- А при дворе Его Темнейшества сплетничают, что наш супруг в любви неутомим и неистов, как дракон, - дразнит первый голос. – А он спящим притворяется всего-то после пяти раз. Стареет наверное, - притворное сочувствие мелодично переливается в оборотах эльфийской речи.
- Маленький наглец, - улыбка сама касается губ, и так не хочется открывать глаза и начинать новый день. Век бы лежать в нежных объятиях и слушать невесомые вздохи живого сада вокруг, журчание дальнего водопада, щебет птиц… Как же хорошо дома, где нет войны и крови, где тонкие руки возлюбленных ласкают медленно и осторожно, но кровь вскипает даже от простых прикосновений к плечам и груди.
Элл и Мор. Мор и Элл.
У счастья всего два имени.
Оба счастья, утомленные ночными безумствами, спали, уткнувшись тонкими носиками в шею с двух сторон, закинув стройные ножки ему на бедра и живот, оплетая руками, укрыв шелком роскошных волос.
Балтазар поймал себя на мысли, что за два года так и не научился просыпаться без щемящей тоски в груди, и всегда в первое мгновение, когда сон еще не отпустил полностью, возникает паническая мысль: «Один, снова один. Мертвы. Дома нет, и меня самого нет тоже». Но потом тихо причмокивает во сне полными розовыми губами Люциус, трется носом о плечо Северус и страх, ужас и горечь отступают ненадолго, чтобы на следующее утро вернуться вновь.
Время. Всем им нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что все хорошо.
Сладко потянувшись, Балтазар осторожно исчез из-под оплетших его конечностей принцев и направился в душ, планируя немного размяться перед поздним завтраком, а то того и гляди кошмары начнут мучить, как какую-нибудь нервную барышню.
***
Джеймс проснулся как всегда: одним сильным рывком сев на постели и обведя взглядом черных со сна глаз спальню.
Замок мессира. Безопасность. Лилит.
Тонкая рука соскользнувшая с его живота, когда он так резко перешел из сна в реальность, и теперь расслабленно лежала на белоснежной простыне. Так и не скажешь, что эти маленькие пальчики преспокойно вырывают кадык одним неуловимым движением, быстрым и неотвратимым, как бросок кобры. Любимая. Такая сильная и вместе с тем – уязвимая; капризная и твердая, прямая и изворотливая; до одури любящая своего мессира и сама не разобравшаяся в своих к нему чувствах. Нежная девочка и бесстрашная воительница, жена, любимая и просто веселая собеседница, знающая о Мироздании больше, чем кто бы то ни было.
А это еще что такое?
- Какого лысого дракла ты делаешь в постели с моей женой?! – инстинкты сработали раньше мозга, и сонно моргающий Сириус уже прижат к ближайшей стене абсолютно голым Джеем, а в кадык ему упирается уже известный нам жезл, увенчанный Тьмой.
- Сохатый, ты чего? – хрипит со сна Сириус. – Своих не узнаешь?
- Нет у меня таких своих, чтобы я с ними жену делил!
- Джи, - раздался с кровати капризный, такой любимый голос. – Оставь братишку, он не виноват. Ему было страшно ночью, мессир опять с магией не совладал.
- Сириус твой брат?! Я чего-то не знаю? Не ты ли еще вчера утром шипела, что отравишь его, если он ко мне сунется?
- Так он к тебе и не совался, Джи. А то, что брат – так это я образно, близкого кровного родства у нас нет. Мне кажется, мессир сегодня за завтраком расскажет нам интересную историю, - она гибко потянулась и поднялась с постели, и как была – обнаженная подошла к Джеймсу, обняла его со спины и мурлыкнула: - Отпусти его, пусть идет в душ, а мы с тобой займемся чем-нибудь интересным, да, мой сладкий?
- Ты с ним… Лил? – голос молодого некроманта был напряжен, в нем звучала боль и отчаяние, не укрывшиеся от Сириуса.
- Сохатый, спятил?! Да я бы никогда!
Но Джеймс не обращал на него внимания, глядя только на Лилит, которая разжала объятия и встала рядом.
- Нет, Джи. Ты мой, а я – твоя. Пока мы оба живы, так и будет. Помнишь?
Она откинула с плеча длинные волосы и показала уродливый рваный шрам, пересекавший нежную кожу. Джеймс отпустил Сириуса и потер собственное плечо с таким же «украшением», после чего обнял ее, зарывшись носом в волосы.
Сириус, о котором забыли самозабвенно целующиеся влюбленные, поспешно выскользнул за дверь, клянясь себе, что не станет мешать счастью друга, каким бы странным оно ни было.
***
За завтраком Сириус не знал, куда девать глаза в этом любовном гнездышке. Балтазар увеличил свое кресло, усадил рядом Люциуса и кормил его с рук, поил с губ и только что не вылизывал с ног до головы, постоянно касаясь то роскошных длинных волос, то обтянутых тонкой рубашкой плеч, то целуя измазанные в джеме губы.
Северус читал очередной талмуд, и ему явно было не до нежностей. Несколько раз демон честно попытался привлечь его внимание, но получил по рукам. На него нарычали на неизвестном окружающим языке, и только Лилит тихо фыркнула, оценив красочность речевого оборота Его Высочества.
Леди Принц и Малфой обменивались томными взглядами и весело щебетали по-итальянски, и из их разговора Сириус тоже ничего не понимал.
Джеймс и Лилит поедали очередную гадость из общей тарелки и целовались.
Блэку было тоскливо и одиноко. К Снейпу что ли пристать? Посмотрев на демона, который хоть и был увлечен Малфоем, но бдительности не утратил, юноша только тяжело вздохнул, отказавшись от этой идеи.
Но вот появился ушастый домовик, до боли знакомый Сириусу, и проквакал:
- Хозяюшка Блэк просит аудиенции у господина.
- Проси через пять минут, - повелел Балтазар, проводив жадным взглядом пересевшего на свое место Люциуса.