Кастор любил верховую езду на конях,
А Полидевк поражал красотою фигуры —
Часто его кулаки были в толстых ремнях[118].
761
Крепким умом обладали сыны Тиндарея —
Сильный отряд повели на Афины они,
Сам же отец не пошёл – ослабел он, старея,
Всё он доверил юнцам, не боясь западни.
Те привели свой отряд к стенам славной столицы
И предложили геронтам[119] вернуть их сестру.
Но без царя не решалась судьба чаровницы,
И афиняне затеяли с войском игру:
762
«Нам неизвестна судьба малолетней Елены,
Царь деву спрятал надёжно от алчущих глаз,
Зря штурмовать вам придётся высокие стены —
Прочь уходите, сестры не найдёте у нас!»
«Мы подождём деву здесь! – изрекли Диоскуры. —
Мясом богаты зелёные ваши луга!
Вам отсылать будем бычьи останки и шкуры —
Голод ума вам добавит, коль жизнь дорога!»
763
Лагерь спартанцы разбили, чтоб жить беззаботно:
Пища – на дивных полях, на дорогах – купцы,
Переговоры вели близнецы неохотно,
Зная, что многие люди у трона – лжецы…
Ночью в стене тихо скрипнула дверь потайная,
Чёрная тень проскользнула к большому костру:
«Братья, скажу, где живёт красота неземная,
Если на трон возведёте, то выдам сестру!»
764
«Кто ты такой?» – вопрошали лазутчика братья.
«Я – Менесфей, сын Петея! Моим станет трон!
Вынужден был я одеться в убогое платье,
Чтоб под луною в ночи быть чернее ворон!
Я убедить постараюсь всех членов Совета
Деву Елену вернуть через день или два —
В мненьях геронтов седых нет сейчас паритета,
Льются ручьём Гиппокрены старейшин слова!»
765
«Кастор, не хочешь ли стать ты Афинским тираном?»
«Нет, Полидевк! Я желаю увидеть сестру!
С нею вернёмся, близнец, мы к спартанским баранам,
А Менесфею доверим с Советом игру!»
Быстро исчез афинянин во мгле беспросветной,
С тайной надеждой вожди отходили ко сну:
«Только бы он был фигурою авторитетной,
Чтоб не пришлось нам вступать в затяжную войну!»
766
Утром собрался народ возле дома Тесея,
Где пребывала тирана спартанского дочь,
Слышалась громкая долгая речь Менесфея:
«Враг не уйдёт от столицы без девушки прочь!
Дева украдена в Спарте друзьями-царями,
Сам же великий Тесей был в суждениях строг,
И разбирался безжалостно он с бунтарями!
Надо впустить Диоскуров!» – вещал демагог[120].
767
«Дева прекрасна, друзья, как сама Афродита,
Будет она украшеньем столицы любой!
Но для Елены Афины – плохая защита!
Где тот супруг, предназначенный деве судьбой?
От красоты незаконной придут в город беды,
Голод стучится к нам в створки дубовых ворот!
В долгой войне без Тесея не видеть победы!
Надо быстрее решать, вы – разумный народ!»
768
Знать городская уже пребывала в тревоге —
Жаркое лето, без пищи начнётся здесь мор!
«Явную ложь не потерпят великие боги!
Выдать Елену скорее!» – был их приговор.
Жители вскоре впустили спартанцев в столицу,
К дому Тесея направив заморских бойцов.
Деву несла на могучих руках в колесницу
Пара красивых, как бог Аполлон, близнецов.
769
«Эфра! Любимая Эфра!» – кричала Елена,
Вышла с величием царская мать на крыльцо.
«Братья! Мать Эфра мне скрасила тягости плена…» —
Слёзы скатились из девичьих глаз на лицо.
«Можете взять мать с собой – город наш ей – чужбина!
Громко, чтоб слышал народ, произнёс демагог. —
В краже прекрасной Елены царица безвинна,
Станет чужим без царевны ей в доме порог!»
