Толпа бросилась терзать мертвое тело, его секли мечами, кололи, а затем труп сбросили на тело Басманова, восклицая «Будьте неразлучны в аде! Вы здесь любили друг друга!». Яростная толпа схватила трупы и положила их близ Лобного места. Самозванец лежал с маской, дудкой и волынкой в знак любви его к скоморошеству и музыке. Тело Басманова положили на скамье, у ног Лжедмитрия.

Совершив главное дело, убив самозванца, бояре не дали на растерзание народа Марину. Пробужденная тревогой и шумом, не имея времени одеться, спрашивая, что случилось и где царь, узнав наконец о смерти мужа, она в беспамятстве выбежала в сени. Народ увидел ее, но не узнал и столкнул с лестницы. Марина возвратилась в свои покои. Здесь ее от убийства защитили русские бояре.

При первом же звуке набата воины окружили дома поляков. Паны беспечно спали. Мнишск-старший, его сын, князь Вишневецкий, послы Сигизмунда, угадывая причину и цель мятежа, спешили вооружить людей. Толпа кричала: «Смерть ляхам!». Все устремились в Китай-город, где жили поляки. Ярость, накопившаяся у народа, прорвалась. Били без сожаления и жалости. Сто человек нападали на одного! Ни оборона, ии бегство, ни мольбы никого не спасли. Поляки не могли соединиться, они предлагали именем Бога все свое богатство, но их рубили. Иссеченные, обезображенные, полумертвые, они молили только о жизни: но напрасно! В числе самых жестоких карателей находились переодетые священники и монахи. Они кричали «Губите ненавистников нашей веры!». Лилась и кровь россиян. Не тронув жилища послов Сигизмунда, народ подступил к домам Мнишека и князя Вишневецкого, которые отстреливались. Восставшие везли пушки, чтобы «разнести в щепки» дома знатных поляков. Но тут появились бояре и приказали прекратить убийства.

Мстиславские и Шуйские скакали на лошадях по улицам, усмиряя народ. Сам Василий Шуйский спас Вишневецкого, другие — Мнишека. Послам Сигизмунда было сказано, что царь, обманув Польшу и Россию, изобличил себя позорными делами и казнен народом.

Мнишеку сообщили, что он достоин казни, но народ его щадит, так же, как и его дочь. Ему позволили встретиться с Мариной во дворце, без свидетелей. Мнишек шел к ней сквозь ряды мечей и копий, обагренных кровью его соотечественников, но москвитяне смотрели на польского воеводу уже больше с любопытством, чем с яростью: победа укротила злобу.

В 11 часов утра все затихло. Люди, утомленные мятежом, спешили домой отдыхать и рассказывать в семейном кругу о чрезвычайных происшествиях.

Число жертв превысило тысячу, не считая раненых. Но знатнейшие поляки остались живы. Люди ошибочно умертвили и некоторых россиян, в угоду самозванцу носивших польскую одежду. Немцев щадили, ограбили только некоторых богатых купцов.

До самого вечера московские жители ликовали. Радуясь настоящему, они не думали о будущем. Настала необычно тихая ночь. В городе стояла мертвая тишина. Еще улицы дымились кровью, а народ покоился как бы среди глубокого мира, не имея ни царя и не зная наследника престола. Однако легко было предвидеть, кто возьмет власть силой и правом.

Смелый обличитель самозванца, глава народного восстания, князь из рода Рюрика, Владимира Мономаха, Александра Невского, второй боярин в Думе и первый любовью москвитян, мог ли Василий Шуйский оставаться простым царедворцем? В то время первым боярином был князь Федор Мстиславский — добродушный, честный, мужественный, смиренный и благоразумный человек, который не хотел слышать о державном сане и говорил друзьям: «Если меня изберут в цари, то немедленно пойду в монахи». Но вместе с Шуйским искал корону и Иоанн Голицын, гордясь своим происхождением от Гедимина Литовского.

