236
Знатных людей призывал он к развитию флота:
«Крит без ужасного зверя практически слаб,
С маски правителя сорвана вся позолота,
Ни перед кем не склонятся Афины, как раб!»
Осуществлять стал афинский властитель реформы:
Объединил он в единый народ племена —
Так прекратились меж ними кровавые «штормы»,
И однородною стала большая страна.
237
Из поселений призвал он всю знать родовую,
Повелевая в столице им жить, как и он,
Тем прекратил победитель вражду вековую,
Всем сторонам приносящую только урон.
Он разделил на сословия всё населенье:
На благородных, пейзан[37] и людей ремесла.
Централизованной власти создал укрепленье,
Только в Афинах решались большие дела.
238
Чтоб избежать средь народных слоёв вырожденья,
Он объявил новый принцип – «открытых границ»,
Не подлежало в Афинах теперь осужденью,
Если везли женихи иностранных девиц.
В письменной форме представлены были законы,
Ввёл реформатор хожденье чеканных монет.
Но отказался от трона и царской короны,
Вместо царя учредил из архонтов[38] Совет.
239
Юноша принял верховную власть над войсками,
И соблюденье законов он взял под контроль,
Сам разбирался с жестокими бунтовщиками,
Чтобы унять от тоски неизбывную боль!
Думы лелеял Тесей о поездке к Алкиду,
Ехать ему не пришлось бы за горы-моря!
Только не любит Геракл посещать Арголиду
Из-за капризов Микенского труса-царя…
В священной роще
240
Надобно было правителю думать о многом:
Дальних походах, любви или верной жене…
Слуги вдруг весть принесли о страдальце убогом,
В роще Эринний[39] лежащем в болезненном сне…
«Кто он, откуда и кем так жестоко гонимый?» —
Властно спросил у слуги реформатор Афин.
«Видимо, это властитель, народом бранимый,
Вместо очей у бедняги в глазницах кармин!»
241
Медлить не стал Победитель с поездкой к дубраве,
Сам колесницу направил в божественный лес:
«Всё разузнаю об этой ужасной расправе,
Кто наказал старика, как могучий Зевес?»
Тёмно-зелёные лавры и с ними оливы
Щедро бросали широкую тень на шафран,
Мелких ручьёв были ясно слышны переливы,
Пряный сухой аромат источал майоран,
242
Возле огромного камня седого гранита
В царских лохмотьях лежал измождённый старик.
Тень от нависшего прямо над ним монолита
Темной вуалью скрывала измученный лик.
«В этой одежде несчастный бродил очень много,
Раны ступней говорят, что ходил босиком,
Значит, была очень длинной бедняги дорога —
Страшное что-то случилось с больным стариком!
243
Может, случайно увидел богиню нагую,
Как это сделал когда-то герой Актеон[40]?
Только послали несчастному кару другую,
Ищет по Аттике место спасения он?
Видно, не встретился старцу разумный и добрый
Царь, соблюдающий строго законы богов?
Впрочем, ревнивая Гера опаснее кобры,
Смертных полно, кто привык к языку батогов!»
244
Тихо раздвинулись ветви олив изумрудных,
И появилась девица с кувшином воды,
Слёзы увидел властитель в глазах её чудных,
Понял, что юная дева под гнётом беды.
«Рощу покинуть прикажете, юноша знатный? —
Робко и тихо спросила Тесея она. —
Выгонят нас, так сказал мне охранник привратный.
Нам в неизвестность дорога опять суждена?»
245
«Не торопись отвечать за меня на вопросы,
А расскажи лучше мне, что случилось у вас!
Не нанималась же ты к старику в водоносы?
Мне рассказали сегодня, что старче без глаз!»
Вздрогнуло тело бедняги, лежащее рядом,
Вырвал из сна старика повелительный бас,
Быстро окинул Тесей пробуждённого взглядом —
Пятна запёкшейся крови узрел вместо глаз…
246
Старец с трудом разомкнул пересохшие губы,
Жадно прильнул он к кувшину с холодной водой:
«Были со мной все цари неучтивы и грубы,
Будешь ли слушать меня, человек молодой?
Мойры судьбу уготовили эту с рожденья,
Чтобы слепым прошагал я по Аттике всей!
Кто ты, виновник усталой души пробужденья?»
«Царь я Афинский!» – спокойно промолвил Тесей…
Рассказ слепца
247
«Не заставляй меня молвить о жизни несчастной,
Буду тобою, правитель, за это я бит.
Скверного много хранится в балладе ужасной,
Целая цепь в ней невольно свершённых обид!
Несколько лет я брожу по дорогам Эллады,
Стал для слепца престарелого полдень, как ночь —
В городе каждом приходу бродяги не рады,
Принял давно бы Аид, не спаси меня дочь!»
248
Недалеко на дороге собрались зеваки —
В рощу войти запрещал олимпийцев закон,
Были готовыми броситься, словно собаки,
И разорвать осквернивших, как старый хитон.
«Я обещаю, не дам тебя, старец, в обиду,
Чем бы ужасным не полнилась жизнь чужака!
С этого дня мною взят будешь ты под эгиду,
Царский дворец обеспечит приют старика!»
249
«Выслушай, царь, как ужасна история эта!
Повествованье послужит уроком тебе,
Скоро узнаешь, как боги сживают со света,
Строго деянья свои подчиняя Судьбе!
Лучшие годы остались в Коринфе богатом,
Сыном единственным был у Полиба-царя,
Мне не пришлось бы делиться с сестрой или братом,
Но возмечтал о прекрасном грядущем я зря.
250
Был приглашён я однажды на пир властелином,
Слушали гости рапсода там несколько дней,
Много вниманья они уделяли былинам,
Не было темы для многих придворных важней.
Там прозвучала, как гром для меня эта фраза:
«Ты – не царевич, юнец, а чужое дитя!
Волею случая слышал обрывок рассказа
От пастухов я, на пастбищах горных гостя!»
251
Так говорил захмелевший старик из селенья,
Где проживали хранители царских коров.
Он заронил в мою душу тоску и сомненья,
В Дельфы пошёл я, оставив «родительский» кров…
Словно копьём ранил душу мою прорицатель:
«Кто ты, откуда – тебя волновать не должно!
Ты от рожденья ужасной судьбы обладатель —
В жёны взять мать и отца погубить суждено!»
252
Заворожённые люди придвинулись ближе,
Робко ступая по яркой зелёной траве,
Слушать желая, как тот, кто судьбой был обижен,
Начал рассказывать о непонятном родстве.
«Дельфы покинул в тоске я, не видя дороги,
В ужасе был, что убить суждено мне отца —
Добрый Полиб воспитал и поставил на ноги…
Я предпочёл тогда трудную жизнь беглеца!
253
Шёл я по горной тропе вдоль спокойного моря,
Высились слева отвесные скалы стеной,
Я рассуждал о грядущем, с желаньями споря,
Не представляя, что скоро случится со мной…
Вдруг позади я услышал и топот, и крики —
На колеснице спешил горожанин простой
С посохом крепким из дуба и в серой тунике,
Он возмущался возникшей у скал теснотой:
254
«Прочь уходи! Ты мешаешь моей колеснице!»
Плотно спиной я прижался к отвесной скале,
«Быстро езжай!» – крикнул старец седому вознице,
Посохом сильно ударив меня по скуле.
Бросился с кровью во рту на обидчика сразу —
Не оправданье, что был он почтенен и стар!
Стукнул я палкой его по виску и по глазу —
Право имею ударить в ответ на удар!
255
Вскрикнув, упал он на дно колесницы, летящей
