- Нельзя ли повидать его, любезный?

- Отчего ж нет? Проходите в дом, милости просим. Сейчас же доложу Его Сиятельству.

Тефан, сидевший у открытого окна на втором этаже, как раз над самым крыльцом, выглянул посмотреть, кто приехал, и вдруг замер, услышав до боли знакомый голос. Голос, который он так и не смог забыть. Не смог забыть, как ни старался…

«Да нет же, это невозможно! Мне показалось!» - подумал он, придерживая рукой гулко застучавшее сердце.

Офицер тем временем кинул поводья коня своим спутникам и пошел в крыльцо. Перед тем, как войти, он поднял голову, видимо осматривая дом, и Тефан увидел его лицо…

Граф слабо вскрикнул и отпрянул внутрь, судорожно сжимая на груди руки. Книга выпала из ослабевших пальцев и полетела на пол, он потянулся поднять её, - и тут же забыл об этом.

О, небеса! Альберт! ЭТО ЖЕ ОН! Это действительно КОРОЛЬ, ему не снится! Но как? Откуда? Почему он здесь?

За прошедшие одинокие годы Тефи не раз мысленно представлял себе возможную встречу с любимым, но то, что он почувствовал сейчас, не шло ни в какое сравнение с мечтами. Его охватила целая гамма самых разных чувств - от буйной радости до полной растерянности, близкой к панике. Он заметался по комнате, не зная, что делать, как вести себя. Как принимать Альберта, как с ним говорить? Каков он теперь? Кровь резко прихлынула к лицу, и щеки загорелись, потом вдруг так же быстро ушла вниз - и Тефан побледнел. Он побежал было из комнаты, но тут же вернулся, ноги задрожали и отказались служить, он закрыл глаза и в изнеможении рухнул на софу.

Под руку ему что-то попалось... Оловянный солдатик! Новая игрушка Аликса… Мысль о сыне придала Тефану силы и заставила действовать. Быстрее, времени так мало!

В небольшой библиотеке, примыкавшей к его будуару, суетился Теа, стирая пыль с книжных полок.

- Ах, Теа, оставь это! – отрывисто проговорил граф, следя за тем, чтобы голос звучал ровно, - быстрее беги, забери Аликса с Нанси, они играют в саду за гумном, и немедленно уезжайте к графу Стейну! Нет-нет, мне некогда объяснять, в чём дело, просто делай, как я велю!

- Но, Ваше Сиятельство, господин Аликс может отказаться, он же такой своенравный!

- Он не откажется, Теа, он давно просится показать внуку графа своих новых оловянных солдатиков. О, небеса, они же разбросаны у меня по всей мастерской, утром они играли там с Нанси, пока я работал. Да, кстати, вот еще один, нашел в будуаре, – он сунул в руку горничного игрушку, потом слегка подтолкнул его к выходу, - быстрее, Теа, собери всё в коробку – и уезжайте, с заднего двора! И позови ко мне Наста и всех с кухни, да тихо, по чёрному ходу!

- Да что стряслось-то, Ваше Сиятельство? Что за переполох?

- После, все после! Времени нет!

«Нет, я зря это затеял, все равно ничего не выйдет, - в нетерпеливом ожидании позванных думал Тефи, расхаживая по библиотеке, - совершенно невозможно, просто немыслимо за то короткое время, пока старый лакей скрипит по лестнице, поднимаясь ко мне с докладом, суметь скрыть все следы пребывания в доме пятилетнего ребенка! ОН ведь наверняка захочет осмотреть моё поместье!»

Тефан и сам не знал, почему так боится показать Альберту сына. Теперь, когда у короля родился долгожданный наследник от законного супруга, он вряд ли захотел бы увезти с собой бастарда, так что за Аликса граф мог бы быть спокоен. Однако он не мог знать мыслей государя и действовал скорей интуитивно, нежели осознанно, желая скрыть от него правду, тем самым обезопасив их общее с сыном будущее.

Поначалу, когда граф только вернулся в деревню из столицы, обида на любимого заглушала в его душе часть щемящей, неизбывной тоски по нему. Скорее всего, он просто не давал ей воли и всё тешил себя мстительными мыслями, что король никогда не узнает о сыне, а сам тем временем неосознанно ждал чуда; ждал, что Альберт приедет к нему, и тогда он всё простит ему, во всем признается и вернется с ним в столицу. Ему казалось, что он и на расстоянии имеет над ним некую власть, власть любящего и любимого омеги, и Аль не сможет забыть о нем. Но вместо этого пришло известие о королевской свадьбе, и Тефан потерял надежду, смирившись с поражением.

Вместе с надеждой ушла и обида, так, словно её никогда не было. А тоска осталась, мало того, она разрослась и окрепла, заполнив освободившееся место, и некуда было деться от неё, и не было средств бороться с ней, и с каждым днем она всё больше набирала силу, сжимая сердце и разрывая душу. Ничто не спасало – ни книги, ни домашние дела, и тогда Тефан прибегнул к испытанному средству - к рисованию. Долгими летними вечерами, светлыми и прозрачными, он сидел в своей мастерской и заполнял карандашными набросками лист за листом в большом толстом альбоме. Услужливая память подсказывала малейшие детали их счастливых встреч, и рука послушно скользила по бумаге, запечатлевая всю историю ушедшей навсегда любви, от первого дня до дня последнего... Он нарисовал всё, кроме последнего свидания на постоялом дворе при заставе. Вместо сцены прощания художник вдруг изобразил себя - грустного, одинокого беременного омегу, глядящего вдаль ничего не выражающим равнодушным взором.

Это был единственный нарисованный им автопортрет. Он совсем не понравился Тефи, и он хотел порвать его, но потом передумал, и рисунок остался, забытый между страниц альбома.

Потом родился Аликс, и ему стало легче. Он сам заботился о сыне, сам кормил из бутылочки, сам вставал к нему по ночам, когда малыш плакал, сам качал колыбель и пел длинные и протяжные народные песни, не раз слышанные им от молодых крестьян. Для соседей пришлось сочинить душераздирающую историю о том, как его жених, молодой красавец князь, погиб в цвете лет бессмысленной и трагичной смертью на охоте, как раз накануне брачной церемонии. Вопреки опасениям Марлина, разговоров о грехопадении Тефи было немного, его больше жалели, чем осуждали, к нему даже не раз сватались, закрывая глаза на ребёнка, но он неизменно отказывал всем претендентам на свою руку, словно боялся разрушить в душе ту хрупкую драгоценную память, которую он так бережно и так упрямо хранил.

Маленький Аль рос, и Тефан всё больше успокаивался, найдя, наконец, ту золотую середину существования, при которой ему было легко и спокойно. Князь Марлин совсем удалился от дел по ведению хозяйства, Тефи же, напротив, занялся поместьем всерьёз, вник во все тонкости и нашел в этом неожиданный интерес. Доходы возросли, прибыль утроилась, крестьяне были довольны. Жизнь устоялась, сделалась проста и размеренна, и ему не хотелось ничего менять в ней.