19 мая 1606 г., во втором часу дня, звуки литавр, труб и колоколов возвестили столице о восшествии на русский престол нового царя. Бояре и знатнейшее дворянство вывели князя Василия Шуйского из Кремля на Лобное место, где народ приветствовал его как отца родного. Там еще лежало тело самозванца. Шуйский, подобно Годунову, хотел казаться скромным в предлагал, чтобы высшее духовенство прежде всего избрало архипастыря для церкви вместо лжепатриарха Игнатия. Новым патриархом стал митрополит Казанский Гермоген.

Москву расчистили от трупов. Тело Басманова отдали родственникам для погребения у храма Николы Мокрого. Труп самозванца, который третий день был предметом любопытства и надругательства на площади, вывезли и схоронили за Серпуховскими воротами, около большой дороги. Но судьба не дала ему мирного убежища и в земле.

С 18 по 25 мая в Москве стояли холода. Эти причуды природы приписали самозванцу. Его тело выкопали, сожгли и, смешав пепел с порохом, выстрелили из пушки в ту сторону, откуда самозванец пришел в Москву за славой!

Василий Иоаннович, происходя в восьмом колене от Дмитрия Суздальского, спорившего с Дмитрием Донским о великом княжестве, был внуком ненавистного Андрея Шуйского, казненного во времена юности Иоанна Грозного, и сыном Иоанна — боярина-воеводы, убитого шведами в 1573 г. под стенами замка Лоде.

Василий, льстивый царедворец Грозного, сначала явный противник, а после большой его угодник, а также тайный соучастник Бориса Годунова, достигнув царского трона, мог быть только вторым Годуновым: лицемером, а не героем добродетели.

Но чья судьба в русской истории сравнима с судьбой Шуйского? Кто с места казни вступал на трон? Шуйский славился разумом думного человека, столь удивительно начитанного для тех времен, что его считали волхвом.

Василий не имел благовидной наружности: был низкого роста, толст, несановит, смугл лицом, имел суровый взор, глаза красноватые и подслеповатые, широкий рот. Он имел холодное сердце, был чрезмерно скуп, но умел как вельможа снискать любовь народа честной жизнью, ревностным соблюдением древних обычаев, доступностью, ласковым обхождением.

Новый царь хотел отечеству добра, а россиянам — благоденствия. Василий дал клятву народу, но вместо признательности многие знатные и незнатные люди напомнили Шуйскому правило, установленное Иоанном III, что не государь дает народу клятву, а народ — государю.

Отменив нововведения Лжедмитрия и восстановив Боярскую думу, какой она была до его времени, Василий спешил известить всю Россию о своем воцарении. В храмах читали грамоты от бояр, царицы-инокини Марфы и Василия Иоанновича. Марфа уверяла народ, что ее сердце успокоено казнью обманщика.

1 июня 1606 г. совершилось царское венчание Василия в храме Успения. Корону Мономаха возложил на него митрополит Новгородский. Но в столице было уныние. Не было ни милостей, ни пиров, но опалы были. Сменили дворецкого князя Василия Рубец-Мосальского. Михаилу Нагому запретили именоваться конюшим, думного дьяка Афанасия Власьева сослали на воеводство в Уфу, двух важных бояр — Михаила Салтыкова и Богдана Бельского удалили, дав первому начальство в Ивангороде, второму — в Казани. Многих других сановников и бояр, не угодных царю, также выслали на службу в дальние города. У большинства из них отобрали поместья, чем Василий сразу нарушил данный им обет и вызвал неудовольствие.

Никто не дерзнул спорить о короне с Шуйским, но многие ему завидовали к порочили его имя, считая, что он не самовластный государь, а полуцарь.

Россия в течение чуть более года имела уже четвертого царя, пережила два цареубийства и не имела общего согласия на последнего избранника. Василию шел 60-й год, у него не было наследников, что тоже приводило народ в уныние и беспокойство.

Шуйский приказал перенести тело убитого царевича Дмитрия из Углича в Москву. Инокиня-Марфа просила у патриарха прощения. Из уважения к ее супругу Иоанну Грозному и сыну царица-инокиня была прощена.

Пленные польские паны были расселены по городам России: Мнишека с Мариной отправили в Ярославль, Вишневецкого — в Кострому, остальных —  в Ростов, Тверь и другие города. Послом в Польшу назначили Григория Волконского, которого Сигизмунд встретил холодно.