– Брат сыновей моего отца, как я могу отказать тебе в этом? Разве ты не сказал уже, что хотел? Что же ещё ты можешь добавить к услышанному мною?

– Ты говоришь правду. Могу я тогда поцеловать твою руку?

Уже без улыбки девушка ответила:

– Конечно, как и все мужчины, что могут называть себя моими друзьями. Ты ведь мой друг.

Юноша взял её руку и поцеловал, но не выпустил, а девушка не попыталась высвободить её. Луна ярко освещала их, и в её свете юноша не видел, покраснела ли Наречённая, но ему показалось, что на лице её отразилось смущение. Он произнёс:

– Было бы лучше поцеловать тебя в щёку и заключить в объятия.

– Мужчина сделает со мной это только тогда, когда я сама захочу, а так как ты мой друг, то, признаюсь тебе, подобного желания у меня нет. Подумай, как мало прошло времени с тех пор, как меня огорчила потерянная любовь.

– Если считать часы, то времени прошло мало, но за это малое время многое случилось.

– Знаешь ли ты, можешь ли представить, какой стыд я испытывала под взглядами моих родичей. Из-за сердечной боли я не дерзала глядеть в лицо ни одному мужчине. Мне казалось, он может увидеть мою скорбь.

– Я хорошо понимаю это, но ты не стыдилась, когда не так давно открыла мне свою печаль.

– Это правда, ты был добр ко мне. Похоже, ты стал для меня близким другом.

– Неужели ты причинишь боль близкому другу?

– О, нет, если возможно иначе. Но как быть, если мне не дано выбирать? Неужели тогда не будет мне прощения?

Могучеродный ничего не ответил. Он всё ещё держал руку девушки, а она и не пыталась высвободить её, а лишь сидела, потупив глаза. Через некоторое время юноша произнёс:

– Друг мой, я думал о нас с тобой. Послушай, если ты скажешь, что твоё сердце не наполняется нежностью, когда я говорю, что безумно желаю тебя, когда я целую твою руку, как целовал сейчас, когда умоляю позволить обнять тебя и поцеловать в щёку, как умолял сейчас – если ты скажешь так, то я сразу же возьму тебя за руку, отведу к шатрам рода Вола и распрощаюсь с тобой до окончания сражения. Скажешь ли ты так, положа руку на сердце?

– А если я не смогу сказать? Что тогда?

Могучеродный ничего не ответил. Девушка некоторое время сидела неподвижно, потом поднялась, встала пред ним и, глядя ему в глаза, произнесла:

– Я ничего не могу сказать тебе.

Юноша притянул её к себе и заключил в объятия, поцеловав в губы, а потом снова и снова стал осыпать поцелуями её лицо. Девушка не пыталась высвободиться, но, наконец, она вымолвила:

– И всё же ты должен сию минуту отвести меня обратно к моему роду. Когда же битва окончится, то, если мы оба останемся в живых, поговорим ещё раз.

Могучеродный взял девушку за руку и повёл к шатрам рода Вола. Сначала он ничего не говорил, ибо сомневался, что должен что-то говорить, но потом всё же сказал:

– Теперь для меня не всё равно, выживу я или погибну, однако ты так и не сказала, что любишь и желаешь меня.

– Ведь ты не будешь заставлять меня? Сейчас я вряд ли произнесу эти слова, но кто знает, что вырвется из моих уст, когда мы победителями будем стоять вместе с тобой в Серебряной долине. Много воды утечёт тогда.

Он кивнул:

– Да, это правда, и всё же я повторю – так много, так много прошло времени между тем, как я впервые увидел тебя в Доле и тем, когда ты узнала меня, но сейчас я не буду спорить с тобой – моё сердце ликует. Смотри, вот и шатры твоих родичей. Всех благ тебе!

– И тебе, нежный друг, – ответила девушка и, немного помедлив, взглянула на шатры, а потом вновь перевела взгляд на него и, положив руку ему на шею, притянула к себе его голову и поцеловала в щёку, и тотчас быстро и легко убежала.

