– Конечно, я передам ему твоё послание, – сказал Могучеродный, и сердце его возликовало, ведь он слышал: девушка говорит так, будто уверена, что останется в живых. Слабым голосом Наречённая произнесла:
– Теперь тебе нужно покинуть меня и заняться тем, что следует делать вождю народа и Старейшине Серебряной долины. Иди же, пока знахари не начали распекать меня. Прощай, мой дорогой!
Могучеродный прикоснулся щекой к её щеке и поцеловал девушку. Затем он выпрямился, обнял Железноликого и пошёл своей дорогой, не оглядываясь.
Сразу же за порогом он встретил старейшину Стражей Дола из дома Вола, который как раз собирался войти. Могучеродный по-дружески поприветствовал его. Старик спокойно посмотрел на него и сказал:
– Завтра или послезавтра я кое-что скажу тебе, о, вождь сынов Волка.
– В добрый час, – ответил ему Могучеродный, – ибо твои слова всегда правдивы.
И юноша вышел из дома и пришёл к Божественноликому, сидевшему у алтаря Кривого меча. Вожди уже вернулись с обеда и теперь сидели рядом с ним. Там же были Лесной Отец и Приручивший Лес. Лучница же осталась с Лучезарной, которая спокойно отдыхала на прекрасном лугу после всей суматохи.
Могучеродному уступили место возле военного вождя, который, взглянув ему в лицо, заметил, что тот серьёзен и не улыбается, хотя и не отягощён печалью. Божественноликий решил, что это должно быть связанно с Наречённой, и, ободрившись, принялся советоваться с остальными. Спокойные и дружеские речи произносились там, и никто не прекословил друг другу, ибо каждый в душе радовался.
Там были подобающим образом решены все дела на то время, а когда обсуждения подошли к концу, солнце уже село, и все разошлись по домам вождей вокруг рыночной площади.
Впрочем, хотя все ели с радостью на сердце и были радостны в беседах друг с другом, Сыны Волка ни в коем случае не хотели пировать в своём чертоге прежде, чем его почистят и вновь освятят.
Глава LI. Мёртвых относят на костёр. Зал народного собрания вновь освящён
На следующее утро сжигали убитых, с которыми положили тела четырёх вождей Великого Поражения. Павших отнесли к прекраснейшему лугу к западу от Серебряного города, где сложили высокий костёр. На этом лугу находились Кольцо Судьбы и тинг сынов Волка. Их освятили ещё после первого завоевания Серебряной долины, и место это считалось намного более священным, чем уже описанный Чертог Совета, в котором, на самом деле, не совещались. Скорее, это был пиршественный зал, в котором люди беседуют друг с другом и хранят драгоценности и знаки предков.
Луг, где проводился тинг, был покрыт густой травой и цветами. Мимо пробегал небольшой ручеёк, почти окружая это место кольцом, позади ручейка высилась прекрасная роща огромных древних дубов. Там и сожгли павших воинов, одев их в превосходные одежды. Пепел собрали, и жители Дола с пастухами решили оставить своих павших покоиться в Серебряной долине. Говорили, что у мёртвых есть право на такое гостеприимство, ведь они помогли отвоевать это место.
А когда сожжение завершилось, костёр потушили, а пепел собрали и погребли (а было это утром), знамёна Волчьей Пасти, Алой Длани, Серебряной Руки, Золотой Корзины, Зазубренного Меча и Волка Лесов с превеликой радостью и торжеством внесли в Чертог Совета и повесили над возвышением. Тогда, подставив солнцу диск ясного стекла, в священном очаге развели огонь, а потом все затянули пред знамёнами песню, и вот кое-что из того, что тогда пели воины:
Зачем вы идёте? Откуда? Куда?
И что это – радость? Лихая беда
В сиянье мечей? Что нам должно узнать?
О чём вы хотите сейчас рассказать?
Наш путь здесь к концу подошёл, и очаг
Священный согреет усталых бродяг.
Мы долгие годы стремились к нему
Чрез пустошь и лес, сквозь туманы и тьму,
И вот запоздалая радость в сердца
Пробилась. Мы долго родного лица
Не видели в странствиях – опытный враг,
Разбойник лихой, равнодушный чужак
Вставали порою на нашем пути,
Пока, наконец, не смогли мы найти
Потерянных братьев, которые нас
Просили остаться на день или час,
На год погостить, но долина звала,
Манила дарами, светла и мила.
Здесь стол мы для пира могли бы накрыть
И в залах усталые очи смежить.
Мы с братьями вместе отправились в путь,
Тяжёлый и грозный, и миг отдохнуть
Нам молнии, ветер и яростный гром
Не дали, а только кровавым дождём
С небес поливали, затмив бледный день.
Но вот отступила зловещая тень,
И горе поникло, когда сквозь туман
Долина открылась цветущая нам.
Мы мирно стоим пред тобою, Чертог
Грядущего Счастья, ты светел, высок,
Прими же приветствие воинов днесь,
И пусть разлетится отрадная весть,
Пусть пращуры наши придут посмотреть
На стяги – им вечно на стенах висеть.
Сегодня решается Волка удел.
Кружась, как и встарь, в небеса полетел
Клубящийся дым – сыны Волка зажгли
Священный Очаг. Пусть проносятся дни,
Мы голову прятать не станем теперь
Средь жизненных бед, огорчений, потерь,
Мы больше не бросим родные дома,
Пока не наступит конечная тьма.
Глава LII. О начале новых добрых дней в Серебряной долине
На третий день по всей долине началось великое торжество. Освобождённые невольники пировали, и им прислуживали освободившие их воины, и невольники едва верили своим глазам – такая радужная жизнь открывалась пред ними.
Все старались ничем их не огорчать, и они делали то, что хотели, ни в чём не чувствуя недостатка. Всего было вдоволь, притом многое было запасено ещё смуглолицыми: зерно, вино, масло, пряности, одежда и серебро. Имелись и лошади, во множестве было коров, овец и свиней. Земля одаривала всем: на пашнях рос хлеб, на склонах холмов цвёл виноград, в садах и вдоль дорог стояли сливовые, вишневые и грушевые деревья. Они сбросили свои цветы и теперь были увешены маленькими молодыми плодами. Прекрасные яблони ещё цвели, а ветви кривых каштанов раскидисто нависали над зелёной травой. Были сочные пажити для коней и скота, на холмах рос столь любимый овцами чабрец, а ещё дальше лежала чаща большого леса – неиссякаемый источник хорошей древесины: там рос ясень, дуб, падуб и граб. В Серебряной долине не было нужды, пока человек не подчинил человека, все были богаты, и для всего многочисленного народа хватало места.
Люди забирали то, что принадлежало им прежде прихода смуглолицых. Впрочем, сперва многие из освобождённых невольников пировали сверх мер. Некоторые не проявляли умений в обработке земли, но чаще встречались сообразительные и умелые, которые вскоре взялись за возделывание полей и за ремёсла. Более того, они очень любили своих новых родичей, а особенно жителей Леса, прилагая усилия во всём, что могло доставить им удовольствие. Те же, кто от многочисленных мучений последних десяти лет стал вялым и унылым, могли, по крайней мере, бегать по мелким поручениям. И никто не скупился ни в пище, ни в одежде для них, никто не отказывал им в крове над головой, даже понимая, что эта забота не будет оплачена, ведь все помнили о злых днях их неволи и знали, что человеку на этой земле отпущено не так уж и много дней.
