По каменистой тропе в направлении Фив.
Двинулся следом за ней я походкой спешащей,
Шёл, огибая возвышенный горный массив…
За поворотом увидел титанов созданье —
Лапы с когтями и тело огромного льва,
Женские груди свисали в поре увяданья,
Шею венчала прекрасной девицы глава.
256
«Остановись на мгновенье, прохожий спешащий!» —
Голосом звучным она поразила меня.
«Стань на огромный валун, предо мною лежащий,
Я на дороге для глупых людей – западня!»
Спорить не стал, водрузился на плоском граните,
Сердце стучало, спускаясь по телу к ногам,
Солнце за мной наблюдало, играя в зените,
Длинные волны катились к седым берегам»…
257
Вспомнил Тесей об ужасном затворнике Крита:
«Да, испытал перед зверем смятенье и страх!
Острым мечом это чудище мною убито,
А у пришельца имелась лишь палка в руках!
Кажется, в детстве я слышал от деда Питфея
Этот рассказ, что вещает мне этот слепец,
Только не помню, чем кончилась та эпопея,
Наверняка знал об этом погибший отец!»
258
«Выглядел я перед зверем, как мышь перед львицей —
Снова продолжил рассказ ослеплённый чужак. —
«Кто ты? – вопрос я направил ужасной «девице»,
Уж не попал ли на этой тропе я в просак?»
«Имя мне Сфинга, и послана я в наказанье
За прегрешенья насильника Лая-царя,
Есть у меня назначенье – людей истязанье,
Знай, бедный путник, я здесь пребываю не зря!
259
Я задаю всем прохожим простую загадку,
Не отгадавших её отправляю в Аид,
Тело глупца я съедаю, как гриф куропатку,
Иль отправляю отсюда в страну нереид.
«Много ли умных прошло мимо девы прекрасной?»
«Были попытки меня обойти по горе,
Только трусливость вела их к кончине ужасной —
Видишь ли белые кости на том пустыре?»
260
«Можешь загадывать, Сфинга – не кинусь я в гору,
После оракула в Дельфах мне жизнь не мила!
Я обречён на беду по Судьбы приговору,
Спрашивай всё, что угодно, исчадие зла!»
«На четырёх он стремится к началу рассвета,
Ходит на двух целый день до вечерней зари.
Скажешь ли ты: кто создание странное это,
Если имеет он в сумерках ног уже три?»
261
«Нервно стучал по граниту я тисовой палкой,
Ныло разбитое посохом толстым лицо,
Вдруг наделил меня кто-то с Олимпа смекалкой:
«Как этот старый обидчик взойдёт на крыльцо?»
Был благодарен я этой дорожной обиде,
Что опьянила догадкой меня, как вино:
Радостно крикнул найдённый ответ титаниде:
«То – человек, а иного и быть не должно!»
262
На четвереньках ползёт на рассвете младенец,
Днём – две ноги, и походка смела и легка,
К вечеру жизни он палки своей иждивенец,
Третья нога – это посох в руках старика!»
«Ты победил меня, юноша, точным ответом!»
Сфинга взлетела над морем быстрей журавля,
«В Тартар уйду – мне предписано это обетом!»
С грохотом сильным разверзлась пред нею земля…
Царь Фив
263
«Слуги! Несите скорее еду и напитки! —
Крикнул Тесей. – Апоклинтры[41] доставьте и стол,
Ткань благородного цвета и крепкие нитки —
Видите, старец, как герма – недвижим и гол!»
Пищей, вином подкрепись, путник, горем гонимый,
Только, отец, поднимись с этой почвы сырой,
Знай, что защитой моей ты до смерти хранимый —
Царство от Сфинги избавить мог только герой!»
264
«Шёл, поражённый увиденным землетрясеньем,
И размышлял: «Чем таинственный царь виноват?
Что посчитали титаны его прегрешеньем,
Сфингу из бездны прислали и взяли назад?