770
Медленно город покинула их колесница,
А Полидевк произнёс всем прощальную речь:
«Едет с Еленой наследная матерь-царица,
Сброшена демосом тень Победителя с плеч!
Люди! Теперь выбирать вы властителя вправе!
Я Менесфею хочу предложить царский трон —
Он не стремится к войне, к неоправданной славе,
Если б не он, понесли бы Афины урон!»
771
«Слава спартанцам и слава царю Менесфею!
Наша столица свободна, как горная лань!
Жизнь потечёт в ней подобно потоку Алфею,
Славный народ миновала напрасная брань!»
Жители города вмиг преклонили колена
Пред Менесфеем, как новым тираном Афин.
Так помогла демагогу невольно Елена,
Чья колесница неслась по дорогам равнин.
772
Вышел отряд близнецов из-за стен цитадели,
Слышался эхом в столице их радостный смех:
«Очень легко мы достигли намеченной цели,
Это для нас, молодых, несомненный успех!»
Жизнь афинян потекла полноводной рекою,
Вновь принимала столица заморских купцов,
Не вспоминали геронты Тесея с тоскою —
Мнили себя в «пантеоне» больших мудрецов…
Возвращение из Аида
773
Долгие дни просидев на удобном сиденье,
Думал невольно о жизни великий герой:
«Не приведёт ни к чему у скалы рассужденье,
Только сильнее срастусь с самоцветной горой.
Как мы живём? Словно факел, сгорают недели,
Света немного даём, превращаемся в дым!
В юности мы выбираем великие цели,
Глупо считая: подвластен весь мир молодым.
774
А Пейрифой? Жить хотел друг в сиянии славы:
Ради неё и решился на кражу скота,
Он – неизвестный герой Калидонской облавы,
Все остальные деянья лапифа – тщета.
Думаю, понял он глупость сего похожденья,
И осознал, что Кронид с нами был справедлив.
Всяк женокрад был достоин всегда осужденья —
Эвритиона-кентавра забыл друг лапиф…»
775
Голос знакомый прервал ход его рассужденья,
Словно услышал звук детства далёкого он,
«Это кумир говорит иль пришло наважденье? —
«Я возвращаюсь в Микены, где правит «муфлон»[121]!
Голос Геракла отчётливо слышу, о, боги!
Жаль, не могу я нисколько вращать головой…
Снова сойдутся, я верю, в одну с ним дороги…
Это Геракл – слышен голос его громовой!
776
Кто-то Алкиду сейчас говорит торопливо,
Также отчётливо слышен божественный бас!
О, неужели увижу в Аиде я диво?
Явно о нас с Пейрифоем ведёт он рассказ!»
Вспыхнули очи Тесея, наполнились влагой,
Сердце героя согрелось далёким теплом,
Встал собеседник Великого пред бедолагой
И указал на Тесея небрежно жезлом:
777
«Он согласился на кражу супруги Аида,
В этом деянье не виден его интерес…»
Но перебита была речь вопросом Зевсида:
«…Разве в том есть преступленье, ответь мне, Гермес?»
«Нет, невиновен, но было решенье такое —
Будет сидеть с Пейрифоем Тесей заодно!»
«Вам не понять, брат Гермес, наше горе людское,
Мелок для вас человек, как для птицы – зерно!»
778
Сердце Тесея, казалось, стучало кимвалом:
«Вот уж, действительно, равен кумир мой богам —
Не уступает Гермесу Алкид даже в малом,
Прямолинеен во всём и не склонен к торгам!»
Взял Богоравный десницу пленённого друга
И потянул на себя прочь от крепкой скалы,
Тело царя изгибалось, как ясень, упруго,
Вырвал трезенца Геракл, как бревно из смолы!
779
Долго не думая, он подошёл к Пейрифою,
Но оплошал полубог на герое втором —
Не рассказать никакой стихотворной строфою,
Как прогремел в подземелье раскатистый гром.
«Можно тебя похвалить за радушие сердца. —
Тихо промолвил Гераклу Олимпа гонец. —
Но ты услышал, надеюсь, ответ Громовержца?