Прошла ночь, и наступило утро. Божественноликий, по своей привычке, встал очень рано и, умывшись в Ознобном Потоке, в Купальне мужей, начал обход воинского лагеря. Все, кроме последней ночной стражи, ещё спали. Он переговорил с одним-двумя воинами, а затем поднялся в узкий конец долины, к началу тропы, ведущей в Серебряную долину. Там стояли часовые – юноша поговорил и с ними. Ему рассказали, что на тропе никто не появлялся, и он приказал подать рогом сигнал подъёма, как только на тропе покажутся бегуны, посланные вверх по проходу. Их расставили вдоль дороги на некотором расстоянии друг от друга, чтобы они передавали новости.

Оттуда Божественноликий направился к бражному залу и на подходе к нему увидел нарядно одетого воина, выходившего из дверей. Воин на мгновение остановился, чтобы оглядеться, а потом легко и быстро пошёл по направлению к юноше. И – вот чудо – это была Лучезарная, надевшая поверх котты длинную кольчугу ниже колен, на голову шлем, а на ноги башмаки из металлических пластин. Девушка подошла к Божественноликому, провела рукой по его щеке и золотым локонам (он был без шлема) и, улыбнувшись, произнесла:

– Златогривый, вы с Могучеродным просили меня носить доспехи. И вот – смотри!

Божественноликий сказал:

– Могучеродный благоразумен, как и я, впрочем, как и ты. Представь, что случайная стрела пронзит твою грудь и сделает меня скитальцем в этой жизни. Как я смогу смотреть на прекрасный Дол, не надеясь увидеть в нём тебя?

Она ответила:

– Сегодня у меня легко на сердце. Не кажется ли тебе это странным? Как-то ты сказал, что бессмысленно клясться у Кольца Судьбы с тем, чтобы потом не выполнить эту клятву. Я так не считаю. То, что ты называешь легкомыслием, это доблесть, которую мои предки вложили в моё сердце. Не думай, о Златогривый, не бойся, что мы умрём прежде, чем нам украсят брачное ложе.

Юноша хотел поцеловать её в губы, но она отстранила его и сняла с себя шлем. Положив его на траву, она сказала:

– Это не последний раз, когда ты целуешь меня, Златогривый, любимый мой, и всё же я жажду поцелуя, словно это последний поцелуй в моей жизни. Это священное желание поднимает меня выше страха и печали.

Юноша молча притянул её к себе, но прежде чем поцеловать, долго и очень пристально смотрел на неё, любуясь красотой её лица. В лице этом не было изъяна, словно оно было сотворено руками богов. Юношу охватило сильное желание, но прежде чем губы их встретились, из конца долины донёсся сигнал большого рога, и сразу же, по всей долине, до самых шатров, пронеслись ответные сигналы. Послышались голоса людей и звон оружия – воины радостно готовились к бою. Раздавались звонкие голоса женщин, торопившихся приготовить завтрак, прежде чем войско выступит в поход. Божественноликий и Лучезарная всё ещё держали друг друга в объятиях. Юноша тихо вымолвил:

– Мы выходим из Долины Теней, но как ты сказала когда-то, в нашу первую встречу здесь, мы не расстанемся. Ты пойдёшь со мной в битву.

Он взял её за руку и отвёл в дом Волка. Там они позавтракали, и Божественноликий вместе с Могучеродным и остальными вождями, не мешкая, стал готовить войско к походу.

До полудня оставалось часа три, когда первые воины ступили на тропу, ведущую вдоль берега реки из Долины Теней. Женщины, дети и те из мужчин, что не годились для сражений, стояли на том берегу, что был повыше, у самого подножия утёсов и смотрели, как движется воинство. Среди них было много жителей Леса, ставших теперь единым народом с жителями Долины Теней. Все они решили ждать новостей в этой долине, считая её безопасной после того побоища, что Могучеродный учинил смуглолицым, хотя Божественноликий и предлагал отправить их всех в город под охраной пятидесяти воинов и городских стражей.

Воинов Долины Теней набралось теперь две большие сотни без пяти. Пятьдесят из них были женщинами и ещё семьдесят юношами младше двадцати лет. Не часто можно встретить женщин прекраснее лицом и телом, чем те, что вышли тогда в поход, но при этом у всех у них были крепкие руки, и все они славились своей стрельбой из лука. А легконогие юноши так и рвались в бой, они, привыкшие лазить по утёсам долины в поисках гнёзд кречетов или других птиц да переплывать быстрое течение Ознобного Потока, были прекрасными скалолазами и пловцами. Тела их, крепкие и жилистые, были сильнее, чем у большинства взрослых воинов, от которых юноши не отличались и бесстрашием.