Так рассуждая, добрёл я до Фив незаметно,
Ночь наступила, приблизился Гипноса срок,
Долго стучал в крепостные ворота, но тщетно,
В город большой до утра я проникнуть не мог.
265
С первым нежарким лучом восходящего солнца,
Не торопясь, подошёл я к проёму ворот,
Траур увидев, спросил у раба-македонца:
«Что за беда, от которой рыдает народ?»
«Умер недавно наш царь по дороге в столицу —
Молвил, неспешно шагая, селянин в ответ. —
Видели люди с умершим царём колесницу,
Жаль повелителя нам, и наследников нет!»
266
Остановил меня стражник в воротах: «Откуда
Держишь свой путь налегке, человек молодой?
Нынче на многих дорогах опасно и худо,
Город великий опутала Сфинга бедой!
«Видел я Сфингу у моря, имел с ней беседу,
Глупой загадкой пугала девица меня!
Я одержал в поединке словесном победу —
В тверди исчезла она, как в огне головня!»
267
Стражник вскричал: «Поспешите сюда, горожане,
Помните, был накануне объявлен указ?
Шлите гонца во дворец, пусть стремительней лани
Он побежит, и Креонту доложит сейчас:
«Найден для Фив вместо Лая разумный правитель!
Юный герой нас избавил от Сфинги и зла,
Пусть он войдёт во Дворец и царицы обитель,
От Иокасты-вдовы принимает дела!»
268
Помню шумиху, восторги, призывы, собранье,
Людям понравился мой необычный ответ.
«Новый правитель пришёл! – прозвучало воззванье.
Он нас избавит от козней титанов и бед!»
Единогласно был выбран царём беотийцев,
Ночь ликованья провёл я в объятьях вдовы,
Значит, неправду вещал мне оракул дельфийцев,
Зря я в Коринфе наслушался пьяной молвы!
269
«Жив царь Полиб, нет угрозы для жизни Меропы,
Я никого не убил, как предсказано мне,
И не жалел, что направил в Беотию[42] стопы —
Счастье нашёл я в чужой, но прекрасной стране!»
Мысли такие меня обнадёжили крепко,
Царствовать стал я не хуже, чем сильный Сизиф,
Всех я держал в подчиненье и мягко, и цепко,
К повиновенью всё царство смекалкой склонив.
270
Междоусобные войны закончились вскоре,
Фивы под властью моей расцвели, как пион,
Гордость сияла в моём торжествующем взоре,
Под деспотией моей стал незыблемым трон.
Жизнь с Иокастой текла полноводней Алфея,
В зрелые годы была молодою она —
Женщины Спарты и в сорок прекрасней шалфея,
И в шестьдесят у них старость в глазах не видна!
271
В первые годы у нас появились два сына,
Следом жена подарила мне двух дочерей
В счастье и мире от жизни прошла половина,
Мы с Иокастой желали зреть внуков скорей…»
Грохот повозки нарушил теченье рассказа,
Слышались явно удары тяжёлых подков[43]
По тёмно-серой дороге из плит диабаза.
«Царские кони!» – послышался крик бедняков…
Незваные гости
272
Кинулись люди с дороги в поля врассыпную,
Видя, что правит возница легко лошадьми:
«Ветер недобрый принёс эту деву шальную,
Или напуганы кони царевны зверьми?»
«Кто на повозке примчался?» – спросил старец тихо.
«Это Исмена пригнала четвёрку коней!
Долгое время считал ты, что дева – трусиха,
Но оказалось, что братьев смелей и сильней!»
273
«Что от отца пожелала она, Антигона?
Разве мешаю сейчас процветанию Фив?
Я – нежеланная ныне в столице персона,
Или Креонт к бывшей славе моей стал ревнив?»
Спрыгнула ловко с повозки отцовской Исмена,
Вмиг оказалась страдалица возле отца,
Стройная, яркая, словно на небе Селена,
Стать бы могла украшеньем любого дворца!
274
«Горькие вести, отец, привезла из столицы:
Братья мои оказались на грани войны,
Наш Этеокл примеряет личину убийцы,
