И подарила за службу царю колесницу —
Стала ненужной мне после убийства она!»
«Где он сейчас?» – «Раб уехал в леса Киферона,
Жил до сих пор у знакомого мне пастуха.
Если не спас от убийства владетеля трона,
То был отправлен подальше он мной от греха!»
316
«Быстро доставьте сюда!» – Прокричал я в волненье,
Сердце стучало в груди, словно медный тимпан,
В душу тревожную вскоре закралось сомненье —
Начал душить меня мойрой сплетённый аркан?
Люди на площади громко вели разговоры —
Тайна моя вызывала у них интерес:
На властелина бросали все искоса взоры —
Я отказался принять речь слепца наотрез.
317
«Вестнику царскому дайте пробиться к тирану,
Новость от матери есть для него у меня!» —
Так пробирался глашатай чужой сквозь охрану,
Сзади ведя за узду вороного коня.
«Я из Коринфа, от доброй царицы Меропы,
Просит сказать: «Ты остался теперь без отца!
Славный наследник, домой направляй свои стопы —
Ждут тебя мать, трон царя и покои дворца!»
318
«Я не поеду! – ответил глашатаю сразу. —
Ждёт меня там, как оракул сказал, западня —
С матерью в связь я вступлю, по его же рассказу,
Он и убийцей отца видел только меня!»
«Переживаешь об этом, властитель, напрасно!
Пусть ты – наследник, но сын для царя неродной!
В детстве с тобой поступили злодеи ужасно,
Ты во дворец принесён для спасения мной…
319
Юный, но смелый пастух убиенного Лая
Мне передал в те далёкие дни малыша.
Чувствовал я, что судьба у найдёныша злая —
Стопы пронзёны, к Аиду готова душа…
Ноги омыв и укутав несчастного в ткани,
Я устремился в Коринф, где царём был Полиб,
Взять к себе в семьи в пути предлагали пейзане,
Но передал властелину тебя я, Эдип!»
320
Помню свой крик: «Ты бессовестно лжёшь, чужестранец!
Твой монолог о рожденье моём – клевета!»
Вдруг я увидел: подходит с возницей посланец
И седовласый мужчина с обломком шеста.
Сердце забилось в волненье, как в неводе рыба,
Мысли смешались, как волны в проливе Босфор,
Чувствовал я, что на спину обрушилась глыба,
Перед народом не мог я стоять без опор.
321
Вестник воскликнул: «Смотрите на старого с палкой!
Он мне младенца тогда передал у горы!
Было бросать малыша одного ему жалко
Сразу бы умер ребёнок от ран и жары!»
Скрыться пытался старик за чужою спиною,
Краем плаща закрывая в морщинах лицо:
«Стал я невольно раздоров каких-то виною,
Только б меня не призвали взойти на крыльцо!»
322
Этот тяжёлый момент взбудоражил столицу,
Быстро на площади стихли людей голоса.
«Эй, старика пропустите ко мне и возницу,
Слышать хочу, кем вершились судьбы чудеса!»
Вспыхнул надеждой, подаренной мне Иокастой:
Лай ей сказал, преступление в тайне храня —
«Был тот ребёнок разорван волчицей клыкастой!»
Ужас деяний царя охватил вдруг меня.
323
«Старец, поведай, где взял ты больного младенца,
Как оказался ребёнок в пастушьих шатрах,
Был ли то брошенный сын бедняка-поселенца
Или другого кого? Не испытывай страх!»
«Вызван я был к властелину, причины не зная,
Но рассказал мне о деле дворцовый слуга,
Чадо я принял из рук разъярённого Лая
И поспешил убежать – жизнь была дорога.»
324
«Добрый Тесей, я направил свой взор к Иокасте,
Правду желая прочесть на красивом лице,
Но у судьбы оказался опять я во власти —
Не было дивной спартанки на царском крыльце!
Кстати, хочу вопросить, ты женат ли, властитель?»
«Бог виноделья невесту увёл!» – был ответ.
«В жёны спартанку бери молодую, правитель,
Знай, что у них увяданья и старости нет!
325
Я не жалею, что был на спартанке женатым —
Счастливо жил с Иокастой в покоях дворца!
И не считаю себя до сих пор виноватым,
Если убил я ответным ударом отца…
Люди в волненье кричали: «Позор властелину!
В жёны бессовестно взял он красавицу мать!
Песню нам спел здесь на зависть известному Лину[46],
Жизнью порочной унизил Фиванскую знать!»
326
Загнанным зверем ворвался в покои любимой,
Страшная сцена предстала тогда предо мной:
На оружейной стене видел тело родимой —
Петля из шёлка её унесла в мир иной.
Фибула[47] ярко сверкнула при солнечном свете,
С пола поднял золотую заколку жены:
«Кем же по правде тогда мне приходятся дети,
Дочери – сёстры, а братья родные – сыны?
327
О, Иокаста моя, ты и в смерти прекрасна!
Тайну ребёнка сокрыла при встрече со мной!
Зрячий слепец! Видеть горе такое ужасно!
Лучше от мира спасусь слепоты пеленой!»
С помощью острой заколки расстался с очами,
Кровь потекла по ланитам быстрей ручейка,
Что наполняется бьющими в скалах ключами.
Веришь, Тесей, и не дрогнула даже рука!
328
Вдруг закричал рядом воин из личной охраны:
«Залито кровью лицо у тебя, властелин!
Надо скорее промыть эти страшные раны!»
«В тьме рукотворной я буду отныне один!»
Сам для себя я избрал из столицы изгнанье,
Гибель искал на просторах родной стороны,
Лишь Антигона меня утешала в страданье,
Знаю, что Мойрами дни для меня сочтены!»
Смерть Эдипа
329
«После услышанной речи готов ли, властитель,
Грешника вновь пригласить ты в столицу свою?»
Славный Тесей отвечал: «Предоставлю обитель!»
«Я не пойду – жизнь моя у судьбы на краю!
Здесь мне дано завершить пребыванье на свете —
В роще Эринний нашёл я душевный покой,
Знаю, придётся мне плыть по загадочной Лете,
Скоро заплачет душа над последней рекой!
330
Жду от великих богов я предсмертного знака,
Жаль, не пришлось мне героем погибнуть в бою!
С просьбой к тебе обращаюсь из вечного мрака —
Выполни, царь, непреклонную волю мою!»
«Я обещаю исполнить последнее слово! —
Царь с уважением выслушал речь старика. —
Жизнь обошлась с неповинным чрезмерно сурово,
Эта трагедия в память войдёт на века!»
331
Старец вздохнул и продолжил заветные речи:
«В Фивы отправь под охраной моих дочерей.
Бремя позора упало на девичьи плечи,
Пусть им супругов отыщет Креонт поскорей!
Помощь моим сыновьям не нужна, повелитель,
Будет у каждого жизнь, как ручей, коротка!»
Вдруг расколол небо молнией Тучегонитель.
«Это божественный знак для меня с высока!»
332
Вмиг опустились все люди вокруг на колени —
Молнию с чистых небес снова бросил Зевес.
«Вижу я крыльев Танатоса чёрные тени,
Время пришло отправляться в загадочный лес!
Я попрощаться желаю сейчас с Антигоной,
Дочери младшей коснуться дрожащей рукой,
Дальше тебя поведу по дороге наклонной
К месту, в котором навек обрету я покой!»
333
Юный властитель окликнул наследниц изгоя:
«Девы, спешите услышать веленье отца!»
Чувство двойное тревожило душу героя:
«Скоро Танатос прервёт цепь мучений слепца…
Только за что был наказан страдалец невинный? —
Кару испытывать стал с первых дней на земле,
Путь к пониманью судьбы он прошёл очень длинный,
Но осуждён, чтобы сгинуть в неведомой мгле!
334
Жизнь у Эдипа – не только любовь или кубки,
Власть над народом, семья и с врагами борьба!
То, что случилось – расплата за предков поступки —
Выше желаний и воли довлеет судьба!»
Старый фиванец промолвил последнее слово:
