настигли; тут схватили они нас и швырнули на твёрдые камни.

И велели они нам сесть в ряд на гребне, и весьма испугались мы, но скорее позора, чем смерти; ибо недобрые то были люди, судя по их виду, и лицом весьма гадкие. Тут сказал один: «Которая из вас, девушек, будет Заложница из клана Розы?» Никто из нас не проронил ни слова, не желая выдавать подругу. Но снова заговорил злой человек: «Выбирайте же, увезём ли мы за море только одну или всех вас на нашем чёрном корабле?» Но и тогда промолчали мы, и тут поднялась твоя возлюбленная, о Халльблит, и молвила: «Лучше одну, чем всех; я – Заложница». – «Почему мы должны тебе верить?» – спросил разбойник. Она гордо взглянула на него и молвила: «Потому что я так говорю». – «Ты клянёшься?» – спросил он. «Да, – отвечала она, – клянусь знаком рода, в который войду; клянусь крыльями Птицы, что ищет Поле Павших». – «Довольно, – объявил воин, – ступай с нами. А вы, девушки, сидите смирно и не двигайтесь с места, покуда корабль не удалится от берега, ежели не желаете почувствовать укол стрелы. Ибо находитесь вы на расстоянии выстрела от корабля, а на борту у нас меткие лучники». И Заложница ушла с ними и не проронила ни слезинки, а мы плакали в голос. И увидели мы, как лодка пристала к кораблю, и Заложница поднялась на борт вместе с этими злодеями, и услышали мы, как перекликаются мореходы промеж себя, поднимая якорь и выбирая шкоты; и вот выдвинулись кормовые вёсла, и корабль заскользил по волнам. И один из злодеев согнул лук и пустил в нас стрелу, но упала она далеко от того места, где сидели мы, и смех негодяев загремел над взморьем. Мы же, дрожа, вскарабкались по откосу, а затем поднялись на ноги, и вскочили на коней, и поскакали сюда, и жалость к тебе разбивает сердца наши.

При этом слове вышла из дома родная сестра Халльблита и принесла с собою оружие, а именно: меч Халльблита, и щит его, и шлем, и кольчугу. Что до юноши, он молча вернулся к работе и насадил стальной наконечник на новое ясеневое древко, и взял молот, и вбил гвоздь, и положил оружие на валявшийся тут же круглый камень, и загнул гвоздь с другой стороны. Затем оглянулся он и увидел, что вторая дева привела к нему его вороного коня, уже осёдланного и взнузданного; тут облачился Халльблит в доспехи, и перепоясался мечом, и вскочил в седло, и сжал в руке новое копьё, и дёрнул повод. Но ни одна из дев не осмелилась заговорить с ним и спросить, куда направляется он, ибо выражение лица его, равно как и скорбь его сердца, внушали им страх. Так выехал Халльблит со двора и поскакал к взморью, и спустя мгновение остриё копья его сверкнуло над земляным валом, и услышали девушки цокот копыт по наезженной дороге; и всадник скрылся из виду.

Тогда призадумались женщины и обменялись несколькими словами, а затем разошлись, и одна пошла туда, а другая сюда – собирать воинов Ворона, что были в поле либо на пути к дому, чтобы те поспешили вслед за Халльблитом к взморью и помогли ему. И вскорости возвратились женщины, одна за одной, по двое и трое, ведя за собою разгневанных юношей; когда же набралось во дворе десятка два вооружённых всадников, они поскакали к морю, намереваясь спустить боевой корабль Воронов по каткам в море, и поспешить в погоню за разбойниками вод, и вернуть Заложницу, так, чтобы тут же положен был конец скорби и в клане Ворона и в клане Розы снова воцарилась радость. И взяли они с собою троих отроков пятнадцати зим или около того, чтобы отвели они коней домой, когда воины взойдут на Коня Бурунов.

Так они отбыли, а девы стояли в воротах и смотрели им вслед, пока всадники не скрылись из виду за песчаными дюнами, а затем скорбно возвратились в дом и сели там, тихо переговариваясь о своём горе. Много раз пришлось им пересказывать невесёлую повесть, по мере того, как люди возвращались один за одним с поля и с болот. А юноши прискакали к морю и обнаружили вороного коня Халльблита, что бродил себе среди кустов тамариска у прибрежной полосы; и сверху оглядели песчаную косу, и не увидели ни Халльблита, ни кого другого, и поглядели на море, и не увидели ни корабля, ни паруса на пустынной глади вод. Тогда спустились юноши к песчаной косе и разошлись в разные стороны, и половина направилась в одну сторону, а половина в другую, меж песчаных дюн и полосы прибоя (а прилив в ту пору прибывал), и шли до тех пор, пока мысы, рога залива, не преградили им путь. Когда же до захода солнца остался только час, снова сошлись они у Катков. И взяли они корабль под названием «Чайка», и спустили его по Каткам в волны, и вспрыгнули на борт, и поставили парус, и взялись за вёсла, и отошли от берега; а лёгкий ветерок дул в сторону моря от врат гор, что остались позади.

И прочёсывали они морскую равнину, как пустельга – заливной луг, пока не сомкнулась над ними ночь, а небо заволокли тучи, хотя порою и проглядывала промеж них луна; и ничего-то они не увидели на пустынной глади моря – ни паруса, ни корабля, ни чего другого, только плескались волны, да морские птицы кружили в небе. Засим они легли в дрейф за пределами залива и стали дожидаться рассвета. Когда же настало утро, они снова тронулись в путь, и обыскали море, и доплыли до внешних шхер*, и тщательно обшарили и их тоже; затем вышли в открытое море и плавали туда и сюда, вперёд и назад: и так продолжалось восемь дней, и за всё это время не заметили они ни корабля, ни паруса, кроме трёх лодок Рыбоедов близ шхеры под названием Чаячий Камень.

Наконец, возвратились они в Вороний залив, и поставили корабль свой на Катки, и уныло побрели назад, к дому, в стан Ворона, и решили, что на сей раз ничего более не могут они сделать для того, чтобы отыскать доблестного своего сородича и прекрасную его наречённую. И весьма горевали они; ибо этих двоих любили все. Но, поскольку ничем тут помочь было нельзя, они смирились и стали ждать, не принесёт ли чего смена дней.

А о Халльблите нужно сказать, что поскакал он во весь опор к взморью и с гребня песчаного отрога огляделся по сторонам, а внизу находился Корабельный Двор и катки его клана, и стояли там три боевых корабля: «Чайка», «Скопа» и «Орлан»*. Громоздкими и тяжёлыми показались юноше эти корабли: чёрные борта их омывали холодные, словно лёд, мартовские волны, а золочёные головы драконов с тоской взирали на море. Но сперва поглядел Халльблит вдаль, к горизонту, и только когда отвёл он глаза от той черты, где встречаются небо и море, не увидев ничего, кроме бескрайней водной глади, пригляделся он повнимательнее к Корабельному Двору; и тут приметил он, что чуть западнее на волнах прилива качается вниз и вверх незнакомый чёлн. Чёрный парус на мачте обвис и хлопал, ибо шкоты не были натянуты. А в челне сидел человек с ног до головы в чёрном, и на шлеме его играло и вспыхивало солнце. Тогда Халльблит спрыгнул с коня и зашагал по песку с копьём на плече; приблизившись же к незнакомцу, он наставил на чужака копьё и, потрясая им, закричал: